Литмир - Электронная Библиотека

Джулиана и не собиралась. Он преследовал их автобус, а теперь, когда они приехали, торчал на другой стороне улицы напротив кондитерской. Джулиана одновременно ужаснулась и пришла в восторг, когда тетка вдруг помахала ему.

— Может, позвоним в полицию? — спросила она.

— И что мы скажем? Что на Медисон-авеню стоит какой-то мужчина, который курит сигарету?

— Но он преследовал нас.

— Да, конечно. Но даже если нам удастся доказать это, то знаешь, что он скажет полиции? «Я поклонник Джулианы Фолл, она такая хорошенькая».

И она выразительно махнула широкой ладонью.

Они решили, что, раз ему так хочется, то пусть померзнет, дожидаясь их.

Катарина закусила губу, и слезы хлынули по ее бледному лицу, когда она увидела дочь.

— Слава Богу! О Господи! Я так волновалась!

«Она никогда не узнает об этом, — поклялась себе Джулиана. — Я не скажу ей. Я придумаю, как мне выпутаться из этих неприятностей. Она ничего не узнает».

— Все в порядке, — наконец произнесла Катарина.

— Мама, я…

Джулиана замолчала, будучи не в силах продолжать. Она не может сейчас мучить мать расспросами, та слишком потрясена, ее рана кровоточит. И есть ли у нее вообще право допытываться у матери о тех давних временах, когда ее самой еще не было на свете? Да и мать, наверное, имеет право умолчать о каких-то вещах, случившихся в ее жизни. «Если бы у меня был ребенок, — подумала Джулиана, — разве захотела бы я, чтобы он знал обо мне все? Разве нет в мой жизни чувств, событий, поступков, которые я предпочла бы держать в тайне?»

— Я хочу, чтобы ты знала, как я сожалею о дяде Джоханнесе, — заговорила она. — Я знаю, в последнее время ты редко виделась с ним, но все равно любила его. Все вы по-своему были очень близки друг другу. Я только сейчас поняла это.

Катарина, покусывая нижнюю губу, выпустила руку Джулианы и вытерла слезы.

— Что ты собираешься делать?

— Не знаю, — призналась Джулиана.

— Разве ты не работаешь над концертом Шопена?

Джулиана улыбнулась, встала и обняла мать.

— Ты такая же невозможная, как и тетя Вилли, хотя и по-другому. Но я люблю тебя, мама.

— И я люблю тебя, — прошептала Катарина.

Она выпрямилась, вздохнула и решительно сказала:

— Позови-ка сюда тетю Вилли.

— Ну что, Стальной мужик, как поживаешь?

Мэтью сразу узнал этот голос и напряженно вжался в спинку кресла.

— Блох?

— Ты не прислушиваешься к советам. А?

— Что-то я тебя не понимаю.

— Тебя видели в Антверпене.

Черт! — подумал Старк. Надо же быть таким ослом. Ему не приходило в голову, что люди Блоха могут следить за мастерской и домом Пеперкэмпа.

А как же Джулиана?

О, черт! Если они следили за домом Пеперкэмпа, значит, они видели и Джулиану с теткой. Что еще известно этим ублюдкам?

Блох самодовольно продолжал:

— Тебя засекли у дома старика сразу после того, как туда вошли Джулиана Фолл и Вильгельмина Пеперкэмп. Ну и парочка! Просто умора. Говорят, Джулиана Фолл очень даже ничего. Что скажешь?

— Скажу, что при первом же удобном случае разобью тебе башку и размажу мозги по стенке.

— Ну да, если я буду играть по твоим правилам. Но это в прошлом. Сейчас ты играешь по моим. Хочешь, я расскажу тебе все, что мне известно?

— Нет.

— Мне известно, что ты ходил в Линкольн-центр в тот самый вечер, когда там были Райдер и Штайн. Мне известно, что ты ездил в Нью-Йорк, чтобы встретиться с Джулианой Фолл, и в Антверпен, чтобы найти ее дядю. А знаете ли вы, сэр, почему вы оказались там? Потому что старый приятель, военный специалист Отис Рэймонд слишком много разболтал своему кумиру Мэтью Старку.

— Дай мне поговорить с Пронырой, — упрямо сказал Старк.

— Он сейчас не в состоянии разговаривать.

— Что ты хочешь этим сказать, черт возьми?

— Ты же понимаешь, я доверял ему, пытался помочь. Но так оно всегда и кончается.

Старк весь похолодел.

— Если ты тронешь Отиса, я сам приеду за тобой, Блох. Прячься сколько угодно, я все равно тебя достану.

— А лучше бы ты держался от меня подальше, — сказал Блох и ядовито добавил. — Стальной мужик.

— Блох…

Сержант повесил трубку.

Эй, кажется, мы вляпались в порядочное дерьмо, сэр.

Так говорил Отис Рэймонд. Мэтью, стараясь успокоиться, запустил пятерню в шевелюру. Проныра с того самого дня, как вернулся из Вьетнама, никак не мог твердо встать на ноги, он мало беспокоился о последствиях своих действий. У него нет будущего, было не такое уж богатое прошлое, есть только настоящее. Он ухаживал за своим М-60, за обычной пушкой любого вертолетного стрелка, нежнее, чем за женщиной. Но он же и плакал, как двухлетний ребенок, когда низкие облака помешали им выручить ребят их взвода и им пришлось потом — когда было уже поздно — собирать убитых. Он истерически смеялся и, сталкивая пехотинцев с вертолета, зависшего над землей на высоте восьми-десяти футов, вопил: «Развлекайтесь, мужики!» Он гордился своими наградами, спасенными им жизнями; он никогда не говорил о том, что убивает людей. Только один раз.

Я делаю то, что должен. Я как рассуждаю? Однажды придет и мой черед, и тогда уж я не буду хныкать. Значит, так тому и быть. И они должны рассуждать так же. Понимаешь? Черт, похоже, не понимаешь. Конечно, это ведь я убиваю их.

И это было правдой, по крайней мере, первое время. К концу своей первой вахты Старк пересел с «челнока» на боевой вертолет AH-1G Cobra. Ему, разнообразия ради, захотелось тогда пострелять назад. Но от этого не стало легче. Тогда ни от чего не становилось легче. На «кобрах» не стреляли из дверей, и они с Отисом Рэймондом расстались. Это продлилось недолго. Он пересел на легкие разведывательные вертолеты, и опять Проныра стал его стрелком. Сумасшедший, бестолковый, страшный, храбрый, нахальный военспец Отис Рэймонд. Он воображал, что настанет день и кто-нибудь снимет о нем кино. Лучший стрелок Вьетнама, так он не раз называл себя. Очень может быть. Ведь он остался в живых, разве не так? И фильм тоже сняли. Но Отис никогда не читал и не видел «Горячей зоны», и Мэтью так и не сказал своему давнему приятелю, что чокнутый, геройский, одинокий стрелок в книге и фильме был списан с военспеца Отиса Рэймонда.

Мэтью почувствовал пустоту и страшное одиночество.

Глава 16

В «Кондитерской Катарины» было тепло и людно. Вильгельмина на какое-то время окунулась в атмосферу покоя, она просто сидела, наслаждаясь тем миром, в котором жила ее сестра. Он казался таким благополучным. Она подумала о том, как было бы хорошо, если бы здесь сейчас сидел Джоханнес: они все вместе пили бы slemp — у них всегда на Рождество готовят этот молочный напиток с пряностями — и ели бы oliebollen — пончики с изюмом. Но этого не будет.

Из кухни вышла Джулиана; она была взволнована, но ей удалось улыбнуться.

— Теперь ваша очередь. Я скоро ухожу, вот ключ от квартиры. Встретимся дома.

— Куда ты идешь?

— В Сохо. Я ненадолго.

— А как же наш кавалер в дождевике?

— Не волнуйтесь, тетя Вилли, я разберусь с ним. — На этот раз ее улыбка была искренней, а темные глаза просияли. — Можете не сомневаться.

Вильгельмина отнюдь не была убеждена в этом и сочла самоуверенность Джулианы неуместной, но не стала спорить. Если бы соглядатай собирался как-то навредить им, то он бы, наверное, уже сделал это или, по крайней мере, вел бы себя осторожнее. Похоже, он только следит за ними. Но зачем? Кому это понадобилось?

Она вздохнула и кивнула племяннице.

— Будь осторожна. — Вилли тоже принужденно улыбнулась. — А то мне придется объясняться с твоей матерью.

Джулиана рассмеялась и пошла к стойке, собираясь перекусить на дорогу, а Вильгельмина направилась на кухню. Там, в кладовой, за маленьким столиком она и нашла сестру. На ней были повседневные брюки и джемпер, волосы, тронутые сединой, были сколоты на голове; но даже в таком виде Катарина выглядела очень элегантно. «Я в этом наряде, — подумала Вильгельмина, — смотрелась бы заурядной толстухой». Они с сестрой всегда были очень разными.

46
{"b":"271666","o":1}