— Эх ты, насмешливо ответил Рябцев. — Тракторист, а ручки крутнуть не умеешь, как следует. Пока мы с тобой будем тут возиться- и перерыв кончится. Ну, давай уж, помогу.

Рябцев направился к Абибулаеву, на ходу поплевывая в ладони. И никто из них не мог знать, что эта задержка будет стоить им жизни.

Не успел Пулат дойти до Хатынарта, как его остановил глухой гул, похожий на отдаленный гром. Пулат побледнел. Сознание подсказало ему причину этого необычного грохота, но он не хотел верить страшной догадке. Обвал! Неужели в ущелье?!

От Хатынарга приближалась грузовая машина Пулат стоял бледный, растерянный. В глазах его застыл ужас Машина круто остановилась. Из кабины вышел Чернов.

Ты слышал? — не здороваясь, крикнул он.

— Обвал, товарищ начальник, — задыхаясь, проговорил Пулат.

— Как ты думаешь — где? — Чернов тоже был бледен и напряженно всматривался в горы.

— Не знаю… Боюсь, что в ущелье.

— Едем туда!

Они бросились к машине.

Пулат ехал, стоя в кузове. Тесемки от шапки развязались. Ветер рвал меховые наушники, свистел в ушах. Пулат не чувствовал холода. Глаза его, не отрываясь, смотрели вперед. Он хотел как можно скорее увидеть и боялся.

Они приближались к ущелью. Дорога сделала поворот и Пулат вскрикнул. Это был крик ужаса… и облегчения.

Там, где работала его бригада, лежала гора снега. Да, это была настоящая гора высотой с трехэтажный дом! Она заполнила зиявшую прежде рядом с дорогой расщелину и всю узкую часть ущелья. Но рабочие… рабочие стояли у ее подножья, опершись на лопаты, и был у них сейчас вид людей, только что избежавших смертельной опасности.

Машина резко остановилась. Пулат больно ударился грудью о кабину, спрыгнул в сугроб и имеете с Черновым и шофером побежал к рабочим.

Стояла мертвая тишина.

Ветер срывал мелкие снежинки и кружил их над ущельем. Все молча глядели на чудовищную массу снега и каждый боялся сказать первое слово.

— Спасибо, товарищ бригадир, — сказал, наконец, Пулату пожилой рабочий, — во-время ты нас отпустил отдохнуть, а то бы крышка! Как чувствовал. А вот Абибулаев с Рябцевым… не успели.

Раскапывать надо, а мы стоим, — горячо вскричал кто-то из молодых рабочих. — Может, они живы еще!

— Раскапывать, — горько повторил Пулат, — Да тут работы на месяц нашими силами.

— А где Быков? — спросил Чернов. — В Хатынарте сказали, что он ушел сюда. Разве он не приходил?

— Быков? Нет, не приходил.

— Не попал ли и мастер под эту шапку?

Все снова заволновались.

Чернов наконец овладел собой и собрался с мыслями. Распорядившись на всякий случай рыть тоннели в снегу, он вернулся с шофером к машине.

Люди дружно взялись за лопаты, хотя никто не верил, что можно остаться в живых под этой тысячетонной громадой.

Чернов приехал в Сарыташ поздно ночью. Там уже знали о несчастье. Савченко поднимал все население на расчистку обвала. Он молча посмотрел в осунувшееся лицо начальника участка.

— Я людей посылаю на подмогу, — сказал он. — Надо?

— Да, посылайте, — хмуро приказал Чернов. — Работы там… Ущелье засыпано почти на треть. Своими силами никак не обойтись.

— Абибулаев… там? — тихо спросил Савченко.

— Там… И Рябцев гоже.

— Вот как странно устроена жизнь, — с горечью продолжал Чернов. — Там погибли люди, а я сейчас думаю о другом: как бы дорогу открыть автоколонне. Не жестоко ли, Василий Иванович?

— Людей жаль, Владимир Константинович. Но и правительственное задание выполнить надо, — мягко отвечал Савченко. — Война…

Всю ночь сидели в маленьком кабинете Чернова. Думали, советовались, искали выход.

— Ну. гак что вы предлагаете, товарищи? — в который раз повторял Чернов, едва воцарялось молчание.

Бригадиры отводили в сторону уставшие, воспаленные глаза. Что можно предложить? Организовать расчистку ущелья собственными силами немыслимо — транспорта мало; рассчитывать на помощь машинами почти не приходится-ни погранзастава, ни Мургаб такой помощи предоставить не могут. К тому же много машин не удалось бы бросить сейчас в ущелье, они только загромоздили бы дорогу Нужны люди. Много людей! Без них ничего сделать нельзя. А где их взять?

— Все-таки надо послать машину на заставу, — предложил Савченко.

— Туда и обратно она проездит неделю, — угрюмо заметила Фатима.

При такой погоде — не меньше, — подтвердил мастер Аничкин.

Чернов рассуждал вслух.

Масса снега заняла по длине, примерно, метров двести и в высоту двадцать. Это тысяч шестьдесят кубических метров. Нужно не меньше пятисот человек, чтобы…

Пятьсот человек! — в отчаянии вскрикнула Фатима.

— Мы сможем мобилизовать человек семьдесят, — сказал Савченко.

— Да, пятьсот человек… — продолжал размышлять Чернов, — И работать им придется дней двадцать…

Чернов отложил карандаш и встал,

— Надо попытаться установить связь с Акбосагой, с мастером Розамамаевым.

— Но как же свяжешься? — недоумевал Аничкин. — Телефон не работает, очевидно, повредило обвалом, а пройти сейчас на ту сторону совершенно невозможно!

— Я это знаю. Надо поговорить с местными людьми, со стариками. Может быть, кто-нибудь знает дорогу в обход. Надо найти такую дорогу. И найти человека, который смог бы добраться до Розамамаева.

— Это очень трудная задача, — проговорил Савченко. — Но может быть, в самом деле…

— Всё, что нам сейчас предстоит сделать, — очень трудно. Но мы должны делать. Медлить нельзя ни минуты.

Вошел усталый, запорошенный снегом Пулат. Он только что пришел из ущелья. Все бросились к нему.

— Ну что?

Пулат безнадежно махнул рукой.

— Бесполезно. Еще копают, совесть велит…

Помолчав, Чернов спросил:

— Быкова до сих пор нет?

— Нет, — ответил Пулат. Когда рабочие садились в машину на перевале, он сказал им:

Вы поезжайте, а я через два часа тоже приеду к вам». Но он так и не приходил в ущелье.

— А на Хатынарте вы не спрашивали о нем?

— Спрашивал. Повариха говорит: был, взял узелок с едой и на лыжах пошел в ущелье.

— Странно. Может быть, вы разминулись с ним?

— Не могли мы разминуться… Дорога одна.

— Одна-то одна, а видать, всё-таки разминулись. Должно быть. тоже…

Савченко нахмурился и нервно зашагал по комнате.

— С рассветом — всем быть в ущелье, — приказал Чернов.

— Уже рассвет, Владимир Константинович, — заметил Аничкин.

Савченко сейчас был в таком состоянии, когда каждый нерв, каждый мускул были напряжены до предела. Ни спать, ни есть не хотелось. Он вышел во двор, вдохнул чистый морозный воздух. После прокуренной комнаты слегка кружилась голова. Было еще темно, хотя небо на востоке начинало бледнеть. Нигде не видно было огней, только в домике радиоузла сквозь ставни пробивался свет. «Что он там делает… этот тип? — с внезапно вспыхнувшим подозрением подумал Савченко. — Почему сидит ночами?»

Новый радист с первых же дней его приезда в Сарыташ не понравился ему. Молчаливый, угрюмый Пальцев почти ни с кем не общался. Он долго не мог наладить трансляцию последних известий и это многих злило.

Примостившись на табуретке возле приемника, Пальцев повернул ручку настройки. Всю ночь он провозился с трансляционной сетью и теперь, закончив работу, был как нельзя более доволен. Кажется, теперь уже не придется рабочим нарекать на него. Спать, собственно, уже было некогда и радист решил «пройтись» разок-другой по эфиру.

Среди хаоса звуков он улавливал станции разных стран. Вот говорит Москва… Плохо слышно. Забивают. А это Будапешт, Вена, София. Обрывки музыки. Чей-то низкий голос, подозрительно четко выговаривая русские слова, передает об окружении Москвы… Очередная утка немецкого командования, рассчитанная на то, чтобы сбить с толку людей. А вот выстукивает телеграф…

Пальцев повернул ручку настройки на более короткие волны. Приемник засвистел, послышались позывные. Шла перекличка шифрами, передача важных сообщений, неведомых никому, кроме людей, посвященных в особую, секретную азбуку. В этих звуках скрывался целый мир тайных взаимоотношений.