А ведь когда-то в Сен-Сюльписе учился Талейран. Он умудрялся убегать в город, к женщинам. Тогда, в старые добрые времена, в окнах имелись отверстия, которые пропускали воздух. Наступали каникулы, и разыгрывались феерии, пасторали в костелах и балеты. В этом привилегированном заведении семинаристы заботились о своей внешности, а известный парикмахер приходил их причесывать.

И что стало в Сен-Сюльписе после заключения конкордата? Дисциплина теперь монашеская, как ее описал Ипполит Тан: «Каждый день обедня и пять посещений со Святым причастием, с остановками от одной минуты до получаса; чтение по четкам шестьдесят раз “Отче наш” и “Богородице”, крестные ходы, молитвы к Пресвятой Богородице, молитвы, шепотом и вслух, особое испытание, размышление на коленях, общие назидательные чтения, молчание до часа дня, молчание за столом и слушание во время еды назидательного чтения, частые причащения, еженедельная исповедь, общая исповедь в начале года, в конце каждого месяца день уединения, после каникул и перед получением мест во все четыре ордена — восемь дней уединения, во время этих уединений не бывает никакого учения, по утрам и вечерам проповеди, духовные лекции, размышления, молитвы и обряды целый день…» 

Назидательные чтения — как это тягостно! Сравним это описание со следующим, взятым из мемуаров Талейрана. Князь говорит о своих посещениях библиотеки семинарии Святого Сульпиция: «Я проводил там дни за чтением великих историков, жизнеописаний государственных людей, моралистов, некоторых поэтов. Я проглатывал путешествия. Новые земли, опасности, бури, изображение какого-нибудь бедствия, описания стран со следами великих перемен, иногда переворотов — все это обладало для меня большой привлекательностью. Порой при размышлении над этими большими переменами, этими великими потрясениями, описание которых наполняет произведения современных мореплавателей, мне казалось, что мое положение не столь непоправимо. Хорошая библиотека оказывает поддержку при всяком расположении духа».

Так грешным делом и подумаешь о том, что не все было плохо при старом режиме! Талейран как-то сказал, что «кто не жил до 1789 года, тот вообще не жил».

Семинаристы не должны распространять вредные доктрины и выказывать непослушание. Например, в Бельгии они посмели подчиняться папе и его епископам, игнорируя гражданскую власть. Наказание было суровым: непослушных разогнали, а 236 человек, среди которых было 40 диаконов и псаломщиков, были причислены к артиллерийской бригаде и отправлены в Везель, где болота и лихорадка. 50 человек скоро умерло от эпидемии и заразы.

Аббат д'Астрос был заподозрен в получении и хранении письма от папы. Так оно и было — аббат получил послание понтифика, в котором тот запрещал Жану Мори, назначенному Наполеоном Парижским архиепископом, занимать этот пост. «Я желаю, чтобы исповедовали свободу галликанской церкви: впрочем, у меня есть меч в руках, и берегитесь!» — угрожал император.

Д'Астрос был арестован. Пострадал и Порталис-младший[202], родственник аббата. Он был извещен д'Астросом о послании, но скрыл от императора и факт наличия письма, и то, что бумаги папы тайно распространялись. 

— По какой причине вы так поступили? — спросил Наполеон Порталиса на заседании Государственного совета. — По религиозным вашим правилам? Так зачем же вы здесь заседаете? Я не стесняю ничьей совести. Разве я силой принудил вас быть моим государственным советником? Эту значительную милость вы сами выпросили. Вы здесь моложе всех, и, может быть, только один без личных прав на такое звание; я видел в вас только заслуги вашего отца. Обязанности государственного советника, в отношении ко мне, чрезвычайно важны; вы их нарушили, — вы уже не советник мой! Ступайте и более здесь не появляйтесь. Я огорчен, ибо помню добродетели и заслуги отца вашего.

Порталис ушел, а император прибавил: «Надеюсь, что подобная сцена никогда не повторится; она меня очень огорчила».

Наполеон считал, что религиозные церемонии никогда не должны главенствовать над гражданскими законами. Он говорил об этом в беседах с доктором О'Мира на острове Святой Елены: «…церемонию заключения брака следует осуществлять как гражданский контракт; вступающие в брак должны явиться в магистрат в присутствии свидетелей и, заключив брачное соглашение, должны считаться мужем и женой. Именно такой процедуры я добился во Франции. Если же обе стороны брачного союза пожелают, то они могут потом пойти в церковь и повторить церемонию, но это не следует рассматривать как обязательную процедуру».

«Я также постановил, — продолжал он, — что браки, заключенные между французскими подданными в других странах, когда они заключаются в соответствии с законами тех стран, должны оставаться в силе, если супружеская пара возвращается во Францию».

С подписанием конкордата церковь обрела права, хоть и урезанные. Но армия Наполеона оставалась сообществом безбожников. Солдаты не молились перед сражениями, и редко кто из них бывал похоронен по христианскому обряду

Во время пребывания в Москве, как повествует аббат, отправлявший службу в церкви Святого Людовика, лишь четыре или пять офицеров из старых фамилий Франции посетили его храм. Всех умерших, за малым исключением, зарыли «в близлежащем саду».

— Моя система образования была общей для всех французов: ведь не законы созданы для людей, но люди — для законов, — говорил Наполеон Лас Казу.

— Одной из главнейших целей моей деятельности было стремление обеспечить всех образованием, — развивал он эту мысль в беседах с доктором О'Мира. — Я добивался создания учебных заведений, которые бы представляли образование народу или бесплатно, или за столь умеренную плату, что она была бы по средствам и крестьянину.

Двери музеев были распахнуты для простых людей, подчеркивал Наполеон. Французы стали самыми образованными, если сравнить их с другими нациями. «Все мои старания были направлены на просвещение народа, вместо того чтобы доводить его до звероподобного состояния, прививая невежество и предрассудки».

Образование при Наполеоне — это прежде всего Университет. Та система, что была при Директории, никуда не годилась. Состоятельные люди ее отвергали. Государственные лицеи не выдерживали конкуренции с частными учебными заведениями из-за плохого содержания и сомнительных учебных планов. В средних училищах было семь-восемь тысяч учеников вместо положенных 72 тысяч.

Что же касается начального образования, то, как пишет Ипполит Тэн, «почти везде» учителем тогда являлось «недуховное лицо из отбросов общества — павший якобинец, бывший клубист, голодный, без места, плохо образованный, с дурной репутацией». «…В 1800 году слова “якобинец” и “бездельник” стали синонимами».

Естественно, Наполеон не терпит такого положения вещей и готовит большую реформу. Ее концепцию, политическую и социальную роль будущего Университета описал Фуркруа на заседании Законодательного корпуса в 1802 году. Однако понадобятся еще несколько лет для того, чтобы перейти к реализации обширной программы.

По закону от 1 мая 1802 года «центральные школы», созданные в эпоху революции, были заменены лицеями. Декретом от 10 декабря того же года было установлено, что в лицеях будут учить «преимущественно латыни и математике».

В 1803 году в Париже был восстановлен медицинский, а в 1804 году — юридический факультеты.

В этот переходный период высшее образование было разрозненным, поскольку, по мысли Наполеона, для каждой отрасли знаний нужна особая школа.

Новая система была введена декретом от 17 марта 1808 года. Университет возглавлялся магистром или ректором. На эту должность был назначен Фонтан[203], сменивший Фуркруа, который с 1801 года был главным управляющим народным образованием. Последний очень переживал свою опалу и умер в конце 1809 года.