Коротенькое письмо заканчивалось словами:
«Милый Станислав Владимирович! Заокеанские украинцы очень высоко ценят ваши научные труды. В частности, профессор Старенький просил передать вам низкий поклон.
Ваш скромный ученик — Олекса Деркач».
Выходит, его трудами интересуется профессор Старенький!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Галинка примеряла уже третью шляпку. И все почему-то казалось, что ни одна из них не идет к ее новенькому светло-коричневому пальто. Девушка нервничала. Скоро пять, а она все еще дома.
Олена несколько раз заглядывала в комнату, но ничего не говорила, лишь поглядывала на свою любимицу и тайком улыбалась.
— Не знаю, что надеть, — с отчаянием промолвила Галинка, посматривая на две другие шляпки, лежавшие у нее на диване. Третью держала в руке, вертела ее во все стороны, будто пыталась убедить себя, что именно она более всего ей к лицу.
— А все потому, что у тебя их целый ворох. Да еще шарфы, платки. Потому глаза и разбегаются. Балует тебя отец...
Галя на одной ноге повернулась к старухе, обняла ее за шею.
— Не сердитесь на меня...
— Бог с тобой! — испуганно отступила Олена и по привычке перекрестила Галинку. — Такое скажешь!
Девушка уже не слушала домработницу, рылась в шкафу. Достала мягкий пуховый платок, повязалась, взглянула в зеркало и увидела там лукавое личико с лучистыми глазами. Повернулась туда-сюда, потом еще и еще раз — во все стороны. Нет, все-таки хорошо ей в платке. Лучше, чем в любой шляпке.
Вышла в коридор, встретилась с отцом. От неожиданности остановилась.
— Ты куда-то собралась? — спросил Станислав Владимирович.
— А ты?
— Кажется, я спросил первым, — сквозь смех заметил отец.
Галинка вспыхнула. Знала, — отец очень не любит, когда на его вопросы не отвечают прямо. Но что же ему ответить? Не скажет же она ему правду. Нет, не скажет, потому что идет на вокзал провожать Владимира.
— Я собралась в кино и очень спешу, — несмело сорвалось с ее уст.
— А я тебя не задерживаю, даже не спрашиваю, с кем ты идешь, — шутил отец. — Если спешишь, иди быстрее. А может, нам по пути?
Галинка не знала, как ей быть. Отец так медленно ходит. С ним она наверняка опоздает, а уже без десяти пять. И будет ли Владимир так долго ждать ее?
К огромной Галинкиной радости, в это время зазвонил телефон. Станислав Владимирович поспешил в кабинет. Галинка быстро отперла входную дверь, бегом спустилась по ступенькам, выскочила на улицу. Было почти пять. Она немного опоздает, но ведь девушке не к лицу приходить в условленное место первой. Однако ноги сами бежали.
Дошла до почтамта, оглянулась — Владимира нет. Прошлась до угла улицы, вернулась назад. Через каждые три — пять шагов оглядывалась по сторонам. А может, что-нибудь случилось? Почувствовала, как от одной неприятной мысли ей становится не по себе. «Так вот она какая, настоящая любовь? По правде говоря, много радости в ней, много и горя».
На этом тревожные мысли оборвались, потому что Галинка увидела Пилипчука, выходившего из здания почтамта. Хотелось подпрыгнуть, побежать, кинуться ему на шею. Сдержалась, даже замедлила шаги, Владимир заторопился навстречу.
— Пришла?
Он еще спрашивает. Разве она могла не прийти?
— А ты давно ждешь?
— С самого утра, — пошутил Владимир.
Подняла глаза, погрозила пальцем. Юноша на лету схватил ее руку. Весь сверкал радостью, светился ею. Они не замечали, что привлекают внимание посторонних, что на них смотрят прохожие.
— Может, сядем в трамвай?
— Лучше пешком. Успеем. Вещи со мной, — показал юноша на небольшой чемодан.
Станислав Владимирович еще утром пообещал Кипенко зайти к нему после шести. Хотел быть пунктуальным, но неожиданный телефонный звонок задержал его на добрых пятнадцать минут. И чей звонок задержал? Кошевского. Ни за что не возвратился бы в кабинет, если бы знал, что звонит именно Кошевский. И спросить, зачем звонил? Снова напрашивался в гости, снова обещал какую-то «гарантированную помощь». Просил разрешения зайти сегодня после девяти вечера. Едва нашел повод отказаться от встречи. Однако был уверен, что Кошевский все равно притащится. Выследит его на улице и войдет. «Но что ему нужно от меня? — размышлял профессор. — Неужели в самом деле он так заинтересовался документами о Галлере? Или хочет издать мои очерки? Но зачем все это понадобилось ему?»
Знал, что Кошевский никогда не брался за серьезные дела, поэтому и не верил в искренность его намерения написать диссертацию. Не напишет! Все это лишь разговоры ради разговоров.
— Но почему он так интересуется моей работой? — тихо спрашивал самого себя профессор. — Какие у него связи с Канадой? Неужели он в самом деле переписывается с профессором Стареньким? А потом еще эта записка от Деркача. Нет ли здесь какой-то взаимосвязи?
Станислав Владимирович помнил все свои разговоры с Кошевским. Каждый из них, собственно, сводился к стремлению Кошевского сблизиться с ним. Первый раз он намекнул об издании в Канаде очерков еще в начале осени. Зачем он тогда приходил? Узнать о его здоровье?
«Но почему он не пришел раньше? Кроме того, он приходил не один, — все с большим волнением размышлял Жупанский. — Это в тот вечер Калинка устроила скандал. Подняла настоящую бучу. Неужели она в самом деле что-нибудь заподозрила?»
Невеселые мысли не давали профессору покоя, пока он не зашел в здание горкома партии. Его сразу проводили в кабинет Сергея Акимовича. Но не успел он открыть дверь, как остановился будто вкопанный. Просто остолбенел от удивления — у стола Кипенко сидел Линчук.
— Прошу прощения, — попятился Станислав Владимирович. — Мне сказали, что можно...
У него, наверное, был очень растерянный вид, потому что Сергей Акимович быстро вышел из-за стола, взяв его под руку.
— Очень хорошо, что вы пришли. Я уже даже спрашивал о вас. Звонил домой, — говорил Кипенко, подбадривая профессора своей улыбкой. — Пожалуйста.
— Я, кажется, прервал ваш разговор? Я всегда попадаю не вовремя, — оправдывался Жупанский, посматривая на доцента.
— Нисколько! — решительно возразил Кипенко. — Наоборот, очень своевременно пожаловали.
Не подать Линчуку руки Станислав Владимирович не мог — это было бы бестактностью. И потом, что после этого подумает Сергей Акимович? Поэтому решительно подошел к Линчуку, поздоровался. Сделал это сдержанно, для виду, еще раз попросил у Кипенко прощения.
— А у нас никаких тайн, — объяснил секретарь. — Ваше участие в беседе будет очень полезным. Не так ли, Николай Иванович?
— Несомненно.
Станислав Владимирович не нашел что ответить, поэтому начал выбирать место, где бы сесть так, чтобы не смотреть на своего соперника. Однако Кипенко будто нарочно посадил его напротив доцента и теперь не сводил с них обоих глаз.
— Прежде всего хочу поблагодарить вас за лекцию, — промолвил секретарь горкома. — Рад вашему успеху.
— Очень благодарен, но ею не все довольны, — скромно заметил профессор, хотя на самом деле похвала Кипенко радовала его.
— Пусть будет так, Станислав Владимирович, — заметил Кипенко, воспользовавшись заминкой профессора. — Хотя, откровенно говоря, о недовольных мне абсолютно ничего не известно.
В глубоких глазах секретаря Станислав Владимирович видел искренность, доброжелательность.
«Но зачем здесь он?»
«Он» — это Николай Иванович Линчук, который сидел рядом и не вмешивался в разговор, лишь молча посматривал то на профессора, то на секретаря.
— Лекция ваша понравилась. А раз понравилась, надо ее прочесть и на других предприятиях. У меня здесь есть заявки от коллектива завода газоприборов, от обувщиков. А потом, может, захотите поехать в какое-нибудь село. Это было бы очень кстати...
Секретарь задумчиво улыбнулся, раскрыл зеленую папку.
— А то, Станислав Владимирович, вражеское подполье о вас настоящие басни распространяет.
— Обо мне? — удивился и даже немного испугался профессор. — Неужели я такая приметная персона? — попытался перевести свое удивление в шутку.