Если верить начальнику оперативной части⁴⁹, одному из самых молодых офицеров, присутствовавших на этом историческом совещании, сцена принятия окончательного решения выглядела несколько мелодраматично. Как всегда бывает в подобных случаях, этому предшествовало долгое, глубокое раздумье. При этом пальцы Первого морского лорда с такой силой впивались в подлокотники кресла, что костяшки пальцев у него побелели; на лице же у него проступила болезненная гримаса. Через некоторое время, впрочем, его черты разгладились и обрели удивительно спокойное, даже умиротворенное выражение — до такой степени, что начальнику оперативной части вдруг показалось, что адмирал уснул. «Вы только посмотрите, — зашептал молодой офицер своему соседу, — папаша-то наш задремал!» На самом деле ничего подобного не было. Ровно через тридцать секунд адмирал Паунд приподнял тяжелые веки, пододвинул себе специальный блокнот, куда заносились сообщения, предназначавшиеся для зашифровки и немедленной отправки, и произнес: «Конвой должен рассредоточиться». После этого он сделал красноречивый жест рукой, как бы подтверждая, что решение его окончательное и изменено быть не может и что он берет всю ответственность на себя. Как бы ни относились находившиеся в комнате офицеры к принятому Паундом решению, они не могли отрицать, что это потребовало от него немалого мужества, тем более что почти все собравшиеся мнения адмирала не разделяли. Капитан Клейтон, ошеломленный услышанным, поднялся с места, выскользнул из офиса адмирала и торопливым шагом направился в «Цитадель».

После этого адмирал Паунд собственной рукой составил приказ о рассредоточении конвоя. Показав его адмиралу Муру, он отправил его в шифровальный отдел для немедленной зашифровки и пересылки коммандеру Бруми, адмиралу Товею и контр-адмиралу Гамильтону. Как только радиограмму отправили, адмирал Мур обратил внимание Первого лорда на ошибку в тексте приказа. По его мнению, приказ «рассредоточиться» можно было истолковать как требование разделиться на более мелкие группы, которые, тем не менее, все равно представляли бы лакомую добычу для надводных кораблей врага. Мур утверждал, что слово «рассеяться» в данном случае более уместно. По некотором размышлении Паунд с ним согласился: «Я именно это и имел в виду».

Итак, смертный приговор PQ-17 был подписан. Исправленная радиограмма была отправлена в 9.36 вечера. Первое и второе послания адмирала Паунда, пришедшие на корабли крейсерской эскадры с промежутком в несколько минут, произвели там эффект разорвавшейся бомбы.

Капитан Клейтон, спустившись в подвал «Цитадели» и войдя в Оперативный разведывательный центр флота, поведал интендант-коммандеру Деннингу о принятом адмиралом Паундом решении. Деннинг сказал Клейтону, что немцы — по неизвестной пока для него причине — все еще стоят на якоре. Кроме того, он сказал, что не имеет никаких данных относительно того, что немцы собираются атаковать конвой силами надводного флота. Деннинг настаивал на том, чтобы Клейтон вернулся в офис Паунда, и попытался убедить адмирала отказаться от принятого им решения. Клейтон поспешил наверх и сообщил Первому лорду, что, по мнению морской разведки, корабли противника все еще отстаиваются в Альтен-фьорде. На это Паунд ответил: «Мы уже приняли решение о роспуске конвоя; пусть все так и остается». Существует вероятность, что Паунд, отослав приказ о рассредоточении конвоя, сообщил об этом мистеру Черчиллю и заручился его одобрением. Потому-то Первый лорд и отреагировал подобным образом на слова Клейтона[35].

Клейтон вернулся в «Цитадель» и передал ответ Паунда коммандеру Деннингу⁴⁴.

В 8.43 вечера коммандер Бруми получил от Гамильтона первое предупреждение относительно возможного нахождения немецких кораблей в непосредственной близости от конвоя. Бруми, соответственно, принял это к сведению и стал готовиться к отражению возможного наступления немцев. В 9.47, за двадцать три минуты до того, как роковые радиограммы от Адмиралтейства достигли конвоя, коммандер Бруми получил зловещий рапорт с корабля ПВО «Позарика», который обшаривал своим радаром просторы моря в тылу конвоя. «Подозрительная группа целей на 230 градусах; расстояние около 29 миль»⁵⁰. По мнению Бруми, это могли быть немецкие корабли, двигавшиеся к конвою со стороны Норвегии.

Получив приказ о рассредоточении конвоя, изложенный в чрезвычайно решительных терминах, Бруми, не дожидаясь дополнительных разъяснений, начал принимать меры. В 10.15 вечера он просигналил на корвет «Дианелла»: «Предайте на субмарины П-614 и П-615, чтобы действовали самостоятельно и атаковали противника при первой возможности»⁵⁰. Когда корвет переадресовал этот сигнал на субмарины, лейтенант Ньюстед, командир П-615 спросил: «А кого атаковать-то? Где, черт возьми, враг?» — «Бог знает»⁵¹, — просигналили в ответ. Лейтенант Бекли, командир П-614, радировал, что «намеревается оставаться на поверхности». На это коммандер Бруми холодно заметил: «Я тоже»⁵². После этого обмена любезностями с эскортом британские субмарины стали патрулировать квадрат в тылу конвоя, каждую минуту ожидая появления немецких кораблей[36].

Коммодор конвоя, находившийся на транспорте «Ривер Афтон», отказывался верить в то, что пришла команда о роспуске его великолепного каравана — тем более, что противника нигде не было видно. Когда Бруми отослал приказ Адмиралтейства Даудингу, последний решил, что произошла какая-то ошибка, и поначалу даже не стал передавать этот приказ на корабли конвоя, которые, отразив воздушное нападение неприятеля, продолжали двигаться стройными колоннами на восток. По этой причине Бруми пришлось подойти на своем эсминце «Кеппел» к кораблю Даудинга чуть ли не вплотную и повторить приказ о рассредоточении через мегафон. Только после этого, в 10.15 вечера, пораженный известием коммодор велел поднять на мачте красный сигнальный флаг с белым крестом. Это был так называемый сигнальный флаг номер восемь. Находившиеся на мостиках вахтенные офицеры судов конвоя начали лихорадочно листать сигнальные книги. В соответствии с принятой на конвое системой кодов появление этого флага на мачте «Ривер Афтон» следовало толковать так: «Кораблям конвоя рассеяться и добираться до места назначения самостоятельно и на максимальной скорости». По идее, после получения этого сигнала, корабли конвоя должны были разойтись в разные стороны и двигаться дальше на свой страх и риск по собственному маршруту, заранее установленному для каждого корабля в отдельности. Однако корабли продолжали идти все вместе. Казалось, никто не решался первым выйти из строя. Правду сказать, капитанов этих кораблей можно было понять, поскольку судьба их ожидала незавидная. Большинство из судов конвоя были снабжены только магнитными компасами, который для плавания в этих широтах не годились. Что же касается вооружения, то оно состояло по преимуществу из нескольких устаревших мелкокалиберных пулеметов. Над каждым кораблем конвоя нависла почти неминуемая угроза уничтожения. Наконец, после того как корабль коммодора поднял на мачте сигнал к немедленному исполнению приказа, транспорты стали неохотно расползаться в разные стороны. Один из мастеров записал в своем дневнике, что суда конвоя более всего напоминали в эту минуту «побитых собак с поджатыми между задними ногами хвостами»²⁸. Один только «Ривер Афтон» сразу развил полный ход и обогнал другие пароходы, так как коммодор Даудинг считал, что за ними и впрямь гонится немецкий надводный флот. Он даже пообещал старшему инженеру корабля две сигары, если тому удастся выжать из двигателей всю возможную мощность и увеличить ход еще на пару узлов⁵³. Бедняга «Ривер Афтон»! Через двадцать четыре часа он встретил-таки свой конец, и обстоятельства его гибели были куда ужаснее, нежели у других неудачливых судов конвоя.