Вновь увидев ее, он едва не потерял самообладание. Что все это значит? Если сенатор Райдер пригласил Рахель Штайн в Линкольн-центр, значит, у него были причины, но он пригласил и Хендрика. Голландец не стал суетиться, а решил подождать и выяснить, что к чему. У него были на сей счет свои соображения, но он хотел знать наверняка.

Он не присоединился к бурной овации. Райдер пришел бы в бешенство, если бы Хендрик обнаружил себя, но это его мало беспокоило. Он направился из зала, быстро поднимаясь по проходу и глядя только вперед. Катарина сегодня должна быть здесь. Если она и увидит его, не выдаст. Подумав о ней, Хендрик почти явственно ощутил ее ужас и ненависть. Его дыхание участилось, в боку кольнула острая боль, но он не убавил шага.

Ты должна мне верить, моя Катарина.

Но этого, конечно, не будет никогда.

Все существо Райдера откликнулось на Джулиану Фолл. Такого у него не было ни с одной из женщин. Но, поймав на себе взгляд Рахель Штайн, он попытался скрыть свои чувства.

— Джулиана — пианистка от Бога, — спокойно заметила старуха.

— Да, она удивительна. — Райдер кашлянул, тщетно стараясь вернуть себе уверенность и надеясь, что эта невозможная женщина не заметит его волнения. — Удивительно талантлива.

Джулиана Фолл, стоя на сцене, раскланивалась — сначала одна, потом с дирижером, затем с оркестром. Ее улыбка была ослепительной, блестящие волосы хлынули вниз, когда она поклонилась в последний раз. Райдер почти чувствовал их мягкость на своих пальцах.

— Сенатор Райдер, вы должны кое-что понять, — заговорила Рахель.

— Пожалуйста, не сейчас. Чуть позже.

Она пропустила его слова мимо ушей.

— Хендрик де Гир — тот человек, который уничтожит и Джулиану, если ему понадобится спасти себя.

— Что?! — Райдер резко повернулся к ней.

— Вы слышали меня, — тихо сказала она.

Райдер сглотнул слюну. В нем шла борьба. Хитрая маленькая ведьма! Нельзя терять самообладания, во всяком случае, сейчас. Появление Джулианы Фолл привнесло неожиданный поворот в интригу; он ожидал, что она будет так же неприятна ему, как и подруга ее матери. Райдер пришел в бешенство. Это не входило в его планы! Рахель Штайн нужно вывести из игры.

— Когда-то я была молодой, красивой, талантливой так же, как и мать Джулианы, — печально заговорила Рахель, — но Хендрик де Гир отнял у нас все. Он и его приятели-нацисты.

Меня это не волнует! Райдер рассвирепел. Пора кончать с этим и заняться делом. Поток людей заполнил проход.

— Я очень сожалею о вашем прошлом, мисс Штайн, и ваши страдания вызывают у меня искреннее сочувствие. — Он помедлил, чувствуя, как к нему возвращается самообладание. Да, подумал он, я справлюсь и с этим. — Мне бы хотелось помочь вам привлечь де Гира к ответственности, но боюсь, здесь я ничего не могу поделать. Мне известно о нем гораздо меньше, чем вам, и я не в состоянии разузнать что-либо еще. Если вы хотите выдвинуть обвинения против де Гира за его действия в Амстердаме во время Второй мировой войны, то я могу только приветствовать это, хотя и должен предупредить вас, что вы вряд ли многого добьетесь. Гораздо более опасные преступники разгуливают на свободе. Но прошу заметить, что любое решение, принятое вами после нашего разговора, будет только вашим решением.

Рахель Штайн молчала. Она задумчиво кивнула, полностью погрузившись в свои мысли, словно сожалела о том, что когда-то доверилась ему или кому-то еще. Райдер отбросил последние угрызения совести. Эта женщина просто сентиментальна, сказал он себе, что тут можно поделать. И добавил:

— В тот раз я впервые встретился с де Гиром. — Он вздохнул и беспомощно-недоуменно пожал плечами. — Я уже говорил, что понятия не имел о его нацистском прошлом.

— Ну, в таком случае наша встреча с Катариной бессмысленна, — твердо сказала Рахель.

— Мне бы хотелось объяснить ей свою позицию…

— Зачем вам терять время? И собственно, зачем вам понадобился этот вечер, если вы не собирались ничего делать? Мы могли бы ограничиться телефонным разговором.

— Я счел себя обязанным сказать вам об этом лично, не пряча глаз. И кроме того, до сегодняшнего вечера я предпринимал все возможное, чтобы раздобыть какую-нибудь информацию о де Гире.

Ее черные, пронзительные глаза буравили его.

— Я вам не верю, сенатор. Мне надо было понять с самого начала, что вы не станете помогать мне. Хендрик де Гир виновен в смерти двенадцати человек. Но ведь они не были избирателями штата Флорида, не так ли? Я не собираюсь сдаваться, по крайней мере, пока. Вы говорите, что впервые видели тогда де Гира? Хорошо. Я выясню, правда ли это. Я выясню, не связывает ли вас что-то с де Гиром. — Она прищурила глаза, полная гнева и решимости. — Я выясню все.

И пылая от ярости, она оставила его.

Сэм Райдер глядел ей вслед, пока эта маленькая разгневанная женщина не исчезла в толпе людей, тянувшихся к холлу, но и тогда он не осмелился расслабиться. Она уйдет и поймет, что ее угрозы пусты. Но тем не менее Райдеру больше не казалось, что он сдрейфил, рассказав о ней Блоху. Конечно, она достаточно умна и поймет, что потерпела поражение. И больше никаких звонков, встреч или писем. Жаль, что он не встретился с Катариной Фолл, тогда в его руках были бы карты против де Гира, но он, по крайней мере, отделался от Рахель Штайн. Одна цель достигнута. Теперь следующая. Голландец уже должен был ждать Райдера в его машине. Но Джулиана Фолл…

Райдеру не хотелось втягивать ее в свои дела, но этого и не случится. Она пианистка. Красивая и незабываемая. Он не станет впутывать ее в эту историю, а сейчас соберется с силами и заставит де Гира сделать все, что нужно.

И все же, решительно шагая к выходу, он оглянулся и бросил жаждущий взгляд на сцену. Она казалась оглушительно пустой. Где-то там, за кулисами, Джулиана принимает цветы и поздравления. Де Гир подождет, решил он. Ты — американский сенатор. Используй свое влияние.

Он перебросил через руку пальто и направился за кулисы.

Адриан Фолл подхватил жену под локоть, когда она оступилась в проходе. Это был высокий, бледный мужчина с красивыми, худощавыми чертами лица, и она нежно любила его. Он вошел в ее жизнь как раз тогда, когда она начала думать, что больше не сможет полюбить и поверить. Он увез ее из Амстердама — от ее прошлого, от воспоминаний. Он понимал, что существует нечто такое, о чем она не хочет говорить. И он никогда не принуждал ее, позволяя быть такой, какая она есть. Они вместе баловали и обожали Джулиану, строя новую — общую — жизнь. Он был спокойным, милым, чутким человеком, но сейчас Катарина пожалела, что он не остался сегодня дома. Адриан ничего не знал ни о Рахель Штайн, ни о Хендрике де Гире. Разве могла она объяснить ему все?

— Катарина, что случилось? — обеспокоенно спросил он. — С тобой все в порядке?

Она глотнула воздуха, словно не видя мужа. Она побледнела и вся дрожала.

— Да, хорошо, просто… — Здесь не хватает воздуха! Я упаду в обморок. — У меня болит голова.

— У тебя гипервентиляция. Нам нужно ехать домой.

Домой, бессвязно думала она, пытаясь не ловить ртом воздух, пока Адриан объяснил ей, в чем дело. У нее в крови слишком много кислорода. Ах, Адриан, такой надежный, такой правильный. Ее мать любила говорить, что лучшее средство против гипервентиляции — это засунуть голову в целлофановый пакет. Ох, мама! Мать сейчас была бы сильной. Она не уехала бы так просто домой. Ее не прельстила бы мысль запереться в квартире на Парк-авеню и отсидеться там.

Катарина справилась с собой и поднесла дрожащую руку ко рту. Боже мой, думала она, я тоже видела его. Хендрик! Она чувствовала, что сегодня он будет здесь. Он прошел мимо, и она лишь мельком видела его. Но этого было достаточно. Его лицо отпечаталось в памяти навсегда.

Она положила ладонь на руку Адриана, его тепло, как якорь, держало ее в настоящем. Ей нужно предупредить Рахель, что Хендрик здесь. Ей нужно сделать это, несмотря на свой ужас!