В северо-западной части пути «из Варяг в Греки» издревле требовалась работа по транспортированию товаров, как выяснил С. С. Гадзяцкий в работе по истории Ижорской земли[156]. Таким образом, у ладожан должны были установиться связи с местным населением, с их «старейшинами». В первой половине XIII в. в ведении «старейшины Ижорской земли» Пелгусия, принадлежащего к ижорскому племени (он жил «посредѣ роду своего погана суща»), была «стража морская» где-то близ устья Невы[157]. В третьих, неизвестно ни одного столкновения ижорцев с новгородцами; ничего неизвестно о тех временах, когда корелами не владели славяне, между тем о води знаем, что она еще в 1069 г. нападала на Новгород[158]. Таковы данные, хотя водь лежала ближе к Новгороду, чем корела, и не дальше, чем ижора, хотя есть признаки колонизации Водской земли словенами. Перед нападением с вожанами на Новгород Всеслав был изгнан из Полоцка и, следовательно, он пришел в Водь не «со всею Полотскою областью», а в лучшем случае с небольшим числом личных дружинников[159]. Очевидно, ни о каком принуждении вожан к нападению на Новгород не могло быть и речи. Корелов вместе с ладожанами видим в первой половине XII в. в составе новгородского войска[160]. Водь появляется в составе новгородского войска только со второй половины XIII в.[161] Наконец, заметим, что источники не хранят никаких признаков существования в Бодской земле местных властей, местных «старейшин» как вассалов Новгорода. Центром Водскойземли было Копорье, сначала «погост», потом, с XIII в., «город», крепость. Ни торгово-ремесленного, ни торгово-промышленного значения оно не имело даже в конце XV в., в эпоху экономического развития русских городов, хотя лежало тогда в центре железоделательного района[162]. Оно сохраняло только военно-административное значение. Разделение Копорья на две половины С. С. Годзяцкий относил к XIII в. и связывал с деятельностью князя Дмитрия Александровича. Но мы не находим никаких признаков существования «копорских» князей и двух половин в Копорье ранее XIV в., до Патрикия и Норимонта. Норимонт и впоследствии сын его Патрикий получили только «пол» Копорья вместе с другими городами Новгородской «области», очевидно потому, что новгородцы не считали край надежным. На другой половине Копорья они держали русских «мужей» или «князей» (ср. о князьях «копорейских», об Иване Копорском под 6894 и 6902 гг.). О таком «муже», Федоре Васильевиче, сообщает Новгородская 1-я летопись под 1338 г.: в отсутствие Норимонта «копорьянѣ» с Федором Васильевичем побили немцев, пытавшихся итти на Водскую землю из Толдоги: «и убиша ту Михѣя Копорьянѣна, мужа добра, а под Федоромь конь раниша» (Новг. 1-я л.).

С заключением Судислава в «поруб» в 1036 г. Псковская земля должна была окончательно войти в состав Новгородской «области». Подтверждением тому, что новгородцы стали господствовать над Псковской землей не с начала XII в., а раньше, служат следующие данные. В 1060 г. новгородцы защищали псковичей от сосол[163]; в том же году или раньше (в 1054 г.) новгородский посадник Остромир ходил на чудь и пал в битве с нею[164]. Есть сведения, что Всеслав Полоцкий нападал на Псков и что Мстислав Изяславович Новгородский был разбит на Черехе[165].

С переходом Пскова в руки новгородцев к Новгороду должно было перейти политическое наследие киевских князей на северо-западе: борьба на чудской территории. Еще в 1060 г. киевский князь Изяслав ходил походом на сосол и возложил на них дань в размере 2000 гривен серебра. Таким образом, за псковский рубеж ходили и киевский князь и новгородцы. За время с 70-х годов XI в. до начала XII в. сведений не имеем. С начала XII в., с 1111 г., летопись отмечает ряд походов на чудь из Новгорода. Эти известия свидетельствуют, что борьба на чудской территории всецело перешла в руки новгородцев. Сведения об этой борьбе обнаруживают, что с новгородцами ходили и псковичи. Новгородские летописи, рассказывая о походах, упоминают только-новгородского князя Мстислава Владимировича и «новгородцев». Но Ипатьевская летопись, сохранившая упоминание о походе 1116 г., говорит, что Мстислав Владимирович ходил на Чудь, «с новгородции со пьсковичи». Следовательно, и в других походах (1111, 1113 гг.) участие псковичей с новгородцами и новгородским князем вероятно. Нет сомнения., что походы были связаны с установлением данничества. Известие 1116 г. передает о «погостах» в районе Оденпэ. Летописный текст говорит скорее о селениях, чем о территории («без числа взяша»). К сожалению, мы не знаем, имели ли они на Чудской земле финансово-административное значение. В Псковской земле погосты были, но, сколько нам известно, не в значении центров податной территории. Захватив Медвежью, голову (Оденпэ), новгородцы и псковичи в 1116 г. «погост бе-щисла взяша, и възвратишася въсвояси с многомъ полномъ»[166]. Подобный же характер носила и экспедиция 1130 г., когда новгородский князь Всеволод с новгородцами ходил на чудь «и хоромы пожьже, а жены и дет приведе домовь»[167]. Из Ипатьевской и Лаврентьевской летописей видно, что дело шло о том, чтобы принудить чудь к данничеству: «и дань на нь възложиша». Таким образом, дань и добыча служили главной целью походов. Так, в 1179 г. Мстислав Ростиславич предпринял большой поход на чудь на Очелу с 20 тыс. новгородцев, воюя «по всей землѣ» Чудской и, «ополонившись» челядью и скотом, вернулся[168]. В 1176 г. «вся Чудская земля» ходила на Псков, и поход 1179 г. носил характер карательной экспедиции[169]. Нет сомнения, притом, что и в последующих походах дело шло об установлении данничества, о том, чтобы принудить, чудские племена, плохо повиновавшиеся, платить новгородцам дань. Так, в 1212 г. Мстислав взял Медвежью голову и «поклонишася Чюдь князю, и дань на них възя»[170]; В 1214 г. Мстислав разрушал села и стал под «городом» Воробиином, и чудь «поклонишася ему, и Мьстислав же князь възя на них дань». Воробиин — это замок Варболэ у нынешней деревни Варбьяла. Большая часть дани («двѣ чясти дани») пошла новгородцам, а «третьюю чясть» Мстислав дал «дворяном», т. е. княжим людям[171].

Следя за походами с середины XI до начала XIII в., мы видим, что они обусловливались не столько распространением данничества на новые и новые земли за псковским рубежом, сколько сопротивлением эстонских племен, неустойчивостью, непрочностью даннических отношений. Сосолы, под которыми, возможно, следует разуметь саккала, обитавших западнее Юрьева, в известиях о новгородских походах не упоминаются[172]. Территория, на которую в XII и начале XIII в. новгородцы смотрели как на территорию с населением, обязанным платить им дань, простиралась на запад от озера Пейпус (Чудское) до района Варболэ включительно, захватывая чудь Ереву и доходя до моря, и тянулась с севера на юг широкой полосой к западу от озера Пейпус и Псковского озера, включая места обитания чуди Очелы, чуди Тормы, район Юрьева и, наконец, Угаунию, где лежал г. Оденпэ (Медвежья голова).