Анита живет в окружении целой толпы слуг. Всюду, куда ни падает взгляд, есть слуга — либо притаившийся в уголке, либо ожидающий ее приказа, либо просто отдыхающий. Слуги ходят босиком, скользят по мраморному полу, и ей не слышно, как они перемещаются. «Они двигаются, как призраки», — говорит Лола. Огромное количество полотняной обуви, шлепанцев и башмачков заполнило вход во владения, где они живут и обедают.
Слуги не дают Аните ничего делать, даже поднять ножницы, когда те падают на пол. Несколько раз в день ей приносят серебряный умывальник с филигранными краями, чтобы не переливалась вода. Пока один слуга его держит, другой льет госпоже воду из кувшина на руки; одна служанка протягивает ей мыльницу с кусочком мыла, другая держит полотенце, и, наконец, последняя закатывает ей рукава, чтобы они не намокли. У Аниты никогда не было таких чистых рук. Когда она моется, какая-нибудь ая льет ей на тело воду, которую предварительно подогрели другие слуги в горячих тазах, а еще одна служанка растирает ей кожу.
Лола, похоже, растерялась и не знает, что ей делать. Теперь она меньше общается со своей госпожой. Но даже сейчас, пока Анита продолжает носить европейскую одежду, именно она помогает ей одеваться.
Накануне свадьбы произошел инцидент, очень показательный для жизни в Индии. Вернувшись с прогулки по берегу реки, Лола поднялась наверх в комнату, пока Анита оставалась внизу, принимая двух портных, которые пришли, чтобы работать на веранде, и сидели на полу, скрестив ноги. В их тюрбаны были воткнуты иголки с разноцветными нитками, которые они доставали по мере необходимости.
Внезапно раздался душераздирающий крик Лолы, нарушивший спокойствие на вилле. Крик был ужасающим, как будто кого-то резали. Анита бросилась вверх по лестнице, лихорадочно думая о том, что на Лолу, возможно, напала какая-нибудь змея и теперь терзает свою жертву. Когда Анита вбежала в комнату, она увидела служанку, забившуюся в один из углов и показывающую пальцем в сторону кровати, на которой лежал мертвый дрозд, уставившись в потолок остекленевшими глазами. Повсюду валялись перья, а покрывало, мебель и подушки были забрызганы испражнениями птицы. Вероятно, дрозд случайно залетел в комнату и не смог из нее выбраться. Обессиленный и отчаявшийся, он испустил дух на кровати.
— Девочка, не слишком ли ты…
— Ах, сеньора, мне и самой очень досадно!
Анита приказала мажордому убрать в комнате, но тот попросил прощения, пробормотав на примитивном английском:
— Моя не могу касаться мертвый зверь.
— Что? — удивилась Анита.
Мажордом вышел, чтобы позвать чистильщика, который подметал в доме, «меняя пыль местами», как говорит Анита. Увидев птицу на кровати, человек покачал головой:
— Sorry, Memsahib, моя запрещен трогать мертвых животных.
Он в свою очередь позвал чистильщика туалетов и унитазов, но и тот не захотел взяться за вынос мертвой птицы. Каждый из этих слуг искал другого, принадлежавшего к более низкой касте. Но те, кто был на вилле, категорически отказались убрать труп птицы.
— И что нам теперь делать? Судя по всему, мне придется спать с этим несчастным дроздом в одной кровати! — возмущалась Анита, выговаривая мажордому.
— Госпожа, нужно пойти на базар за домом, человеком очень низкой касты…
— Так сходи за ним…
— Госпожа, я не могу сам пойти за домом …
— Так пошли за ним кого-нибудь!
— Простите, госпожа, но придется заплатить дому, чтобы он оказал эту услугу.
С ума сойти! После целого вечера дискуссий Анита дала несколько монет другому слуге, который уже в сумерках вернулся с домом, индусом, принадлежащим к той касте, которая позволяет прикасаться к мертвым во время кремации. Тощий и костлявый, с черной кожей, похожий, по словам Аниты, на тростник, он выполнил свою миссию, как подобает настоящему профессионалу: положил птицу в сумку и ушел.
Большое количество слуг являлось отражением разнообразия каст, в которых индусы живут замкнуто, под защитой своей группы, но также подчиняясь правилам, никогда ими не нарушаемым. Среди них есть законы, ведущие к пароксизму, свидетельницей чего стала Анита. Например, пурада ваннам является кастой, члены которой не должны выходить днем, потому что этих людей считают недостаточно «чистыми» для того, чтобы их видели брахманы из более высокой касты. Они приговорены к жизни в ночных потемках. Или женщины из Траванкора, что на юге Индии, — им запрещено прикрывать груди перед представителями более высоких каст.
В этом мире Аните пришлось привыкать руководить множеством слуг. Она должна была усвоить, что тот, кто накрывает стол, не может приносить чай по утрам; что повар готовит еду, а не моет тарелки; что есть двое слуг, которым поручено подметать пол, и ничего другого они не будут делать; что тот, кто кормит лошадей, не должен надевать на них упряжь. Ей нельзя было забывать, что есть служанка, занимающаяся только тем, что собирает грязное белье, а доби, прачка, обязана погрузить его на своего ослика и постирать в ближайшем пруду. Ей пришлось усвоить то, что в свое время усвоили жены английских офицеров и купцов: нельзя просить, чтобы слуга сделал что-либо, считающееся ниже достоинства его касты или противоречащее устоям его религии. Это золотое правило, и тем, кто его всегда соблюдает, гарантирован мир и дружеские отношения со слугами.
Постоянное прибытие людей, которые приезжали, чтобы помочь завершить приготовления к свадьбе, сделало обстановку на вилле Виопа Vista слишком напряженной. Целая армия садовников принялась сажать орхидеи и разбивать клумбы хризантем, подстригать кусты и приводить в порядок газоны. В глубине сада другая команда начала устанавливать шамиану, огромный шатер из разноцветной шелковой ткани, который был свидетелем свадебных церемоний всех предков раджи, начиная с семнадцатого века. Учитывая его древность, шатер использовался только при таких значительных случаях. Как-то утром появились две повозки, запряженные быками. Они были доверху нагружены коврами, которые предназначались для того, чтобы застелить ими пол в шатре, а также дорогу от входа до самого особняка. Вдоль дороги были установлены факелы. Весь дом был забит блюдами с изображением герба дома Капурталы, коробками, полными столовых приборов с гравировкой, массивными серебряными: канделябрами, медными сосудами, резными кальянами и тому подобным. Создавалось впечатление, будто на виллу раджи вывезли все сокровища из пещеры Али-Бабы.
Осознавая важность этих приготовлений, Анита чувствовала, как ее настроение меняется от эйфории до меланхолии. Именно накануне неизбежных празднеств она пережила приступ ностальгии. Она не могла не думать о своих родителях и сестре Виктории. То, что должно было скоро произойти, ее настоящая свадьба, воспринималось молодой испанкой как самое значительное событие в ее жизни, и она испытывала неизбывную грусть, оттого что никто из ее родственников и друзей не будет на нем присутствовать. Зачем ей все эти великолепные празднества, если она не могла поделиться ими ни с кем? Ей казалось, что это все равно что есть без соли: каким бы роскошным ни было блюдо, оно не имеет вкуса.
Письма идут медленно — они приходят с опозданием в четыре-шесть недель, — и это еще больше обостряет ощущение одиночества. А с Лолой нечем делиться. Эта девушка только и делает, что жалуется на все, потому что всего боится. Она боится остаться дома, но и боится выйти прогуляться по саду, объясняя это тем, что там есть змеи и пауки, хотя пока ей еще ни одного не довелось увидеть. Ее пугают аи, одетые в белое, и раздражают вкус карри и запах благовоний. В действительности Лоле все кажется крайне странным, и она ничего не понимает. Хорошо, что рядом с Анитой всегда мадам Дижон, которая демонстрирует другую сторону медали. Непринужденность и спокойствие, излучаемые компаньонкой, являются лучшим лекарством от тревожных предчувствий и тоски. Но этой ночью даже мадам Дижон не удалось успокоить Аниту. Она рыдала, умирая от безысходной грусти, пока не уснула, а тем временем Лола, лежавшая в своей кровати в той же комнате, поддавшись настроению молодой госпожи, тоже расплакалась. И, кроме нее, только бой часов нарушал тишину на вилле Виопа Vista.
