Не поняв последних слов Христа, апостолы стали рассуждать между собой: «Что это говорит Он: “вскоре”? Не знаем, что говорит» (Ин. 16, 18).

Тогда Иисус, уразумев, что хотят спросить Его, сказал им: «Истинно, истинно говорю вам: вы восплачете и возрыдаете, а мир возрадуется; вы печальны будете, но печаль ваша в радость будет… Я увижу вас опять, и возрадуется сердце ваше, и радости вашей никто не отнимет у вас; и в тот день вы не спросите Меня ни о чем» (Ин. 16, 20–23).

«Я исшел от Отца и пришел в мир; и опять оставляю мир и иду к Отцу» (Ин. 16, 28).

Услышав эти слова, ученики сказали Христу: «Вот, теперь Ты прямо говоришь, и притчи не говоришь никакой. Теперь видим, что Ты знаешь все и не имеешь нужды, чтобы кто спрашивал Тебя. Посему веруем, что Ты от Бога исшел» (Ин. 16, 29–30).

Иисус отвечал им: «Теперь веруете?» (Ин. 16, 31). И в этом вопросе послышался грустный упрек; Христос как бы сказал апостолам: «Неужели только теперь пришла к вам вера? А что же было раньше? Все эти три года? Да и какова теперь ваша вера, выдержит ли она испытания?»

«Вот, наступает час, – сказал Он им, – и настал уже, что вы рассеетесь каждый в свою сторону и Меня оставите одного; но Я не один, потому что Отец со Мною. Сие сказал Я вам, чтобы вы имели во Мне мир. В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир» (Ин. 16, 32–33).

Остановившись при входе в селение Гефсиманское и не входя в сад, который был расположен по ту сторону потока Кедронского, Господь начал молиться Богу Отцу. «Отче! – сказал Он, возведя очи Свои на небо, – пришел час, прославь Сына Твоего, да и Сын Твой прославит Тебя, так как Ты дал Ему власть над всякою плотью, да всему, что Ты дал Ему, даст Он жизнь вечную. Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа… Я открыл имя Твое человекам, которых Ты дал Мне от мира; они были Твои, и Ты дал их Мне, и они сохранили слово Твое. Ныне уразумели они… что Я исшел от Тебя, и уверовали, что Ты послал Меня» (Ин. 17, 1–8).

Апостолы безмолвно внимали словам молитвы своего Учителя, а Он продолжал молиться о них и о всех верующих в Него:

«Не молю, чтобы Ты взял их из мира, но чтобы сохранил их от зла… Не о них же только молю, но и о верующих в Меня по слову их, да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино, – да уверует мир, что Ты послал Меня» (Ин. 17, 15–21).

«Отче! которых Ты дал Мне, хочу, чтобы там, где Я, и они были со Мною, да видят славу Мою, которую Ты дал Мне, потому что возлюбил Меня прежде основания мира… И Я открыл им имя Твое и открою, да любовь, которою Ты возлюбил Меня, в них будет, и Я в них» (Ин. 17, 24–26).

Окончив молитву, Христос пошел далее и, перейдя за поток Кедронский, углубился в Гефсиманский сад. Апостолы последовали за Ним.

Гефсиманский сад был расположен на склоне Елеонской горы и спускался к долине Кедрон. Здесь росли маслины. Христос любил это уединенное прекрасное место и часто отдыхал там с учениками. Теперь же Гефсиманский сад должен был стать местом Его духовной муки и преддверием Крестной смерти.

Войдя в сад, Христос сказал ученикам: «Посидите здесь, пока Я помолюсь» (Мк. 14, 32).

Сам же, взяв с Собою Петра, Иакова и Иоанна, удалился вглубь сада. «Душа Моя скорбит смертельно, – сказал Он им, – побудьте здесь и бодрствуйте со Мною» (ср. Мк. 14, 34). И, отойдя немного, пал на землю, и молился, чтобы, если возможно, миновал Его час сей; и говорил: «Авва Отче! все возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня; но не чего Я хочу, а чего Ты» (Мк. 14, 36). Агнец Божий, предназначенный еще до создания мира, изнемогал под тяжестью грехов всего человечества, которые Он добровольно принимал в Свою безгрешную душу.

Измученный смертельной тоской и обессиленный духовной борьбой, Христос, как Человек, нуждался в поддержке. Но подойдя к трем апостолам, Он нашел их спящими. «Симон! ты спишь? – обратился Он к Петру. – Не мог ты бодрствовать один час?» (Мк. 14, 37). А когда проснулись Иаков и Иоанн, Христос с грустью посмотрел на них и сказал: «Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение: дух бодр, плоть же немощна» (Мк. 14, 38).

Не найдя поддержки и утешения в учениках, Иисус Христос отошел от них, опять преклонил колена и опять молился: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты» (Мф. 26, 39).

Возвратившись к ученикам, Он опять нашел их спящими. На этот раз они так крепко заснули, что не сразу пробудились. Глаза у них отяжелели от сна, и они не знали, что отвечать Господу.

Отойдя от спящих апостолов, Христос в третий раз помолился, сказав: «Отче! о, если бы Ты благоволил пронести чашу сию мимо Меня! впрочем не Моя воля, но Твоя да будет» (Лк. 22, 42).

Страшный мрак ада сдавил страждущее сердце Иисуса. Все грехи человечества, совершенные во всю многовековую историю земли, упали на плечи Христа (см. Ис. 53, 5–6; 1 Пет. 2, 24; Гал. 3, 13). И всем этим грехам и мраку Господь противопоставил в душе Своей покорность Отцу и послушание Его воле. То, что нарушил Адам в раю – послушание Богу, здесь, в Гефсимании, Христос восстанавливал в страшном борении Своего духа.

Изнемогая в духовной борьбе, Иисус Христос, будучи всемогущим Богом, как Человек, напрягал все Свои телесные и душевные силы.

И послан был Ему ангел с небес, который должен был укреплять Его и придать Ему силы для предстоящих страданий. «И, находясь в борении, прилежнее молился, и был пот Его, как капли крови, падающие на землю» (Лк. 22, 44).

С появлением ангела Иисус окреп не только духом, но и телом. Окончив молитву, Христос в совершенной уверенности, что страдания Его и смерть необходимы, в третий раз подошел к ученикам и опять нашел их спящими и сказал: «Вы все еще спите и почиваете? Кончено, пришел час: вот, предается Сын Человеческий в руки грешников. Встаньте, пойдем; вот, приблизился предающий Меня» (Мк. 14, 41–42).

И апостолы пробудились. Один за другим они поднимались с земли и с тревогой вслушивались в какие-то новые звуки. Внезапно сад осветился фонарями и факелами, и послышался топот приближающейся толпы. Люди были вооружены: одни из них держали палки и колья, другие – мечи и копья. Среди пришедших было несколько воинов из стражи храма. Впереди всех шел Иуда. Это он выдал местоприбывания Иисуса Христа Его врагам.

Ученики растерялись. Но Иисус пошел навстречу толпе.

Тогда Иуда, делая вид, что возвращается из города, исполнив данные ему в конце Тайной вечери поручения Христа, и ничего не имеет общего с пришедшими, быстро приблизился к Спасителю, чтобы поздороваться с Ним.

Но Господь кротко спросил его: «Друг, для чего ты пришел?» «Равви́, – ответил Иуда, и слово замерло на устах его. – Равви́!» – и поцеловал Его… (ср. Мк. 14, 45).

Христос знал предательскую цену этого поцелуя и с негодованием спросил изменника: «Иуда! целованием ли предаешь Сына Человеческого?» (Лк. 22, 48).

Предатель вздрогнул. Он понял, что Иисус Христос насквозь видит его подлую душу и знает о его уговоре с начальниками отряда: «Кого я поцелую, Тот и есть, возьмите Его и ведите осторожно» (Мк. 14, 44).

Тем временем стража стала приступать ко Христу и к группе апостолов, но неверный, тусклый свет факелов мешал ей различить лица. Нужно было точно увериться, что перед ней именно Христос, или взять всех.

Тогда Спаситель, зная все, что с Ним будет, приблизился к служителям и спросил: «Кого ищете?» Из толпы ответили: «Иисуса Назорея». – «Это Я». Они отступили назад и пали на землю. Христос опять спросил их: «Кого ищете?» Они сказали: «Иисуса Назорея». Иисус отвечал им: «Я сказал вам, что это Я; итак, если Меня ищете, оставьте их, – указал Он на апостолов, – пусть идут» (ср. Ин. 18, 4–8).