— Что с нами будет? — спрашивает в тревоге Гарриет.

Но больной поднимается, протягивает руку и говорит:

— Надо работать, надо работать дальше!

Ему кажется, будто он видит бесконечную лестницу, он взбирается по ней, с трудом тащится вверх, ползет на четвереньках. А наверху стоит отец и манит его.

Часть пятая. Борьба со смертью. Сержант Шарль Видо приносит в аппаратную форта сводки о ходе боев.

— Передай это по радиотелеграфу мистеру Охинлеку, ему будет интересно, — и большой привет от генерала Кенига. А что тебе сообщили из Александрии насчет помощи нашим раненым? Есть у них кровь группы «Б»? У меня здесь товарищ; если он умрет, Франции будет кого оплакивать. В нем то новое, что мы должны свершить, если только не сложим тут головы.

Солдат в наушниках сердито отмахивается.

— Ну что они могут прислать нам из Александрии, старина? Продовольствие и бомбардировщики, больше ничего. Если твой товарищ не в силах выкарабкаться сам, то попрощайся с ним поскорей и постарайся рассчитаться за него с бошами.

Шарль надевает шлем и бежит в лазарет, во дворе форта уже падают снаряды, надо смотреть в оба. Но сержант невредимый входит в каземат и придвигает скамеечку к кровати друга. Тот лежит с открытыми глазами и указательным пальцем правой руки слабо отбивает такт.

— Сколько еще он протянет? — спрашивает сержант, обращаясь к санитару.

— Несколько минут, а может, и полчаса, почем я знаю! Нам нужна его койка.

— Бедный малый, — говорит Шарль. — Что это он делает?

— Дирижирует своей симфонией, — объясняет санитар, перевязывая вновь прибывшего раненого.

Взгляд Шарля покоится на лице умирающего. Гарольд снова видит лестницу и Гектора Берлиоза, который с трудом взбирается по ступенькам. Наверху, у пустой гробницы, стоит отец Гектора, возле него горит желтый фонарь. Отец держит в руках гравюру Хокусаи «Фонарь-призрак» и сжигает ее в пламени, выбивающемся из фонаря. Вместе с гравюрой сгорает и фонарь, и отец исчезает за гробницей, движением руки приглашая Гектора наконец-то отдохнуть. Страстно простирая руки к отцу, Гектор кладет дирижерскую палочку, подарок Амелии, на горстку пепла перед гробницей и ложится. Наконец-то он отдохнет. На его худом лице с заострившимися чертами появляется выражение покоя. В тот же момент рука Гарольда Бретона перестает дирижировать и падает на одеяло, и на просветлевшем лице Гарольда, покоящейся на подушках, появляется такое же выражение спокойствия. Склонившись над Гарольдом, сержант Шарль приглаживает ему волосы, потом выпрямляется и берет свою винтовку.

— Спи спокойно, бедняга! Тебя не забудут в день победы.

И в то время, как треск пулеметов, выстрелы и взрывы переходят в заключительные аккорды симфонии, мы видим Триумфальную арку в Париже, огонь над могилой Неизвестного солдата и постаревшего сержанта Шарля Видо в орденах, который возлагает венок. На какое-то мгновение мы отчетливо различаем надпись на ленте венка: «Неизвестному гению».