Гость малость смутился. Но отступать нельзя. Лучше идти на риск, чем отступать.
— Да, я ученик профессора Старенького. Я уже вам об этом писал. Ведь вы получили мое письмо, Станислав Владимирович.
Жупанский кивнул.
— Надеюсь, вы не обиделись, что я так, без предупреждения...
Станислав Владимирович не дал ему договорить:
— Мне очень и очень приятно...
Что говорил профессор дальше, Злогий не слушал. Для него было важно другое: эксперимент удался, все идет как нельзя лучше. О Стареньком Злогий имел весьма смутные представления: видел его несколько раз, читал некоторые его статьи, знал, что это свой человек. Следовательно, если Жупанский так хорошо отзывается о своем заокеанском коллеге, он либо плохо его знает, либо считает себя единомышленником Старенького. Значит, начало чудесное!
Станислав Владимирович познакомился со Стареньким в Париже еще где-то в начале 1918 года. Несколько лет переписывались, потом настали другие времена. Станислав Владимирович отошел от политики, забыл о Стареньком, как и тот, наверное, забыл о нем. И вот вдруг... Станислав Владимирович из деликатности не спросил гостя, как именно он попал в родные края. Об этом Злогий рассказал сам. Оказалось, его очень потянуло на родную землю. Продав за океаном скромное наследство, оставшееся после смерти родителей, добился разрешения возвратиться в Советский Союз.
— Визу выдали без лишних хлопот, ведь я не беглец! Мои родители выехали из Польши, а не из Советского Союза. Я никогда не мог забыть родной край, нашу Галицию. И вот, видите, прибыл, — закончил рассказ гость. — Я вас не очень утомил, Станислав Владимирович?
Жупанский широко развел руками.
— Нет, что вы, что вы!
Теперь нужно было начинать генеральное наступление. От этого зависит успех, за который заплатят большие деньги. Гость с волнением начал говорить о тоске по родному краю, о том, что после войны многие украинцы, как, между прочим, и русские, пожелали возвратиться из Канады и Соединенных Штатов Америки домой...
— А давно ли вы в нашем городе? — поинтересовался профессор.
— Как только приехал, так и сюда. Два месяца назад, Станислав Владимирович... Я извиняюсь, что так задержался с приветом от профессора Старенького, знаете, на новом месте всегда много хлопот. Пока устроился на работу, получил квартиру, потом узнал, где вы живете, и написал вам, а зайти смог только сегодня, да и то ненадолго. — Гость беспомощно развел руками.
— Благодарю, я ваше любезное письмо получил, — начал было хозяин, но возбужденный от радости гость и на этот раз не дал ему продолжить:
— Вы знаете, милый Станислав Владимирович, профессор Старенький очень просил меня спросить о вашей бесценной работе над очерками по истории Галиции. Когда именно эта работа увидит свет? Профессор Старенький очень и очень интересуется этим. Видите ли, профессор сам пишет монографии по истории Украины, правда, в основу своей книги он положил более отдаленные времена, но он очень и очень интересуется вашей работой.
Злогий видел, как у Станислава Владимировича все шире и шире раскрываются глаза. Значит, все идет как следует.
— Вы думаете, что украинцы Канады не следят за научной деятельностью профессора Жупанского? Не интересуются ею? Следят и интересуются, Станислав Владимирович!
Говорил быстро, наблюдая за впечатлением, которое производят его слова. А впечатление было самым приятным. Жупанский осанисто откинулся в кресле. Вот каков я, видите, словно бы свидетельствовал весь его вид.
— Ваша первая книга очерков издавалась в Канаде после войны по меньшей мере трижды. К сожалению, я не смог взять с собой ни одного экземпляра. Знаете, нам наговорили бог весть сколько о неприятностях на границе, в таможнях. Я, конечно, знал, что в этих разговорах больше выдумок, чем правды, но считал за благо быть осмотрительным. Но я напишу профессору Старенькому или лучше напишите ему сами, и он вам вышлет. Это будет лучше всего. А над чем вы работаете сейчас, Станислав Владимирович? Нет ли у вас намерения издать что-нибудь новенькое в Канаде, а потом уже в Советском Союзе? Как-никак, а приоритет зарубежного издания — вещь очень важная. Профессор Старенький даже согласится быть, при наличии вашего согласия, Станислав Владимирович, редактором. Вы понимаете, уважаемый Станислав Владимирович?
— Извините! — промолвил наконец Жупанский, все больше и больше удивляясь предложению Деркача. — Извините, но почему... Извините... не спросил, как ваше имя-отчество...
— Федорович, Олекса Федорович! Но вы, мой бывший учитель, называйте меня просто Олексой. Мне будет очень приятно...
— Хорошо, Алексей, пусть будет по-вашему. Но почему профессор Старенький не написал мне об этом сам? И кроме того...
— Боялся! — как из ружья выпалил гость. — Вы ведь читаете об Америке. Все эти агенты, ФБР... Они хозяйничают в Канаде, как у себя в Штатах. За связь с советским гражданином можно попасть за решетку, а то и вовсе исчезнуть. Профессор Старенький очень этого опасается.
Жупанский поморщился.
— Однако мне пора, Станислав Владимирович, — сказал гость, вставая с кресла. Он и в самом деле спешил, потому что боялся снова встретиться с дочерью профессора.
Станислав Владимирович не знал, как быть. Все еще сидел на своем месте и только удивленно щурился.
— Так что мне, с вашего разрешения, уважаемый Станислав Владимирович, передать профессору Старенькому, — вежливо склонил голову Злогий и, увидев, что Жупанский колеблется, подчеркнуто добавил:— На этих днях я отбываю в Москву, зайду в канадское посольство, там у нас с профессором Стареньким есть общий знакомый, украинец по происхождению. Стало быть, будьте уверены, учитель, я вас не подведу.
Всматривался в лицо Жупанского и улыбался так мягко, так почтительно, что профессор поневоле таял, словно воск на солнце.
— Я не совсем вас понимаю, Алексей Федорович, — неуверенно произнес Жупанский. — Вы хотите, чтобы я дал вам свою рукопись?
Злогий чуть не задрожал от радости — победа! Еще один натиск — и он добьется такой победы, о которой даже не мог подумать. Главное, не вызвать малейшего подозрения!
— Боже сохрани! — воскликнул он экзальтированно. — Лично я ничего не хочу. Прошу лишь сказать, что мне передать профессору Старенькому. Ведь профессор, а он и в самом деле уже очень старенький, так меня просил...
Станислав Владимирович колебался: может, сказать, чтобы пришел в другой раз? Потом какое-то странное стечение обстоятельств: Кошевский тоже просил рукопись для печати в Канаде, обещал помощь, и этот обещает. Не будет ли от этого неприятностей? Может, ныне это не разрешается? А впрочем, что здесь преступного — послать знакомому ученому свой труд, услышать его мнение.
Злогий не дал профессору ответить отказом, спросил:
— А велика ли ваша работа по объему?
Жупанский подошел к этажерке, достал толстую голубую папку.
— О, это капитально! Капитально! — начал восклицать Злогий.
Через несколько секунд рукопись была уже в его руках! Теперь он ее не выпустит... Но лучше все сделать по доброму согласию, и тогда имя старого ученого будет служить дорогому для его, Злогого, делу... Потекут деньги.
Злогий даже облизнулся, представив, сколько денег он получит за рукопись, которую держит сейчас в руках. Теперь он знает, на какой полке лежит работа, в какой папке. Было бы желательно, чтобы этот старый осел дал монографию хотя бы на один вечер.
— Как же мне быть, глубокоуважаемый Станислав Владимирович? — слащаво спрашивал гость. — Может, с вашего разрешения, я возьму рукопись на два-три дня, перепечатаю, и один экземпляр дипломатической почтой отправим профессору Старенькому? Уверен, что он будет вам премного благодарен. Согласны, Станислав Владимирович?
Жупанский не успел ответить, как гость уже раскланялся и направился к двери.
— Сначала я должен посоветоваться, кое-что выяснить. Видите, меня и так критиковали в газете, в университете. Я бы не хотел, чтобы это повторилось, — и профессор решительно протянул руку, желая забрать рукопись.
