На наш взгляд, вопрос о партизанах – это исторический вопрос и не надо переводить его в плоскость политики. Это тупиковая проблема. Не следует идти по принципу око за око: жертвы финского мирного населения, злодеяние финнов в Карело-Финской ССР, концлагеря в Карелии, малолетние узники войны. Война – это всегда трагедия. Не оправдывая имевшие место действия советских партизан по уничтожению мирного населения, рискнем высказать следующее. Если поначалу партизаны, совершая рейды на территорию Финляндии, не применяли оружие против мирного населения, то вскоре они были вынуждены были это делать, чтобы спастись самим, так как местное население докладывало о партизанах военным властям, которые в свою очередь принимали меры по их уничтожению.

Одновременно следует отметить и противоположные примеры. Еще в 1941 г. бойцы партизанского отряда «Вперед» Карельского фронта отказывались уничтожить машины с раненными фашистами, аргументируя это тем, что это является нарушением международного права[533].

Поэтому этот вопрос, на наш взгляд, следует рассматривать в историко-правовой плоскости, с привлечением ученых – историков и юристов России, Финляндии и Германии, способствуя тем самым укреплению российско-финляндско-германских отношений. Представляется важной инициатива Исторического общества Финляндии исследовать силами историков и юристов России и Финляндии действия советских партизан в Финляндии в 1941–1944 гг. Планируется, что с финской стороны совместную исследовательскую работу мог бы возглавить известный финляндский профессор Охто Маннинен; с российской – карельские ученые, занимающиеся этой проблемой (С. Г. Веригин, Г. В. Чумаков). Хочется выразить надежду, что результаты совместных исследований позволят ответить на многие волнующие нас вопросы и будут способствовать укреплению и развитию двусторонних отношений.

Что касается действий финских разведывательно-диверсионных групп в тылу советских войск на Карельском фронте и их отношения к мирному гражданскому населению, то данная тема только сейчас начинает исследоваться российскими историками. Книга П. Ю. Репникова «Петровский ям: запланированная трагедия», вышедшая свет в ноябре 2012 г., является одной из первых в отечественной историографии работ, затрагивающих данную тему. Она посвящена одному из самых трагических событий советско-финляндского военного противостояния 1941–1944 гг. – нападению финского диверсионного отряда на тыловой гарнизон Карельского фронта в Петровском Яме, в ходе которого был уничтожен полевой подвижной госпиталь (ППГ) № 2212. Погибли медицинские работники и раненые, находившиеся на излечении, а также гражданское население поселка. Советская сторона заявила о том, что убийство 52 человек, защищенных международными конвенциями, является военным преступлением, а именно нарушением законов и обычаев войны. Однако финская сторона нарушений не признала, участники рейда были названы героями, командир сводного отряда лейтенант Илмари Хонканен был награжден Крестом Маннергейма, одним из самых почетных орденов Финляндии.

Таким образом, исследование проблемы региональной специфики исторической памяти о Великой Отечественной войне на примере Карелии и Карельского фронта остается актуальной задачей карельских историков. Необходимо объективно раскрывать самые сложные страницы войны на Севере на основе анализа новых архивных документов из фондов российских и финляндских архивов, давая отпор попыткам фальсификации истории, показывать реальный вклад воинов и партизан Карельского фронта, тружеников тыла Карелии в общую Победу над нацистской Германией и ее союзниками в Великой Отечественной войне.

История развития воронежского краеведения, изучения региональных событий истории минувшей войны соответствует основным периодам становления отечественной исторической науки о Великой Отечественной войне, отвечает общепринятым историографическим этапам ее изучения. Однако региональная историография имеет и немало особенностей, которые сложились под влиянием целого комплекса местных факторов. Историография Великой Отечественной войны в воронежской краеведческой литературе довольно обширна, за семьдесят прошедших лет круг изученных вопросов истории военных лет Воронежской области значительно расширился. Это несомненное достижение воронежского краеведения. Но анализ историографии показывает, что одна из проблем краеведческой литературы – определение критериев достоверности знания о войне. Мифологических событий, героев и образов, преувеличений накоплено так много, что объяснение механизмов их появления становится самостоятельным направлением региональной историографии[534]. Ответ носит междисциплинарный характер и объединяет не только историю, но и социальную психологию, философию и социологию истории. Влияющие на историографию воронежского краеведения доминанты одновременно универсальны и с региональным компонентом. К ним относятся: убеждение в исторической несправедливости и заниженной оценки значимости событий Великой Отечественной войны на территории Воронежской области; уравнение или приоритет значения боев за Воронеж и Воронежскую область с крупнейшими битвами Великой Отечественной; уникальность; отторжение травмирующих фактов и событий военной истории края; преувеличения и возрастающее количество символических подвигов; повышенная эмоциональность. Задача статьи – попытаться раскрыть некоторые механизмы складывания мифологизированной памяти о войне в масштабе города, региона, автор и сам являлся свидетелем не только научных достижений региональной историографии, но и конструирования и манипулирования историческими легендами.

События Великой Отечественной войны, особенно боевые действия 1942–1943 гг. на территории Воронежской области, получали свое первое освещение в периодических изданиях и очерках периода войны[535]. Бои летом 1942 г. были неудачными для Красной Армии, большая историческая часть г. Воронежа и правобережье Дона в Воронежской области были оккупированы. Неудачные боевые действия с большими потерями в первый историографический период, как правило, не изучались. «Живая» память современников еще хранила воспоминания о трагедии отхода наших войск к Дону, бомбежках, поспешной и тяжелой эвакуации и т. д. Первое и единственное исследование этого периода – монография военного историка В. П. Морозова «Западнее Воронежа»[536], посвященная победоносным наступательным операциям Красной Армии в январе – марте 1943 г., впоследствии названным «Воронежско-Харьковская стратегическая наступательная операция». Монография становится основным источником для регионального краеведения на последующие три десятилетия.

Воронежская историография Великой Отечественной войны расширяет рамки исследований с 60-х годов XX в. После празднования юбилея Победы начинается широкое признание подвига народа в войне. Ряд городов СССР с 1965 г. получают почетное звание «Город-Герой». Воронежские краеведы подключаются к обоснованию справедливости и заслуженности сохранения памяти о подвиге воронежской земли в прошедшей войне. Начинается поиск незаслуженно обойденных битв и героев[537].

Слабая изученность истории региональных событий привела к компенсации недостатка знаний обращением к примерам героизма, проявленного солдатами – защитниками Воронежа. Многие забытые герои и их подвиги стали широко известны. Основой для большинства краеведческих изданий о войне стала официальная историография с идеологическими требованиями и четко определенной тематикой, а также индивидуальная память, нравственно-мировоззренческие ориентиры советского общества, коды национального менталитета, архетипы национального характера, способы коммуникации и т. д. Воронежское краеведение безусловно принимает достоверность воспоминаний ветеранов, особенно после их публикаций в периодической печати, газетно-журнальные статьи становятся историческим источником. Без доли сомнения в историческое краеведение включаются все опубликованные в газетах, журналах или книгах описания героических событий и подвигов. Яркий пример – воронежские матросовцы, особая гордость города, символы ратной славы Воронежа. Об их подвигах хорошо известно, их именами названы улицы, установлены мемориальные доски. Во всех изданиях о Воронеже приводятся сведения о героях-матросовцах. Воронеж стал единственным городом в истории Великой Отечественной войны, на улицах которого советские воины трижды бросались на амбразуру вражеских дзотов[538]. Но документально подтверждены подвиги только двух солдат, Героев Советского Союза – Чолпонбая Тулебердиева и Василия Прокатова. Они совершили свой бессмертный подвиг не в Воронеже, а южнее в Воронежской области на Дону. Закрыть телом амбразуру дзота случалось немногим, уничтожение вражеского дзота было более массовым и распространенным воинским подвигом, свидетельством воинского мастерства. Такие подвиги широко пропагандировались и популяризировались в годы Великой Отечественной войны. Но матросовцы в современном массовом сознании продолжают быть идеалом самоотверженности и самопожертвования во имя Родины. К 20-летию Победы были собраны сведения о 159 матросовцах, в 1980 г. – о 263-х, 1990 г. – о 341, 1993 г. – уже о 470 матросовцах[539]. При просмотре последних изданий о Великой Отечественной войне становится очевидно, что с момента окончания войны увеличивается количество и воронежских героев: матросовцев, гастелловцев – летчиков, которые совершили воздушные тараны. Количество матросовцев в воронежской литературе сейчас от 9 до 13 солдат[540], и цифры продолжают увеличиваться, несмотря на то, что обычная источниковая проверка обнаруживает их несостоятельность[541]. Последний воронежский пример – сенсация с подвигом Л. Дзотова, который в 2012 г. был объявлен четвертым «забытым» матросовцем Воронежа. Для краеведческой литературы увеличение числа символических героев обусловлено использованием идеала жертвенности для усиления эмоционального воздействия, подчеркивания значимости воронежских событий в истории Великой Отечественной войны посредством примеров жертвенного героизма. Не проверенное, но желаемое и востребованное социумом предположение – воспоминание становится достоверным историческим знанием, вымыслы становятся историческими фактами, переходят из одной публикации в другую.