Сочувственно взглянув на девушку, он подал ей кружку.

— Нет, — решительно отказалась она и потянула за ремень одну из винтовок.

— Ну где тебе, девочка, с ней справиться… — добродушно отказал ей железнодорожник.

— Я естем не девочка… я естем повстанец варшавский! — гордо ответила она.

А железнодорожник, который не понял и половины того, что она сказала, уже отвернулся. Она жадно поглядела ему вслед опечаленными глазами. У Пепика защемило сердце. Будь он в силах что-нибудь сделать для нее, честное слово, он охотно расшибся бы в лепешку. Может, даже фауст-патрон… Нет, он ни за что его не отдаст. Эта штука не для девушек. Но у Пепика есть еще кое-что в запасе. Так и быть… если только она возьмет. Придерживая одной рукой фауст-патрон под мышкой, он полез за пазуху и подошел к польской девушке. Она удивленно посмотрела на него.

— На, держи… вот тебе для начала! — вырвалось у Пепика, но тут же от его храбрости не осталось и следа.

Он покраснел, словно пион, и проглотил слюну.

Девушка взглянула на него своими темными глазами и радостно схватила гранату. Для Пепика граната была невиданной, загадочной вещью, а польской девушке она, как видно, была отлично знакома.

— Спасибо! — сказала она по-польски и ласково улыбнулась Пепику. — Как тебя зовут?

— Пепик Гошек, — смущенно произнес он и протянул ей руку.

— А я Галина… запомнишь? — сказала она и крепко пожала руку Пепику.

— К радио! Два грузовика отправляются к радио! Те, у кого есть оружие, садятся перед вокзалом!.. — вдруг закричали из громкоговорителя.

— Я еду! Там сражаются наши! — воскликнул Пепик и схватил Галину за руку.

Когда в сердцах людей вспыхивает пламя борьбы, они могут совершить и невозможное. Кто знает, откуда вдруг взялись грузовики, какой чародей помог достать их? Но перед вокзалом и вправду стояли две грузовые машины, и их баки были полны бензина, который сейчас ценился на вес золота. На радиаторах красовались чехословацкие флажки. Не прошло и минуты, как машины ощетинились винтовками с примкнутыми штыками. Все это придавало стареньким грузовикам с деревянным кузовом необычный, воинственный вид, они как бы превратились в грозные танки.

— Поехали! Трогай! Чего еще ждать? — нетерпеливо кричали бойцы в машинах — К радио! Дорога каждая минута!

Отряд угольщика Адама насчитывал уже около шестидесяти человек. Он пополнился несколькими железнодорожниками с вокзала, рабочими с угольного склада, жителями окрестных домов. Лойза Адам вскочил в старую «праговку» и закричал громовым голосом:

— Тихо, ребята! Пятнадцать винтовок мы отправим на баррикаду у Тройского моста! — Он огляделся, отыскивая мужчину в серой шляпе. — Ты их поведешь! И расскажи хромому, как мы расправились с немцами на вокзале. Мы вернемся из центра часа через два… Как тебя зовут, дружище?

— Стршельба Иозеф. Но я тоже хотел бы к радио… Что ж на мосту… — нерешительно запротестовал было мужчина в серой шляпе.

— Мы все к радио хотим! Там будет по-настоящему жарко! Ты над нами не командуй! — закричал растрепанный парень, блестящие глазки которого так и бегали по сторонам; он вызывающе стал перед угольщиком. — Ты, никак, командира вздумал разыгрывать? Нечего выставляться! Мы все равны и будем драться, как нам вздумается.

Лойза Адам посмотрел на парня тяжелым взглядом. Он что-то не мог припомнить это лицо; его не было, когда они прибежали сюда от моста. Должно быть, парень пристал к отряду уже здесь. Угольщик некоторое время приглядывался к нему, словно соображал, как с ним быть, потом неожиданно схватил его за отвороты пиджака и притянул к себе.

— Кто это выставляется, молокосос? На мосту баррикада строится… и ни одной винтовки! А как раз оттуда нацисты и могут пожаловать в Прагу. Ты сам пойдешь к мосту, понял?

— Я буду воевать там, где мне нравится! — дерзко возразил крикун. — Тебя кто командиром поставил?

Угольщик покосился на свои неуклюжие, толстые пальцы, внезапно отпустил парня и вопросительно взглянул на бойцов.

— Кто меня командиром поставил? — в недоумении сказал он, словно сам отыскивал ответ на этот вопрос.

Но человек двадцать из тех, кто прибежал с ним от моста, закричали, перебивая друг друга:

— Конечно, угольщик — командир! Адам — наш командир!

Угольщик провел рукой по щетинистому, небритому подбородку и удивительно спокойно сказал строптивому парню:

— Вот видишь… Они меня поставили… Скажи-ка лучше, кто тебе винтовку дал?

— Я… сам взял, — пробормотал, заикаясь, парень.

— Полно врать, Зденек, ты пришел поздно! Я тебе винтовку дал. Ты парень неплохой, я знаю! — воскликнул один из железнодорожников. — А винтовки-то раньше захватил вот он, угольщик!

Лойза Адам усмехнулся и поглядел на Стршельбу:

— Ничем не могу помочь, Стршельба, придется тебе пойти к мосту. Принимай-ка команду. А вот тебе и первый стрелок!

Крикливый парень заметно притих.

— Может, у моста фейерверк-то и будет…

— У моста — обязательно! Ты здорово там пригодишься! Стрелять умеешь? Как тебя звать?

— Микат Зденек.

— Откомандирован к мосту! С ним пятнадцать голешовицких! Живей, ребята!

Теперь, как ни странно, все пошло гладко. Строптивый Микат выскочил из машины и очутился в первой шеренге рядом с вагоновожатым того трамвая, из которого сделали баррикаду на мосту. И вот уже выстроилась колонна по три человека в ряд. Иозеф Стршельба стал во главе.

— Отряд, слушай мою команду! Правое плечо вперед, шагом… марш! — деловито скомандовал Стршельба, словно всю жизнь ничем другим не занимался.

Уже не беспорядочная толпа, а военная часть, вооруженная винтовками, зашагала по улице. Угольщик с довольной улыбкой посмотрел вслед, как мастер — на готовую, хорошо сделанную работу.

— Ну ладно… А теперь — к радио! — крикнул он спустя несколько секунд шоферу. — Кажется, через Главков мост проще всего будет.

— Фашисты мост обстреливают из Штваниц. Поедем-ка лучше через Либенский, — ответил шофер и включил мотор «праговки».

В это время Пепик Гошек и Галина подбежали к грузовикам. Опоздали они потому, что у Галины свалились с ног ее тряпки. Она напрасно пыталась подвязать их гнилыми веревками, в конце концов все отшвырнула и теперь прибежала босиком.

— И нас с собой возьмите! И нас тоже! — закричал Пепик тем, кто сидел в задней части кузова, и протянул к ним свободную руку.

Но это были какие-то незнакомые Пепику люди. Они только засмеялись в ответ:

— Тебя мать разыскивает, малыш!

— Беги-ка ты лучше домой да как следует уроки учи! В понедельник учитель спросит!

— Поехали!

Оба грузовика рванулись вперед. Огорченный Пепик Гошек остался стоять посреди мостовой. Он так растерялся, что в первую секунду даже не посмотрел на Галину. Это она его все время задерживает! Прибеги они сюда чуточку раньше, он бы непременно сел в машину. Угольщик, конечно, взял бы его с собой. Ведь он знает Пепика! Они вместе атаковали немецкий эшелон. А из-за этой девчонки… да, нелегко воевать… если бабы…

— Что ты будешь… что же мы теперь станем делать? — спросила Галина, схватив Пепика за локоть.

Ее голос звучал так странно, что Пепик невольно обернулся. Девушка стояла босиком на холодной мостовой; в дырах рваного полосатого платья, которое ей выдали в концлагере, виднелось голое тело. Она стучала зубами от холода, но в глазах ее по-прежнему светился задорный огонек, хотя сердце ее ныло от мучительной неизвестности: что она будет делать одна в этом незнакомом ей большом городе?

Пепику вдруг стало стыдно: ну чего он на нее сердится! Галина ведь столько перенесла, прежде чем попала на Голешовицкий вокзал! И где ее отец, мать, где дом?

Думая обо всем этом, Пепик сделал то, что ему меньше всего хотелось.

— Знаешь что? Пойдем к нашей маме! Она даст тебе ботинки и платье поприличнее. Тебе нужно обуться и одеться, а потом уж… — пробормотал он миролюбиво и взял Галину под руку.