Литмир - Электронная Библиотека

— Да, ей не понравится, если я расскажу тебе о камне, и еще больше не понравится, что Менестрель теперь будет у тебя, — печально заговорил Джоханнес Пеперкэмп. — Но это меня не останавливает. Я чувствую ответственность перед будущими поколениями нашей семьи, как и перед прошлыми.

Джулиана начала задаваться вопросом, стоит ли ей принимать дядю всерьез. Может, старик просто выжил из ума? А что, если она держит в руках просто кусок гранита? Но дядя говорил необычайно взволнованно, а его гортанный выговор придавал словам некий таинственный смысл. Вытирая подбородок краем полотенца, она осторожно произнесла:

— Я вас не совсем понимаю, дядя Джоханнес.

— Камень Менестреля находится у Пеперкэмпов четыре столетия. Мы, твоя семья, являемся его хранителями.

— А он… — Её голос охрип, а руки дрожали от невероятного волнения. — Он очень ценный?

Дядя грустно улыбнулся.

— Были времена, когда любой из Пеперкэмпов с первого взгляда узнал бы то, что ты сейчас держишь в руках. По сегодняшним оценкам, Джулиана, Менестрель относится к категории В, самой высокой категории для белого алмаза. Существует лишь несколько экземпляров, чистота и прозрачность которых приближается к абсолютным, но среди необработанных алмазов Менестрель к ним ближе остальных. У огранщиков это называется прозрачностью льда.

— А что с ним произойдет, когда его обработают?

— Если его обработают, Джулиана, — «если», а не «когда». Вот уже четыреста лет мы оберегаем Камень Менестреля от этой участи. Удивительно, правда? Семья огранщиков алмазов, оберегающая камень от своих же инструментов. За нашими плечами четыре столетия, и мы изучили этот камень. И если ему суждено быть обработанным, то мы знаем его секреты. Я сделал метки и потом расскажу тебе о них. Они покажут любому огранщику те места, куда следует вонзать инструмент, чтобы сохранить вес камня и не пожертвовать при этом его красотой. Но ты должна понять — ценность Менестреля состоит не только в его будущем, но и в его легенде.

— Господи, дядя Джоханнес! Что за легенда?

— В 1581 году, когда Менестрель впервые оказался у Пеперкэмпов, это был самый большой и самый таинственный алмаз.

Даже в минуты предконцертной лихорадки сердце Джулианы не билось так, как оно колотилось сейчас.

— Почему таинственный?

— Потому что слухи о его существовании ходили многие столетия, но никогда не подтверждались. Камня, который ты сейчас держишь в руках, моя дорогая Джулиана, за эти четыреста лет не видел никто, кроме Пеперкэмпов. И никто не сможет доказать, что он существует.

— Дядя Джоханнес, но мне совсем не нравятся бриллианты.

— Это у тебя от матери, — мягко заметил он и улыбнулся. — Я понимаю, но сейчас это не имеет значения. В каждом поколении Пеперкэмпов был человек, который служил хранителем камня. В моем поколении таким человеком был я. В твоем поколении, Джулиана…

— Пожалуйста, не нужно.

Он взял ее руку.

— В твоем есть только ты.

Джоханнес Пеперкэмп занял свое место на деревянной скамье рядом с сестрами. Вместе они составляли потрясающее трио. Катарина в пятьдесят один год не утратила девичьей хрупкости и привлекательности. Ее глаза, как и глаза дочери, были темно-зелеными, но более округлыми и мягкими, а русые волосы остались такими же, как и сорок лет назад, когда она со старшим братом бегала на канал кататься на коньках. Джоханнесу хотелось, чтобы она хоть раз улыбнулась. Но он понимал, что ей не до того — Катарина охраняет Джулиану, опасаясь, как бы он или Вилли не проболтались дочери об их общем прошлом, о котором она ей никогда не рассказывала. Но он уже сделал это, разве нет? И все-таки его поступок с Камнем Менестреля не был простой оплошностью. Многие недели он обдумывал этот шаг, надеясь, что Джулиана уже все знает, что мать давно поведала ей историю Менестреля.

Хотя уж он-то мог бы предположить, что Катарина будет нема как рыба.

Уловив в глазах младшей сестры страх, причиной которого был он сам, Джоханнес перевел взгляд на Вильгельмину, и улыбка тронула его губы. Ах, Вилли! Вот кто никогда не изменит себе! Она по-прежнему оставалась простой и понятной — грузная фигура, резкие черты лица, прозрачные голубые глаза, светлые волосы, которые никогда не были столь прекрасными и белокурыми, как у Катарины, и которые сейчас совсем побелели. Ей было шестьдесят четыре года, но даже когда ей стукнет все сто, она останется такой же непреклонной и принципиальной.

Вилли наверняка одобрила бы его разговор с племянницей, но она со своим прямолинейным напором заставила бы его рассказать обо всем Катарине. А разве это возможно? Разве смог бы он объяснить ей все противоречивые чувства, что боролись в его душе, — обязательства перед потомками Пеперкэмпов и ужас, охватывавший его при мысли о том, чем стал этот камень для его поколения — для Катарины и Вильгельмины, для него самого? Его отец передал ему Менестреля в 1945 году при обстоятельствах гораздо более сложных, нежели те, в которых сейчас оказался Джоханнес. Как он мог забыть о возложенной на него ответственности? Он обязан был отдать камень Джулиане. У него не оставалось выбора.

Ты мог бы выбросить его в море, сказала бы ему Катарина снова, как и много лет тому назад.

Может, и стоило послушаться ее тогда.

А Вильгельмина — дорогая прямодушная Вилли! — она бы вынудила его открыться Катарине, а потом пришлось бы рассказывать все и Джулиане. Все, а не только то, что он поведал ей сейчас. Камня, который ты держишь в руках, за эти четыреста лет не видел никто, кроме Пеперкэмпов. И никто не сможет доказать, что он существует. Это были слова его отца, когда Джоханнес в детстве впервые увидел Менестреля.

Но теперь эти слова были ложью.

Однако, разве это имеет значение. Что было, то прошло.

На импровизированную сцену вновь вышла Джулиана лучезарно улыбаясь публике, и Джоханнес ощутил прилив горделивого восхищения. Несмотря на пережитое по его вине потрясение, Джулиана начала второе отделение концерта с той же пылающей энергией, с той же безукоризненной виртуозностью, с какими играла в первом.

Уже через несколько минут Катарина толкала локтем в бок старшую сестру.

— Вилли! Вилли, проснись!

Вильгельмина шумно втянула носом воздух.

— Я не сплю.

— Уже не спишь. А минуту назад у тебя глаза были закрыты.

— Ну уж!

— И больше не храпи. А то Джулиана услышит тебя.

— Ладно.

Вильгельмина проявляла невиданную для себя уступчивость. Она выпрямилась на неудобной скамье.

— Все эти сонаты звучат для меня как одна.

— Ты неисправима, — сказала Катарина, но в ее голосе Джоханнесу послышалась нежность.

«В прошлом ничего подобного не было, — подумал старый огранщик. — Но если бы все складывалось так же гладко, то не было бы Джулианы. Она — утешение для всех нас. Для Катарины, для меня, и даже для Вилли. И потом, благодаря ей сохранится не просто традиция Пеперкэмпов, сохранится наш род».

Глава 1

Лэн Везеролл прислонился к изящной металлической ограде перед «Аквэриан» и наслаждался декабрьским полуденным солнцем. Он любил понаблюдать за людьми, и лучшего места, чем Нью-Йорк, для этого не придумаешь. Здесь, разнообразия ради, он и тешил себя таким занятием. Ему, постоянно находившемуся в центре внимания, это было несказанно приятно. Лэну Везероллу, звезде НБА, до семи футов недоставало трех дюймов. Был он черным и богатым, вкус его — изысканным, а обязанностей у него — великое множество. Он знал, что теперь на улицах Сохо ему невозможно раствориться в толпе, как в других местах. Но здесь, по крайней мере, его никто не посылал к черту.

Даже для такого большого города люди двигались очень быстро. Лэн видел, как из-за угла вывернула женщина с розовыми волосами, в енотовой шубе. Она шла мерным шагом. На ней были красные вязаные перчатки и красные виниловые ботинки, губы покрывала ярко-красная помада. Ее глаза…

2
{"b":"271666","o":1}