Ощущение столь незавидной перспективы, а также невозможность ездить, заниматься спортом, совершать прогулки привели к тому, что жизнь в Капуртале стала для Аниты почти невыносимой. Ребенку уже не требовался постоянный уход, как в самые первые годы его жизни, и он все меньше нуждался в материнской опеке. Когда же Анита взялась учить сына испанскому языку, она быстро поняла, что и здесь Аджит вполне может обойтись без ее помощи — у него были свои преподаватели, а также английская nanny для остальных предметов.

Во дворце всегда было много детворы — дети бывших сожительниц, чиновников, работников дворца, — так что Аджит никогда не оставался один. Мальчики собирались вместе и играли с собаками, ланью, павлинами, развлекались с попугаями в птичнике. Для ребятни парк был неисчерпаемым источником развлечений. Дети знали дворец как свои пять пальцев, а когда им надоедало играть на свежем воздухе, они спускались в нижний этаж, чтобы попросить карандаши, бумагу или ленты для игры. Служащие, которые очень баловали детей, удовлетворяли все их капризы. Мальчишкам нравилось прятаться в закутках огромного здания; иногда они забирались в котельную, всегда полную таинственности, или в подвал, где хранились бутылки шампанского, водки и джина. Частенько детей заставали в кладовых, заполненных французскими соусами, а также в комнатах с бельем, теплых и надушенных, где служанки заказывали по номерам постельное белье, которое потом разносили по комнатам, чтобы положить в шкафы.

Во время приемов и танцев дети прятались за балюстрадой и подсматривали за взрослыми, которые веселились под звуки оркестра. При таком воспитании они росли ужасно капризными и могли стать такими же, как четверо старших сыновей махараджи. Анита слышала, как однажды летом, когда мальчикам Джагатджита было по десять-двенадцать лет, отец оставил их одних во дворце в провинции Удх. Недолго думая, они отправились на охоту и стали стрелять во все, что попадалось им на глаза. А как-то ночью сыновья махараджи приказали слугам принести в детскую еду и бутылки с алкоголем. Они расположились на полу, укрытом многочисленными тюфячками и подушками, как в комнате отца, и решили повеселиться на полную катушку. Узнав об этом, одна няня-англичанка приказала им вернуть назад всю еду и напитки под угрозой доложить об этом махарадже. Рассерженные дети заявили, что они ее уволят.

— Нет, darling, вы не можете выгнать ее, — сказала им другая няня, индианка. — Ваши родители заключили с ней контракт, и вы не вправе ее уволить.

— Тогда мы в нее выстрелим, — заявил один из сыновей.

— Этим вы тоже ничего не добьетесь, darling… — продолжала говорить ая, чтобы утихомирить его.

Такими своенравными были дети махараджи.

Анита не хотела даже думать о том, что ее ребенок вырастет таким же избалованным и капризным, как его старшие братья. Но из-за многочисленных отлучек родителей, вызванных частыми поездками, этому трудно было воспрепятствовать. Каждый раз, возвращаясь домой, она находила Аджита более диким, чем он был до ее отъезда. Индианки, в том числе Далима, слишком мягко и снисходительно относились к детям хозяев. Возможно, это объяснялось врожденным страхом, унаследованным в результате воспитания по законам кармы, из которых следовало, что однажды эти дети могут стать начальниками и распоряжаться ими и их семьями.

Свадьба Махиджита с индуской знатного происхождения не была такой пышной, как свадьба его старшего брата

Парамджита, но это событие тоже стало настоящим праздником для двух тысяч приглашенных. Анита, как и прежде, была ответственной за подготовку к торжеству. Состояние ее здоровья постепенно улучшилось, как и предвидел доктор Доре, и у нее снова появились силы вникать во все мелочи. Но у Аниты напрочь отсутствовал тот энтузиазм, с каким она готовилась к предыдущей свадьбе, — теперь надежды, что ее статус в семье изменится, не было. Анита не питала на этот счет никаких иллюзий. Она поняла, что в Индии, стране, разделенной по вертикалям и горизонталям, каждый занимает определенное место… кроме нее, живущей в своего рода общественном лимбе. От жены Махиджита, девушки из того же рода раджпут, выбранной махараджей по знатности крови, Анита ничего не ожидала. Это была очень застенчивая девушка, робкая, совершенно не говорившая по-английски, пришедшая в восторг от четырех стен комнаты в зенане и с готовностью присоединившаяся к хору против испанки. Анита пророчила новобрачным, как супружеской паре, жалкое будущее.

Боги, судя по знаку, который они подали в первый день празднования, были того же мнения. Фейерверк, устроенный поблизости от слоновника, вызвал у животных такую панику, что они, охваченные страхом, разорвали цепи и устремились к выходу. При бегстве стада было раздавлено трое служителей слоновника. Хотя о последствиях этого несчастного случая во дворце предпочитали молчать, горожане были напуганы, потому что несколько животных сбежали. Управляющий королевскими конюшнями организовал облаву на слонов по всем правилам и вернул на место одного за другим, уже утихомирившихся. По мнению простых людей, это было плохое предзнаменование для новобрачных.

Что касается Аниты, то она оказалась в ответе за другое происшествие, правда, без серьезных последствий, прославившее испанскую рани на всю Индию. Махараджа, всегда заботливый и старающийся угодить своим гостям, попросил ее сделать все возможное, чтобы удовлетворить вкусы чрезвычайно важных господ, в данном случае нового губернатора Пенджаба и его жены леди Коннемер. Эта леди была известна своим безграничным пристрастием к бледно-фиолетовому цвету, и махараджа, в качестве жеста высшей учтивости, решил надеть тюрбан такого же цвета. Анита переделала апартаменты губернатора, заказав подушки фиолетового цвета, занавески в таких же тонах и даже заказала обои, последний крик декора, расписанные по-английски, с цветочными мотивами в синих и фиолетовых тонах. Затем она заполнила вазы фиалками и — верх утонченности! — решила поменять белую туалетную бумагу на бумагу цвета лаванды. После долгих поисков выяснилось, что туалетной бумаги такого цвета не нашлось ни в одном из магазинов Индии. Поскольку было уже поздно заказывать ее в Англии, Аните пришло в голову воспользоваться услугами железнодорожной компании в Джаландхаре, чье оборудование, сделанное по последнему слову техники, было способно творить чудеса. И действительно, там удалось покрасить несколько рулонов белой туалетной бумаги в фиолетовый цвет. Удовлетворить маленькую причуду жены губернатора доставило Аните бесконечное удовольствие.

Когда в день свадьбы махараджа пригласил танцевать леди Коннемер после свадебного банкета, англичанка рассыпалась в благодарностях и похвалах: «В тех апартаментах, которые вы нам предоставили, все великолепно, Ваше Высочества, — сказала она ему, — но что-то странное происходит с туалетной бумагой, потому что у меня все тело стало фиолетовым».

Махараджа не мог остановиться от смеха, когда после окончания свадьбы рассказывал Аните о своей беседе с леди. «Нельзя так стремиться к совершенству», — с любезной улыбкой заметил он жене.

В начале 1914 года Анита с мужем наконец-то ответили на приглашение низама Хайдарабада, маленького худощавого человека, который правил самым обширным и густонаселенным государством в Индии. Низам был очарован Анитой, когда познакомился с ней во время их медового месяца в Кашмире. Из всех экзотичных и необычных принцев этот был самым удивительным. Эрудит и набожный мусульманин, потомок Магомета и наследник сказочного королевства Голконда, он считался богатейшим человеком в мире. В его распоряжении было одиннадцать тысяч слуг, тридцать восемь из которых занимались исключительно смахиванием пыли с канделябров. Он чеканил собственную монету, и его легендарное состояние было сравнимо разве что с его не менее легендарной скаредностью. Монарх Хайдарабада собрал настолько фантастическую коллекцию украшений, что говорили, будто ими можно было вымостить тротуары Пиккадили. Низам хранил полные чемоданы рупий, долларов и фунтов стерлингов, завернутых в газетную бумагу. Легион крыс, для которых эти банкноты были любимой пищей, сокращали его состояние на несколько миллионов каждый год. Поговаривали, что, когда низам оставался один, без гостей, он облачался в самые жалкие пижамы в сальных пятнах и надевал сандалии, купленные на базаре. Злые языки также утверждали, что этот богач носил всегда одну и ту же феску, затвердевшую от пота, а если в его носках появлялась дырка, то он приказывал слугам заштопать ее.