Однажды как раз во время этой процедуры увидел через окно: вышагивают через двор лысый и седой — Алехин и Грунин!

Сердце заколотилось радостно. И тут в покое не оставят!

Главврач в палату ворвался:

— Заканчиваем, заканчиваем! Важные посетители!

Всех, кроме меня, выкатили в коридор. Коньяк… конфеты. Ого!

— Ты тут не расклеивайся,— Грунин хрипит.— А потом, если захочешь, к нам приезжай!

Как это — если захочешь?!

— Работу тебе найдем!

Как это — найдем работу? А что же я — ее потерял?

А я-то приготовился сопротивляться коварным их планам!

Так что ж они?.. Неужто просто по-человечески зашли?

— Ну… е с л и  ч т о…— Грунин поднялся.

Недолго побыли! Алехин вообще ни звука не проронил! Ушли. А я остался, как девушка, которая к долгому сопротивлению приготовилась, а никто, оказывается, и не домогался ее!

Наутро Геныч с Ромкой пришли.

— Твоя глупость просто изумительна! — Ромка говорит.— Неужели ты  э т о м у  поверил? — На Геныча кивает.— Разведка… разрядка… Тьфу! Да просто для рекламы водки использовали тебя! Душа твоя, жаждущая водки, влетела в некроантенну, что в торговом центре установлена была, завибрировала она на водочной частоте, и резко усилился спрос на водку на какое-то время. Решили они такое попробовать. Но, насколько я знаю, теперь отказались.

— И… что?

— Ну как — что? — Геныч усмехнулся.— Алехин твой виллу купил на Кипре. У этого попроще вилла…

Ромка обиженно отвернулся.

— Да и этот твой, Маркони американский, тоже поднялся, я думаю! — Геныч закончил.— Да, мистер Карпентер!.. А еще ВАСП!

— В общем…— Ромка меня добил: — Если вычесть их затраты на твое содержание и покупку, доход у них от всей этой операции — три процента!

— Три процента всего? — Я был убит.— За… три процента?

— У них на этот счет строго! — Ромка пояснил: — Доход выше пяти процентов вообще запрещен!

Ромка явно маялся, уйти рвался. Что-то ему здесь не нравилось… «Рожание слонов»?

— А ты что же?! — Я к Генычу обернулся.

— Я выполнял свой долг! — мертвенно Геныч произнес.

— …Карточный! — Ромка усмехнулся.— В общем, выкинь всю эту дурь из головы — разведка, разрядка… чушь! Куда подаваться-то думаешь?

Я промолчал. Хотел только спросить у них: как там Нелли? Но у кого спрашивать?!

Выписался. По городу бродил. Увидел свое отражение в телефонной будке — в ужасе закричал. Потом все же взял себя в руки, сообразил: это не отражение вовсе — стекла нету; в будке… другой человек!

Да-а… Думал — хотя бы на войну работаю, а оказалось — на водку! А ты бы лучше хотел за коммунистические (капиталистические) идеалы геройски погибать? «В жизни всегда есть место ангелам»?

Приучили к этому наркотику! Время отвыкать.

Конечно, Грунин мог бы сказать: «У нас зато были идеалы!» …Да. Но какие?!

Постепенно успокаивался.

И три процента — чем плохо? Тоже деньги, хоть и не мои.

В Сонькину Губу на поезде добирался. Сначала все заводил себя, что должен мстить, но постепенно разомлел, пригрелся… Кому мстить-то? Друзьям?

Рядом со мной пышная, теплая женщина сидела, постепенно расстегивая вязаные кофты, одну за другой, все время что-то уютно говорила.

— Вы вообще слышите меня?

— Извините, задумался в тепле. Так что?

— Так я и говорю вам: чистый кавалер. На станции каждый раз встречает меня! Расписание знает!

— Кто, простите?

— Да Дюша мой!

— Какой, простите, Дюша?

— Ну, Дюша!.. Индюк!

— А-а-а.

Поглядел на нее.

Да она и человеку может понравиться!

— А где выходишь-то?

Оказалось — далеко. Закемарил от тряски. Резко просыпаюсь — трогает за плечо.

Сошли с ней на станции. Действительно! Стоит это тропическое чудо: индюк!

Увидел меня, кровавую кишку надул под подбородком, зашипел. А на кишке еще кисточка трясется… Янычар!

Остановился. Она кокетливо ко мне обернулась:

— Ну, ты идешь — нет? Рюкзак тогда мой надень!

И как всегда — обмишулился! В рюкзаке этом оказалась вся причина! Хоть индюк ее и кавалер, а рюкзаков не носит!

Игриво болтала со мной, пока шли, я распалялся, как индюк, и как всегда — промахнулся! Думал, это она меня разжигает, а она — индюка!

Маркела на них нету!

Зашли в избу, сели на скамейку. Скинул рюкзак. Двигаюсь — отодвигается!

— Так ты чего?

— А ты чего?

— Так ведь приглашала!

— И шо?

— Ну как «шо»?

— Да шобы я такому костлявому!

— Да где же я костлявый? Шелковистый, как таракан!

Тут стекла в окне вдребезги, этот бешеный индюк в горницу влетел, выгнал меня на улицу, мчался сзади, взлетал-клевал. В глухую чащу меня загнал. По урочищам, по болотам шастал я — еле к Сонькиной Губе выбрался, мокрый, грязный, ровно лешак какой!

Передо мной спуск. Долина в тумане — и избушка моя! И от нее на все пространство стук разносится!

Кто бы это там хозяйничал?

Побежал!

Врываюсь в избу… никого!

Запахи какие-то знакомые, а никого нет.

А стук идет!

Вбегаю во двор!.. В дальнем, скатывающемся вниз углу, где роятся комары… Новая уборная! Желтая, как свечка! Сияет!

Раньше в крапиву приходилось бегать…

И стоят друзья: Геныч, Маркел, Коля-Толя!

К моему приходу старались — позвонили, видно, в больницу, узнали!

Геныч, как ответственный за бдительность, на всякий случай на клозетную дверь щеколду и снаружи приколачивает — отсюда на всю округу и стук!

Опробовал Геныч: легко вертится, надежно запирает! После этого подошел ко мне. Обнялись.

— Вот тебе Трон Генсека! — Маркел захихикал.

— Давай… «рожай слона»! — Геныч говорит.

Потом я, не в силах скрыть чувств, обернулся.

— А…

— Будет тебе А…— Коля-Толя захохотал.

И тут — прямо, гнилые ворота повалив, въезжает во двор роскошный БМВ!

И выходит Она!

Молчим.

— Тут я… кастрюлю у тебя оставила… заехала проведать.

— Проведай.

— И как вообще… она тут себя чувствует? — смущенно Нелли спрашивает.

— Текеть! — отвечает Маркел.

— Я и лудильщика с собой привезла! — смущается она.

И вылезает в роскошном свитере лудильщик. Обнялись.

— Ну что же,— лудильщик Рома произносит.— Пошли лудить!

Стала она меня долечивать: травяные притирания, тихий массаж. Примерно месяц так было, потом — ухватила за ногу, по лесенке стащила, проволокла в пыли через двор, мордою об забор жахнула — все как рукой сняло!

Алехин подтвердил прежнюю программу: опускаться, в глаза не бросаться. Должность — старший монтажа отсека.

Объяснял ей про конспирацию, что на самом деле я — большой человек, но чувствую: не верила!

Жили мы с ней неплохо. Но и не очень хорошо. Однажды услышал про нас в магазине:

— Он сам электрик, она — шорница. Но не стирает, не варит ему — никто не видал, чтобы у них дым из трубы шел!

Не без намека ей это пересказал. Усмехнулась:

— Зато я сама время от времени вылетаю из трубы!

…Не сразу понял эти ее слова, но потом, к сожалению, понял. Сошлась она с бабкой Секстиньей, колдуньей местной, которая кроме прочего зелья варила и самогон.

И Нелли в сарае, где у нее шкуры свисали, стала как-то подолгу пропадать. Выходила с каким-то странным блеском в глазах.

А однажды вижу — выходит из сарая. Идет через двор. Вдруг начинает брести как-то по кругу — и валится, как подломленная!

Бросаюсь к ней. Приподнимаю. Глаза полуоткрыты… Пьяна!

Отнес ее в избу. И тем не менее ночью опять все произошло, с какой-то особой яростью на этот раз!

Тишина. Потом спрашиваю:

— Так что с тобой происходит?

— А с тобой? Погляди на себя — ты же приехал совсем другой!

После всех Метаморфоз Овидия — немудрено!

Долго смотрел на себя в зеркало… Да-а!

Ведь это же я, когда прилетал с Рекламой Водки, зазомбировал ее!