У порога стоял старик.

— Здравствуйте, я ваш сосед, Виго Торнетт.

— Очень приятно. А я Сим Лолнесс.

Фамилия Торнетт показалась ему знакомой, и он прибавил:

— Простите, кажется, я вас знаю…

— Нет, это я вас знаю, профессор. И безмерно восхищаюсь вашими открытиями. Мне очень понравилась ваша книга о происхождении Дерева. Вот пришел поприветствовать вас по-добрососедски.

— По-добрососедски?

Сим с удивлением поглядел вдаль поверх плеча Торнетта. Неужели на Нижних Ветвях, в такой глуши, у них есть соседи? Старик будто услышал его вопрос:

— Я живу на западе в ближайшем от вас доме, в трех часах ходьбы отсюда.

Он переступил порог и вынул из-за пазухи коричневый бумажный пакет.

— Мой племянник разводит гусениц и других личинок. Я принес вам нектар голубянки.

Майя в смущении приняла подарок. На Вершине нектар голубянки ели только по праздникам, это лакомство стоило безумно дорого. А привозили его действительно из Онессы, самой бедной и отсталой области Дерева. Майя заглянула в пакет и увидела восемь крупных блестящих сгустков.

— Спасибо, господин Торнетт, но это слишком, мы не можем принять…

— Полно, не стесняйтесь. Соседи должны помогать друг другу.

— Ну хотя бы пообедайте с нами, прошу.

— Очень жаль, милая госпожа Лолнесс, но мне пора возвращаться. Я не медлил, пришел к вам, как только смог. К сожалению, здешний климат вреден для моего здоровья, всю зиму меня не отпускал ревматизм. Долгое время я не мог оказать вам гостеприимство, простите.

Он пожал каждому руку и удалился.

С его появления началось теплое время года.

На Нижних Ветвях никогда не бывало по-настоящему тепло, но стало не так промозгло и темно, как прежде. Правда, одежда все так же промокала насквозь, а руки и ноги зябли и немели, стоило выйти из дома…

Тоби больше не читал вслух ученые труды — он увлеченно исследовал окрестности. Уходил с раннего утра, выпив чашку черного-пречерного напитка из коры, а возвращался поздно вечером, всклокоченный, мокрый и грязный с головы до ног, с глазами, лихорадочно блестевшими от усталости и азарта.

Вскоре он добрался и до жилища Торнетта.

Раз пять сбивался с пути, пока наконец не подошел к трем огромным гусеницам, мирно сопевшим в загонах. Виго Торнетт упоминал о племяннике, разводившем гусениц, и Тоби догадался, что дом старика неподалеку. Вот и он. Широкая дверь вела в две небольшие комнаты без окон. На пороге сидел забавный крошечный человечек. Завидев незнакомца, он вскочил и исчез как по волшебству. Старый Торнетт с улыбкой вышел навстречу Тоби.

— Сердечно рад видеть тебя, мой мальчик. Надеюсь, ты без труда нашел к нам дорогу?

Человечек вернулся и теперь выглядывал из-за плеча Торнетта. Значит, он не приснился Тоби. Старик проговорил:

— Познакомься, это мой племянник Плюм. Он тут хозяин и по доброте душевной приютил у себя старого дядюшку. Я живу у него уже несколько лет. Плюм, позволь тебе представить…

— Тоба, мальчик протянул человечку руку.

— Да, Тоби Лолнесс, — продолжал старик. — Помнишь, я тебе о нем рассказывал? Он сын великого человека, выдающегося ученого Сима Лолнесса…

Плюс, заметно успокоившись, что-то промычал и снова скрылся в доме.

— Плюм немой, — объяснил Виго. — Он разводит гусениц с двадцати лет, сейчас ему тридцать пять.

А Тоби думал, что человечку от силы лет двенадцать. Мальчик достал из сумки печенье и угостил старика. Его удивило, что господин Торнетт разговаривал с ним как с равным, взрослым солидным мужчиной. Вообще он был очень мил и приветлив и отзывался о Нижних Ветвях чуть ли не с нежностью, утверждал, что почти привязался к ним. Одна беда: его ноги тосковали по солнечному теплу и очень страдали от сырости…

— В молодости я был легкомысленным и безрассудным. Наделал немало глупостей. В старости всего лишился, зато прозрел… и повзрослел наконец. Во всяком случае, мне так кажется.

Плюм время от времени выглядывал из-за двери, тайком рассматривая юного гостя. Но стоило Тоби дружелюбно ему кивнуть, как тот растворялся во мраке быстрее тени.

— А тебе сколько лет, молодой человек? — под конец поинтересовался старик.

— Семь, — ответил мальчик.

Торнетт кивнул, с аппетитом поглощая печенье.

— Выходит, ты ровесник маленькой Ли.

— Простите, кого?

— Маленькой Ли, что живет на Границе.

— На какой Границе?

— На Границе со страной Облезлых; туда от вас четыре-пять часов ходу.

Тоби знал о существовании Облезлых, но впервые слышал, чтобы о них говорили так открыто, не таясь. Почему-то взрослые считали, что при детях упоминать о таком не годится, это грубо и неприлично.

Беседа оборвалась, поскольку Виго Торнетт вдруг спохватился, что час-то уже поздний, а Тоби должен вернуться домой до наступления темноты.

В тот вечер, засыпая под треск огня в очаге и постукивание маминых вязальных спиц, Тоби словно различал на бело-лиловой занавеске таинственные силуэты Облезлых и думал о маленькой Ли.

Если сказать семилетнему мальчику, одинокому, живущему вдали от людей, в разлуке с друзьями, что где-то рядом, всего в нескольких часах пути, есть его ровесница, он отыщет ее во что бы то ни стало. Детей словно магнитом тянет друг к другу.

Как и влюбленных.

Однако знаменательный день их первой встречи настал только месяц спустя.

Честно говоря, в тот день Тоби заблудился по-настоящему. Ему и прежде случалось выбирать не ту тропинку, делать крюк, чуть-чуть ошибаться, потом возвращаться — такое бывало с ним ежедневно, — но тут…

— Нижние Ветви, сынок, — сплошной лабиринт и путаница, — предупреждал отец, хотя сам даже в сад выходил редко.

Тоби десятки раз терял дорогу в дебрях серого мха, в зарослях лиан, не знал, как спуститься с бугра коры, но его спасало интуитивное умение ориентироваться. Мальчик настолько себе доверял, что и теперь не сразу понял, что заблудился: прежде чем он начал беспокоиться, прошло несколько часов.

С любым сбившимся с дороги путником неизбежно случается следующее:

1) он идет все быстрее;

2) все больше отдаляется от дома;

3) найти дорогу ему становится все труднее.

Часа через четыре он встал, вконец запыхавшись, вспотев, не соображая, где верх, а где низ.

Ему давно следовало остановиться и подумать, что делать дальше. По правде сказать, положение было не из легких. Близилась ночь. Родители не знали, где он. И если бы папа пошел его искать, то непременно провалился бы в какую-нибудь яму или шлепнулся в лужу. Старому Торнетту мешал передвигаться ревматизм. Маленький Плюм вообще никогда не отходил от своих гусениц. Вывод был неутешительным: помощи ждать неоткуда. Оставшись один-одинешенек, он сказал самому себе: «Я потерялся, пропал…»

Тоби постоял на краю толстой ветки, затем сел. И чтобы собраться с мыслями, для начала, как всегда, выжал насквозь промокшие носки. Мокрые ноги мешали думать и здорово портили настроение. Он смотрел, как из-под пальцев стекает грязноватый ручеек. Вот он попал в трещину в коре и побежал дальше. Тоби надел выжатые носки, не отрывая глаз от мутной струйки.

В голове было пусто. Он поднялся, словно во сне, и последовал за ручейком. Вода подхватила кусочек серого мха. Тоби зачарованно следил за ним. Ручеек слился с другим потоком, и мальчику пришлось бежать, иначе он бы упустил из виду свой серый кораблик, плывший посередине огромной ветки. В эту минуту ужаса и отчаяния к Тоби внезапно вернулось детство. Он больше не был не по годам сметливым помощником, к которому взрослые обращались как к равному, снова стал обыкновенным семилетним мальчишкой: позабыл об опасности и стал играть, отгородившись от страха детской беззаботностью и фантазией.