— Точно мёртвый? — спросил телефонный майор Сомов.
— Мертвее не бывает.
— Н-да, он мне говорил, что Папанов не может подойти, потому что он в ванной, — задумчиво проговорил майор, как бы вспоминая тот необычный разговор. — Шутничок, блин! Ладно, ничего там не трогай, оставь сыщикам, а сейчас все — быстро! — искать его!
В голосе майора Сомова было столько власти и бесконечной уверенности в своей правоте, что Фёдор понял — найдут. Он сидел в своём убежище по-турецки, скрючившись в три погибели, и боялся.
Дверь, за которой располагалась «засада», поехала в сторону примерно через полминуты и открылась до самого конца, обнажив посторонним взорам всё содержимое шкафа. Внизу Фёдор увидел обтянутые камуфляжем плечи и сферическую поверхность шлема. Майор, а это был именно он, опять верно вышел на цель. Он стоял по всем правилам военной науки — чуть в стороне, с автоматом наизготовку, напружинив ноги, и всматривался куда-то в глубины гардероба, шевеля висящую там одежду стволом своего оружия. Ещё один боец с автоматом, находившийся в комнате, смотрел совсем в другую сторону — контролировал большое кресло, за которым можно было бы спрятаться, и портьеры.
— Здравствуйте, — неожиданно даже для себя сказал Фёдор сверху.
Плечи майора как-то странно дёрнулись, а его голова медленно, как в рапиде, стала подниматься лицом кверху. Второй боец от неожиданности подпрыгнул и развернулся почти на 180 градусов, но, похоже, так и не запеленговал источник голоса. И здесь, в самый неподходящий момент, под Сивцовым треснуло сильнее обычного и он почувствовал, что проваливается. В панике он разжал руки, и увесистый бюст неизвестного композитора, а может быть, поэта, отправился в свой последний полёт.
Второй боец наконец сориентировался по треску и, не долго думая, послал в сидящего в засаде короткую очередь из автомата.
Туп-туп-туп! — ударили пули в заднюю стенку шкафа, не причинив Сивцову никакого вреда, потому что тот уже успел ловко куда-то провалиться.
Двигаясь вниз сквозь мягкое, Фёдор вспоминал серьёзное и задумчивое лицо европейки с плаката. Она как бы говорила ему: «Что же вы такое делаете, Фёдор? Ну куда вы опять падаете?» Сивцов хотел ей что-то ответить, но тут и в самом деле упал и потерял сознание.
Европейка грустно вздохнула и исчезла.
Начало путешествия
Фёдор очнулся от того, что его не очень вежливо тащили за ноги. Голова болела и билась по пути обо все встречные твёрдые предметы. Тащили его, похоже, из того самого шкафа-купе, в который он имел неосторожность провалиться прямо в середине разговора.
Первое время Сивцов раздумывал, стоит ли ему поздороваться с гостями ещё раз, но решил пока обождать и притвориться убитым, дабы выиграть время. Его выволокли на середину комнаты, довольно грубо обыскали, при этом он услышал удивлённое: «Чисто…» Затем Фёдора не менее бесцеремонно перевернули на живот и, заведя руки за спину, ловко сковали их наручниками. После этой не очень приятной процедуры о Сивцове временно забыли и Фёдор понял, что в комнате есть и другие раненые.
— Командир, слышишь меня, командир?! — хрипло надрывался кто-то совсем рядом с Фёдором. — Да снимите же с него «сферу» наконец!
— Голова вроде цела, крови нет, — второй голос был спокойней и уверенней первого. — Похоже, небольшая контузия, только и всего. Сейчас должен прийти в себя.
— Вот скотина! — опять закричал хрипатый, непонятно к кому обращаясь. — Он три войны прошёл, а для чего?! Чтоб какой-то урод его статуей по голове?! — и Сивцов ощутил довольно чувствительный удар по рёбрам.
— Тихо, тихо! — остудил товарища спокойный. — Не надо этого… Всё обошлось, тяжело раненых, а тем более убитых нет, а задержанный нужен ребятам в способном к разговору состоянии. А ты, — обратился он уже в сторону Фёдора, — перестань изображать убитого, а то я тебе так помогу, что и притворяться не надо будет! Ну, поднялся, живо!
Сивцов, кряхтя, поднялся. На него с умеренным любопытством смотрели несколько человек, двое в штатском, остальные — в камуфляже.
— Так вот ты какой, северный олень! — его внимательно разглядывал человек с погонами старшего лейтенанта. — Вовремя провалился, ничего не скажешь, вовремя… Жека у нас лучший стрелок в батальоне, но — и на старуху бывает проруха… Но всё равно, если когда-нибудь с зоны выйдешь — свечку поставить не забудь.
Только сейчас Сивцов заметил следы от автоматных пуль в том месте шкафа, где он две минуты назад сидел, искренне полагая, что сидит в засаде. Его замутило от запоздалого страха. Он вдруг отчётливо представил, как Амине выдают его изрешечённое пулями тело, говорят, что он сидел в шкафу на антресолях, был за это убит и просят расписаться. От жалости к себе Фёдор тоненько икнул.
Квартира постепенно заполнялась какими-то людьми — и в штатском, и в милицейской форме, и в армейском камуфляже, и люди до сих пор продолжали прибывать.
«И чего им не спится? — отрешённо думал Фёдор. — Девять утра всего, да и день-то нерабочий — суббота. Или у них суббота рабочая? А может — субботник?» — Сивцов запутался в собственных мыслях и временно перестал думать.
— В прихожей, напротив двери стоит чёрный концертный рояль, — монотонно бубнил кто-то в коридоре. — …Вся поверхность пола покрыта пятнами бурого цвета, предположительно — кровью… — голос уже давно перечислял сивцовские безобразия, но до Фёдора только сейчас дошёл смысл произносимого.
«Господи! — испугался виновник торжества. — Меня сейчас посадят в тюрьму, а Амину заставят возмещать причинённый мной ущерб! А тут один бильярд стоит столько, сколько я зарабатываю за десять лет!»
В этот момент в комнату вошла ещё одна делегация: двое людей в джинсах и свитерах с усталыми лицами, заспанный человек с видеокамерой на плече и ещё двое в форме, которые подняли под руки приходящего в себя майора Сомова и осторожно повели его из квартиры. Взгляд у майора был какой-то весёлый и не сконцентрированный.
— Понятых прошу пройти в комнату, — устало произнёс один из двух «джинсовых». Его спутник отчаянно зевал.
В комнату бочком, как бы стесняясь необычных обстоятельств своего присутствия, а на самом деле — сгорая от любопытства, вошли Евдокия Александровна и Елена Сергеевна. Увидев Фёдора, они радостно округлили глаза и молча уставились на его руки, скованные наручниками.
«Это конец, — обречённо подумал пленённый Сивцов. — Амина никогда не узнает правды».
— Капитан Попович, — представился мужик в джинсах Фёдору. Он сел за журнальный столик, достал из папки какой-то бланк и приготовился писать. — А ваша фамилия, имя, отчество?
— Синяков Андрей Валерьевич, — ловко подсунул дезинформацию Сивцов. И на всякий случай добавил: — Холост.
Старухи-понятые вылупили глаза.
— Год рождения? — капитан, казалось, не заметил реакции понятых.
— Тысяча девятьсот тридцать третий, — выдал Фёдор первые пришедшие на ум цифры.
Попович удивлённо поднял глаза на задержанного, осмотрел его с ног до головы и, ничего не сказав, записал что-то на бумаге.
— Сейчас, в присутствии понятых, будет произведён личный досмотр гражданина… — капитан посмотрел в свою запись, — …Синякова Андрея Валерьевича, одна тысяча девятьсот тридцать третьего года рождения. Наркотики, деньги, драгоценности имеются? Сами ничего не желаете выдать? Витя, приступай.
Второй сыщик, который до этого беспрестанно зевал, подошёл к Сивцову и стал не спеша, но со знанием предмета обыскивать подозреваемого под постоянным контролем видеокамеры. Через минуту на журнальном столике лежали два паспорта, золотые украшения и довольно толстая пачка денег.
Старухи, шевеля ушами от возбуждения, выделывали ногами что-то вроде сдержанной тарантеллы. Фёдор удивлённо смотрел на извлекаемые из его пиджака предметы — он уже давно забыл, как спасал семейные ценности от внезапного ночного наводнения.
— Так… — капитан Попович первым делом заинтересовался документами. — Сивцов Фёдор Юрьевич… Тысяча девятьсот семидесятого года рождения, — он ещё раз осмотрел Сивцова, довольно хмыкнув при этом — видимо, новый возраст подозреваемого пришёлся ему по душе, и продолжил: — Сивцова Амина Фаридовна, семьдесят третьего… Это кто? — обратился он к Фёдору, показывая второй документ. — Ваша жена?