Амина неожиданно заплакала. Она молча смотрела куда-то в сторону, а слёзы тихо, но неудержимо катились из её красивых глаз. Поповичу стало не по себе — больше всего на свете он не любил женских слёз. Особенно, когда плакали такие симпатичные женщины. Особенно, когда они плакали по такому дураку мужу.

— Да не расстраивайтесь вы, Амина, — пробормотал он, смешавшись. — Ну что вы, в самом деле? Ему это только на пользу пойдёт, честное слово! Посидит несколько дней, ума наберётся, подумает над своим поведением — сразу шёлковым станет, вот увидите! Да что ж вы всё плачете-то?

— Извините меня, Семён, — прошептала Амина, аккуратно промокая глаза крохотным платочком. — Извините…

— Ох ты, боже ж ты мой, — тяжело вздохнул капитан. — Ну неужели он вам так уж нужен, ваш Фёдор? Отдохнули бы вы лучше от него. С недельку…

— Дочка спрашивает, — негромко сказала Амина. — Где папа, да где папа. А что я ей скажу? Да ещё не сегодня-завтра по двору слухи пойдут, соседки уж постараются, а там и доброжелатели найдутся — шепнут девочке, что папа в тюрьме, а что я смогу ей ответить? Единственный способ — это предъявить папу.

— Ладно, Амина, — крякнул Попович, подумав. — Исключительно ради вашей красоты.

Он поднял трубку телефона и набрал номер.

— Алло! Жень, ты? Привет, Попович беспокоит. Зайти сможешь ко мне? Да так, обсудить кое-что. Только пришёл? Да нет, не спеши тогда. Оʼкей, давай через пятнадцать. Договорились, — капитан положил трубку на место и посмотрел на Амину.

— Значит так, Амина, — сказал он серьёзно. — Следователь, который сейчас придёт сюда, — мой друг. Его зовут Евгений Модестович, можно просто Евгений. Я думаю, что мне удастся уговорить его выпустить вашего лоботряса под подписку о невыезде, только вы мне должны немножко помочь. У вас есть с собой деньги?

Амина торопливо закивала и полезла в сумочку.

— Да что ж вы, в самом деле, — разозлившись, остановил её движение Семён. — Дослушайте сначала!

Амина отложила сумочку и с такой надеждой посмотрела на Поповича, что ему стало неловко.

— Женька у нас большой любитель коньяка, — начал объяснять задание капитан. — Так что сходите пока в магазин и купите ему бутылочку чего-нибудь поприличнее. А я, пока вы ходите, начну его аккуратно подталкивать на нужную нам лыжню. Когда вы вернётесь — тут-то мы его втроём и захомутаем.

— А почему втроём? — удивилась Амина. — Будет кто-то ещё?

— А как же? — радостно воззрился на неё Семён. — Вы, я и коньяк! Женьке ни за что не устоять, — и он так задорно подмигнул Амине, что та не выдержала и рассмеялась.

С резко поднимающимся настроением Амина побежала в магазин, а Попович остался дожидаться «великого и ужасного» Евгения Модестовича.

Когда Амина вернулась, следователь уже сидел напротив капитана и о чём-то повествовал, оживлённо жестикулируя. Обернувшись в сторону открывшейся двери, он вскочил, картинно округлил глаза и вскричал:

— Боже мой, Семён! А ещё друг называется! Таких умопомрачительных свидетельниц у меня уводишь! И кто ты после этого? — он помог Амине раздеться и провёл её до стула. Она села, чувствуя себя непривычно под двумя красноречивыми взглядами.

— А ты бы, Женечка, попробовал хоть раз на работу пораньше прийти, — поддел его Попович. — Глядишь, и тебе повезло бы. Знакомьтесь, Амина, это Евгений — самая светлая голова во всём управлении. Знакомьтесь, Евгений, это Амина — самая симпатичная женщина из всех, кого я когда-либо встречал утром у дверей своего кабинета. А также, по совместительству и недоразумению, жена известного с недавних пор всему городу субъекта.

— М-да, — протянул Евгений. — Наслышан. И даже навиден, к сожалению… Редкостный экземпляр. Он и дома такой же?

— Да нет, что вы! — вступилась за Фёдора Амина. — Он дома хороший. Дочку очень любит и вообще… Просто он немного нескладный и в истории всё время попадает…

— Да уж, история, ничего не скажешь, — хмыкнул Семён.

Амина тем временем выставила на стол бутылку армянского коньяка и большой набор шоколадных конфет.

— Евгений Модестович, — начала она неуверенно. — Вы бы отпустили Сивцова под подписку, а? Нельзя ему в камере — он там опять чего-нибудь устроит! Пожалуйста…

— Да чего можно в камере устроить? — удивился Евгений Модестович. Затем кивнул на бутылку и перевёл суровый взгляд на Поповича. — А это, я так понимаю, взятка, которую один бессовестный капитан, прикрываясь моим честным именем, обманом выманил у слабой и беззащитной женщины?! — и следователь сурово засопел, театрально раздувая ноздри.

Семён беззаботным и чистым взором смотрел в потолок, а Амина переводила испуганный взгляд с одного на другого. Наконец, Евгений решил сменить гнев на милость. Перестав сопеть так же неожиданно, как и начал, он посмотрел на Амину, подмигнул одним глазом и спросил:

— А лимончик вы, случайно, не купили?

— Нет, — засуетилась Амина, собираясь снова бежать в магазин. — Сейчас!

— Стоп! — властно остановил её следователь. — У меня где-то был. Минуточку.

И он плавно удалился из кабинета. Амина перевела дух и только тут заметила, что Попович весело смотрит на неё.

— Испугались? — спросил Семён.

— Не то слово, — призналась Амина. — Я думала, он сейчас и вас, и меня посадит. За взятки.

— Это он шутит так, — пояснил капитан. — Строгость на себя напускает. Женька ужасно мягкосердечный человек, но пытается в себе это искоренить — считает, что следователь должен быть жёстким. Вот и отрабатывает свои приёмчики при всяком удобном случае.

— А как вы думаете, Семён, — осторожно спросила Амина, — он Фёдора отпустит?

— Отпустит, — раздражённо буркнул Попович. — Что вы, в самом деле, со своим Фёдором, как с писаной торбой носитесь?

— А он сейчас в этом здании находится? — не унималась Амина.

— В этом, в этом, — успокоил её капитан. — В подвале он сидит, почти что под нами.

— Как бы он не натворил здесь чего, — словно сама себе сказала Амина. — А то точно не выпустят…

Семён снова с интересом посмотрел на неё, но от комментариев воздержался. В этот момент в кабинет влетел уже окончательно растерявший всякую строгость Евгений. В руках он держал немного дрябловатый лимон.

— Вот! — провозгласил он, держа лимон над головой, как чемпионский кубок. — В сейфе лежал! Семён, есть нож?

— Ты бы, Женя, лучше Амину успокоил, — протягивая ему нож, посоветовал капитан. — А то она боится, что с нашим общим другом может какая-нибудь неприятность в ИВС произойти.

— Какая неприятность, Амина? — спросил следователь, ловко нарезая лимончик. — Давайте сделаем так: вы мне называете версию какой-нибудь неприятности, а её мигом разбиваю в пух и прах. Идёт?

— Да он бы, главное, оттуда никуда не делся до освобождения, — попросила Амина. — А больше мне ничего и не надо.

— Ну, — усмехнулся Евгений Модестович, — тут и разбивать даже нечего. Ввиду полной несостоятельности данной версии. Куда он может из камеры, как вы выражаетесь «деться»? Вам самой не смешно?

— Ну, не знаю, — протянула Амина. — Он, знаете, какой…

— Знаю! — отрезал следователь. — Всё, слышать больше ничего не хочу о Сивцове в ближайшие пять минут! Берите, Амина, — он кивнул на стол, и Амина только сейчас заметила, что он уже успел разлить коньяк в три неизвестно откуда взявшихся рюмки.

— Ой, а можно я не буду? — испугалась Амина. Она даже в компании друзей редко употребляла алкоголь, а так, как сейчас, только-только познакомившись с людьми, ей вообще не приходилось пить.

— Нельзя! — отрезал Евгений, снова напустив на себе строгость. — Иначе я не то что не отпущу Сивцова, а вообще, — он повращал глазами для устрашения, — прикажу его расстрелять! — и он состроил Амине зверскую рожу. Та ойкнула и быстро схватила свою рюмку.

— Ну, — сказал Семён, — за знакомство!

Выпили, закусили лимоном и конфетами. Попович посмотрел на сосредоточенную Амину и понял, что она может сейчас выпить с ними ещё две, три, а может и пять рюмок коньяка, но всё это будет сделано исключительно ради скорейшего освобождения её непутёвого мужа — Фёдора Сивцова. Семёну стало почему-то грустно.