На рассвете Сторожук со своим слугою-оруженосцем и ещё с двумя верными ему казаками-алешковцами тайно, не предупредив никого, куда отбывает, выехал в Изюм, в полковую канцелярию, в отдел, который ведает распределением поместий.

Где-то в полночь, когда хорошо подвыпивший Балыга улёгся спать, Гасан решил разыскать Головатого. Вышел на улицу и задумался, куда же идти: во двор крепости или в избу, где Головатый должен отдыхать?

Ночная тишина. В густой, синей мгле купается щербатый месяц. Узенькая улочка, стиснутая между избами, сараями, казалась Гасану ущельем. Высокие ветвистые деревья своими очертаниями напоминали ему уголок Кафы. Вон медресе, а там дальше — низкий, длинный, затенённый кустами дворец бея. А вон тот высокий тополь — минарет. Издали долетает такой знакомый, тревожно приятный плеск волн. Гасан, забыв обо всём на свете, помимо воли заслушался, закрыл глаза…

И вот он уже плывёт в прозрачной вышине, затем опускается снова на землю. Ночная мгла постепенно тает, светлеет, и перед ним появляется озарённая лучами солнца Фатима. Она закутана в дымчатую паранджу, стройная, хрупкая, милая, протянула руки, но почему-то не приближается.

"Фатима, — произносит мысленно Гасан и чувствует, как сердце, переполненное радостью, замирает. — Фатима!.."

Он тоже протянул руки ей навстречу, ступил шаг, другой…

Кто-то накинул ему на голову мешок, сильно сжал протянутые руки.

— Туда, в тень, — услышал Гасан татарскую речь.

Его втащили в глухой закоулок под какой-то навес.

Сняли с головы мешок. Даже в темноте Гасан сразу же узнал таган-бея и драгомана, хотя они и были в одежде рыбаков.

— Ты до сих пор не выполнил поручение! — проговорил тихо, но гневно таган-бей. — Ты напишешь, как очутился здесь, среди гяуров. А также о том, что было тебе приказано, всё, что видел там, в Изюмской крепости.

Гасан уверен: татар интересует и эта, Кальмиусская крепость, — наверное, именно поэтому они и прибыли сюда. Но почему не спрашивают о ней? Он не знает, что уже несколько дней таган-бей и драгоман живут здесь, на берегу Кальмиуса. Под видом рыбаков они вертятся среди рабочих, заглядывают во все уголки и уже разведали и потайные ходы, и где стоят или будут стоять пушки, и куда могут попасть их ядра.

— Завтра, — сказал всё так же гневно таган-бей, — от полковника никуда не отлучайся. Жди его, — указал на драгомана. — Он принесёт рыбу и подаст тебе знак. Ты придёшь на пристань, туда, где привязаны отдельно от других два чёлна с белыми парусами. Знай — это наше последнее предупреждение. Если не сделаешь так, как приказано… — Он дотронулся до рукоятки кинжала. — Запомни. Завтра… Пусть помогает тебе аллах. — И таган-бей с драгоманом тут же исчезли.

…Гасан продолжал искать Головатого. В избе около озера его не было. Не нашёл он его и во дворе крепости. Наконец застал в кузнице, где ковали при плошках и пламени от горна обручи, скобы, топоры, лопаты, а некоторые — тайно — пики и ножи.

Гасан дёрнул Головатого за полу свитки, и указал головой на двери. Они вышли из кузницы. Но как вести разговор? Даже если бы Гасан и написал чем-то острым на земле или на стене, Гордей всё равно не смог бы в темноте ничего прочесть.

— А у тебя что-то действительно важное? — спросил Головатый. — Неотложное?

Гасан решительно задёргал понизовца за полу.

— Тогда бери, парень, вот здесь угли, — посоветовал Гордей, подводя Гасана к притухшему костру, — бери большие, твёрдые. И пойдём. Держись за меня.

Вскоре они подошли к большой новой избе у озера. Двери открыты настежь. В святом углу горит подвешенная лампада. Слышится похрапывание спящих. Кто-то проснулся, спросил, кто здесь шастает. Головатый назвал себя. Затем взял Гасана за руку и повёл в боковую комнату. Перенёс сюда из большой светлицы лампаду. Плотно прикрыл двери. Подтянул в лампаде фитиль. Огонёк осветил облупленную стену. Гордей выбрал ровное место и приблизил к нему лампаду.

— Пиши.

Рука Гасана дрожала. Уголь крошился. Буквы получались неровные, некоторые были совсем неразборчивыми.

— Нажимай осторожней, — посоветовал Головатый.

Гасан, придерживая левой рукою правую, начал писать более разборчиво.

"Приехал какой-то Синько с гайдуками, — читал Головатый, — сторговались с полковником и судьёй. Этой ночью будут забирать из крепости беглецов, Теслю и других. Своих и Шидловского".

— Ах ты, проклятый выродок!.. — выругался Гордей. — Нашёл всё-таки.

"Явились татары. Таган-бей и урус драгоман". Гасан хотел дописать: "По мою душу", но, подумай, что несколькими словами всё равно не скажешь, кто они такие и что от него требуют, не стал этого делать. Пусть уже и другой раз.

— Разведчики. Этого следовало ожидать. Спасибо тебе, друже, — сказал спокойно Гордей. — А теперь ступай домой. По дороге зайди к Хрысте, скажи — пусть с Оверкой явятся во двор крепости. Да, что я илоту, вы же не сможете поговорить. Иди лучше домой. Наблюдай. Если произойдёт что-то очень важное, сообщи мне немедленно. Я буду около кузницы.

Разведав днём, кто где живёт, ночью, когда все уснули, гайдуки стали врываться в хаты, шалаши, саран. Они затыкали людям рты тряпками, связывали им руки и выводили к возам, спрятанным в зарослях осоки.

После сообщения о приезде людоловов Головатый сразу же пошёл к шалашам, где жили ясеневцы и люди со Слобожанщины. Но в шалашах было пусто. Поняв всё, Гордей поспешил во двор крепости.

Около вышки толпились взволнованные работные и уже в который раз рассказывали один другому о жутком ночном происшествии. Кто именно схвачен, пока ещё неизвестно. Часть людей прячется где-то в зарослях. Несколько человек, которые оказали сопротивление или заступались за товарищей, убиты, многие ранены.

Увидев Головатого, работные тут же обступили его. Гордей сообщил им, кто именно произвёл разбойничье нападение, кто разрешил, и предложил немедленно догонять Синька. Люди поддержали это предложение.

Но выяснилось, что догонять не на чем. Конюшня пустая.

Тогда все направились к канцелярии.

Оруженосец полковника сказал Головатому, что Балыга и пушкарь Груша на рассвете выехали в каменоломни, чтобы ускорить вывоз камня в крепость. Судья Сторожук тоже уехал по своим делам. А куда исчез слуга полковника Гасан, он не знает.

…Ужасное ночное происшествие взволновало всех, кто жил во дворе крепости, вблизи неё и в рыбачьем посёлке. У канцелярии собралось много народу. Слышались гневные голоса:

— В эту ночь одних, а в завтрашнюю — других?!

— Нас продают!

— Нужно найти виноватых.

— Заманили сюда, как в мышеловку.

— А кто позвал? Головатый!

— Вот пусть и даёт совет!..

— Пусть даёт!..

— Дорогу, по которой пойдут людоловы, мы знаем, — начал успокаивать людей Гордей, — она только одна. Но у нас нет лошадей. Пешком же не догонишь. А вот по реке можно догнать.

— Да. Водою можно добраться до самого Ясенева.

— Так на челны!

— Пойдём на челнах!

— Правильно! Пошли на челнах! — закричал Гордей. — Берите, у кого есть какое оружие, одежду, харчи — и на челны!

Люди поспешно начали расходиться, чтобы вскоре собраться на кальмиусской пристани.

Двое мужчин преградили Головатому дорогу.

— Шагрий? — удивлённо воскликнул Гордей. — Дружище! — Они стиснули друг друга в объятиях.

— Из Бахмута? Из солеварен?

— Из угольной ямы.

— Стал, значит, углекопом! Вот те на… А к нам зачем?

— Специально прибыли сюда, но вижу, что не вовремя. Мы тоже, — Шагрий показал на пожилого низенького человека, стоявшего рядом, — прибыли с печалью. Прибыли за помощью, а оно и у вас не радостно.

— Солеваров, углекопов, — заговорил возмущённо товарищ Шагрия, — всех, кто не имеет охранного ярлыка, вяжут и гонят, как скотину. А куда?..

— Куда? К помещику! — гневно выкрикнул Гордей. — Погоди, ты, случаем, не Касьян?…