В ответ Вилла молча захлопнула блокнот и убрала ручку в карман.
— На ближайший месяц назначено рассмотрение дел по четырем банкротствам, — сухо ответил банкир. — Ей-богу, я пытался помочь этим людям, но не все в этом мире в моих силах.
Сунув руки в карманы, Том Фритс сменил тон на менее официальный и поинтересовался:
— Видела уже этого парня из Нью-Йорка? Ну, ты понимаешь, о ком я… Представителя Книги рекордов.
— А какое он имеет отношение к…
— Мы с ним сегодня поговорили по поводу Уолли и его самолета. По правде сказать, этот Джон Смит показался мне человеком весьма разумным и предприимчивым.
— Том, вы же банкир. Как вы могли попасть на его удочку? Уверяю вас: этот человек — жулик. Вскоре вы сами в этом убедитесь.
— Да ты хоть подумай хорошенько над тем, что он предлагает, — перебил Виллу Том Фритс. — У нас ведь город почти вымер. Ничего не осталось, никаких заводов, никаких производств. Где сыроваренная фабрика? Нет ее. Где завод «Идеальный цемент»? Тоже закрылся. В каждом городе есть хотя бы что-то свое, что-то особенное, интересное. В Ред-Клауде — музей Уиллы Кэсер. В Омахе — крупнейшая выставка почтовых марок. По соседству с Минденом — реконструированный поселок первых переселенцев. Кокер-Сити — и тот разжился какой-никакой достопримечательностью: у них чуть ли не самый большой в мире моток шпагата. У нас же нет ровным счетом ничего.
— Это неправда, — возразила Вилла. — За нами сто двадцать пять лет…
— Это все история, дочка, история. Нет у нас ничего, и мы должны это признать. Нам нужна помощь, нам нужно будущее. Появись у нас мировой рекордсмен в чем бы то ни было — и, считай, нас заново отметят на карте мира. Я, конечно, не стану утверждать, что мировой рекорд Уолли Чабба поможет остановить упадок фермерских хозяйств или предотвратит снижение цен на сельскохозяйственную продукцию, но тем не менее…
— Ушам своим не верю! — Против своего обыкновения, Вилла позволила себе перебить старшего по возрасту. — Неужели вы, человек более чем разумный, проглотили эту наживку вместе с крючком, леской и поплавком?
«Похоже, этот Джей-Джей Смит действительно знает свое дело», — подумала Вилла. Ему удалось убедить в своей правоте даже самого богатого и влиятельного человека в городе. Если Том Фритс на твоей стороне — считай, ты можешь сделать все, что захочешь.
— Подумай лучше о своем отце, — сказал Том. — Представь, как бы он отнесся ко всему этому. Когда он покупал газету, Супериор был растущим, перспективным городом. Через наш железнодорожный разъезд проходило пять линий. У нас были две гостиницы, а главная улица хорошела день ото дня. Да что там магазины и рестораны! Вспомни хотя бы «Экспресс», каким он был в годы твоего детства: каждый выпуск — в мой большой палец толщиной. И что осталось? Ты же за гроши распродаешь рекламную площадь и печатаешь объявления просто для того, чтобы чем-то занять страницы газеты.
Прежде чем Вилла придумала, как ответить на эти обидные слова, раздался очередной удар молотка аукциониста. Прекрасное коровье стадо, принадлежавшее Баду Стэку, перешло в собственность кого-то из окрестных фермеров, и вновь — за жалкие гроши.
— Подумай, Вилла, — повторил Том, кивнув журналистке на прощание. — По-моему, от этого мы все только выиграем.
Ночь для охоты выдалась что надо. Было тепло и сыро. В кустах стрекотали цикады, пробивавшаяся сквозь облака луна заливала мягким прозрачным светом озеро Лавуэлл.
Полностью экипированные и вооруженные, Уолли и Нейт шли по знакомой тропинке, которая вилась через береговую рощу, казавшуюся в темноте дремучим лесом.
— Отличная ночка, — сказал Нейт.
— Лучше не придумаешь, — отозвался Уолли.
Он привычным движением протянул руку к нагрудному карману разгрузочного охотничьего жилета и нащупал указательным пальцем крышку от банки майонеза «Хеллманн». За долгие годы использования с этого жестяного диска сошла почти вся краска, а кое-где он даже покрылся налетом ржавчины. Впрочем, крохотные дырочки, пробитые в крышке, равно как и перемычки между ними, оставались в целости и сохранности, а значит, старую майонезную банку с удобной крышкой не было смысла менять на что-то поновее. Эта банка была их спутницей с самого детства. Сначала, еще совсем мальчишками, они ходили на такую охоту просто для развлечения. Позднее, уже подростками, они обнаружили, что за добычу можно выручить деньги: цент за штуку или семь с половиной долларов за унцию. Полученные гроши обычно тратились на пиво — разумеется, втайне от родителей. Ну а потом, когда друзья выросли и Нейт стал учителем в школе, охота вновь стала для них приятным отдыхом, а заодно способом пополнить коллекцию наглядных школьных пособий.
Уолли всегда любил эти вечера и ночи, проведенные на берегу озера. Это были самые спокойные, самые безмятежные часы в его жизни. Впрочем, сегодня тревожные напряженные мысли не отпускали его даже в этом царстве покоя. Ну что ты будешь делать с этим чертовым рекордом? Забыть бы о нем хоть ненадолго, но не получается. За прошедший день телефон звонил, наверное, раз десять. Друзья и знакомые звонили Уолли, чтобы сказать, что надеются на него, что, по их мнению, он, видите ли, самый настоящий спаситель города. Наконец и родители Уолли смогут гордиться сыном.
Два приятеля остановились на поляне, выходящей одним краем на берег озера. Ночную тишину нарушал лишь слабый плеск воды. Уолли подошел к краю берега, ополоснул лицо и, посмотрев на наручные часы (дешевый «Таймекс», естественно), объявил:
— Я так понимаю, сейчас у нас по Фаренгейту ровно восемьдесят один градус.
— С чего ты взял?
— Я вывел свое собственное температурное уравнение, — с видом ученого, делающего доклад на конференции, заявил Уолли. — Суть дела такова: берешь сверчка, засекаешь, сколько раз он прочирикает за четырнадцать секунд, и к этому числу добавляешь сорок. Вот тебе и температура воздуха.
— На прошлой неделе, сколько я помню, ты предлагал добавлять не сорок, а двадцать.
— А я разве спорю? Это было специальное уравнение для той недели. Тогда было двадцать, теперь сорок. Тебе-то какое дело? Главное, чтобы температура совпадала с той, что градусник показывает.
Друзья рассмеялись.
— Ну что, ты сегодня ловишь или мигаешь? — спросил Нейт.
— Мне все равно. Сам решай.
— Хорошо, тогда ты мигай, а я ловить буду.
Нейт протянул другу что-то вроде сделанной из подручных материалов удочки с батарейкой, закрепленной на удилище вместо катушки с леской, и маленькой лампочкой, примотанной скотчем на самом кончике.
— Ну что, по-моему, пора, — сказал Нейт. — Чует мое сердце, они появятся с минуты на минуту.
— Я готов, — безучастным голосом произнес Уолли.
На самом деле в его голове бушевал настоящий ураган мыслей и эмоций. Готов? К чему готов? К тому, чтобы поставить какой-то дурацкий мировой рекорд? Готов к тому, чтобы всю жизнь гнаться за тенью Виллы? А готов ли он на самом деле к тому, что в один прекрасный день она ответит на его чувство взаимностью?
Вскоре друзья увидели в темноте первую светящуюся точку. Затем чуть в стороне мелькнула другая, и вот уже в ночной воздух разом поднялись сотни и сотни светлячков.
— Ну, поехали, — скомандовал Нейт.
Уолли водил удочкой из стороны в сторону и быстро-быстро нажимал на кнопку самодельного выключателя. За долгие годы охоты друзья перепробовали самые разные режимы и темп мигания и уже давно раскрыли тайный код светлячков, который, по всей видимости, обозначал у них готовность к спариванию, служил своего рода брачным сигналом, которым пользуются самцы для привлечения самок. В общем, что-то вроде «эй, детка, хочешь позабавиться?», переданное световой азбукой Морзе в кромешной тьме.
В школе Уолли учился неважно. По биологии у него была неизменная «тройка», иногда с минусом, а иногда без. Впрочем, за долгие годы про светлячков он выучил все, что ему было нужно. Итак, светлячки принадлежат к отряду жуков, а их свечение обусловлено особой ферментной (если совсем по-научному, то энзиматической) реакцией, происходящей в их организме. Помимо термина «энзиматический», Нейт любил употреблять еще одно мудреное слово: «биолюминесценция». «Ну и словечко, язык сломаешь», — дивился Уолли. Неужели нельзя как-то попроще выразить словами распространенное природное явление — свечение живых организмов? Вот и Вилла была для него своего рода светлячком во мраке жизни, таинственно мерцающим, зовущим куда-то… Все метафоры, которые использовали поэты по отношению к светлячкам, как нельзя лучше подходили к той роли, которую играла Вилла в жизни Уолли. Она действительно была для него живым — или нет, скорее, живительным — светом или маяком.
