Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Возможен такой исход или нет?

Сама по себе камера в недрах казарм планам Метелина не противоречила, однако конкретная цепочка событий, которая его сюда привела, не позволяла сейчас закрыть глаза и ожидать своей участи со спокойствием человека, сделавшего всё от него зависящее.

Он хотел одного: очернить его сиятельство Александра Сверславовича Метелина. Сияние убавить. Влепить на репутацию несмываемое пятно, от которого тот подлостью увернулся двадцать лет тому назад, откупившись жизнью и честью настоящего отца Метелина.

Даже деликатный Скопцов, смотрящий в лучшем свете на всех подряд — что на пьяных болтунов вроде Хикеракли, что на самовлюблённых зазнаек вроде Валова, — даже Скопцов осмелился предположить, что его сиятельство Александр Сверславович своего охранника на бои выставил сам, имел с того прибыль, а когда пришёл час расплаты с Охраной Петерберга, взял и повесил всю вину на подневольного человека.

Поразвлёкся за чужой счёт и вышел чистым, трус.

И Метелина, вечное свидетельство супружеской измены, так и стал, превозмогая омерзение, называть своим наследником — кабы чего не вышло, кабы кто не припомнил прочие нюансы безобразной истории.

Когда Скопцов открыл Метелину глаза на правду, тот вновь думал застрелиться — раздобыл ведь ещё до Академии подарочный револьвер через отца Золотца-Жоржа. Думал, но понял: это слишком просто, это ведь незаслуженное освобождение его сиятельства Александра Сверславовича от груза прошлого. Был бестолковый отпрыск — пьющий, дебоширящий, доставляющий сплошь мелкие неприятности, — и не стало отпрыска.

Его сиятельство Александр Сверславович только выдохнет с облегчением, а свет, за мнение которого он так трясётся, покачает напудренными и надушенными головами, но про себя признает: туда отпрыску и дорога.

Другое дело — отпрыск, коим и гордиться можно. Взявший в свои руки полумёртвый завод и в кратчайшие сроки усладивший высшее общество шикарными «Метелями», не владеть коими нынче — дурной тон.

О былых подвигах Метелина оное общество предпочло забыть. Им восторгаются, с ним считаются, ему пытаются навязать браки — один выгодней другого. А его сиятельство Александр Сверславович почивает на лаврах наконец-то вознаграждённого за труды отца, нисколько не смущаясь тем, что Метелин его сиятельству не сын.

Чем оглушительней будет грохот от того, как его сиятельство с лавров сверзится, тем слаще прозвучит он для Метелина.

И — ведь может так сложиться? — будет в его жизни хотя бы один момент неподдельного, безоговорочного счастья.

Хотя бы один.

Он терпеливо ждал успеха «Метелей» у высшего общества, чтобы скандал вышел действительно резонансным. Всё тянул и тянул, пока вздорная Брада, прикидывавшаяся Брэдом, не попыталась всучить ему неведомо от кого нагулянного ребёнка. Он поверил ей сразу, не усомнился даже — пусть и не помнил в силу опьянения, было ли у них хоть что-нибудь, от чего приключаются дети. Брада нечаянно попала по самому больному.

Когда же вскрылось, что она бессовестно лжёт, Метелин почувствовал: пора. Иначе затянет в водоворот, погребёт под делами, заморочит голову; иначе появятся новые поводы откладывать. Иначе не хватит решимости.

И с тех самых пор осаждал Гныщевича просьбами о тренировках. Гныщевич бегал от него, ссылался на занятость, раздражался и взрывался, если его прижать. Тренировал поначалу нехотя, в полруки, но, кажется, сам ощутил-таки настоящий азарт, стоило появиться прогрессу. А тот появился скоро — Метелин никогда и ни над чем не трудился столь самозабвенно.

Он знал, что ему нужно: явиться в Порт на запрещённые бои, которые тайком посещает самая благородная часть высшего общества, — и не в качестве гостя, не в качестве даже хозяина собственного бойца. Явиться в Порт и выйти на ринг.

Чтобы его сиятельство Александр Сверславович вспомнил наконец, чьего сына назвал своим наследником.

С боёв нередко выходят калеками, но такой финал Метелина не устраивал. А устраивало его то, что на боях не поощрялось: смерть. Собственная или противника — тут уж как повезёт.

Добивать не разрешается, это прямое нарушение правил. Даже на запрещённых, тайком посещаемых, презирающих Пакт о неагрессии боях есть правила, которые можно нарушить. Добьёшь противника — и тавры накажут. Скорее всего, выдадут Охране Петерберга сообразно неким не обсуждаемым вслух договорённостям, а Охрана Петерберга уже расстреляет нарушителя по городским законам — надо же им хоть изредка пугать пристрастившихся к боям показательной расправой.

Для Метелина — наилучший исход. Да, страшный — он успел за полгода тренировок понять, что умирать наверняка страшно, — но всё равно наилучший. Потому что бояться смерти и умереть всё равно вернее, чем жить и ненавидеть жизнь.

Он представлял — представлял ведь! — себя в сырой камере в недрах казарм. Воображал, как заснёт ночью перед расстрелом и увидит свой самый безмятежный сон. Как почувствует лёгкость свершившейся справедливости, как найдёт успокоение в той единственной мести, которой достоин его сиятельство Александр Сверславович. Как свеж и прохладен будет воздух его последнего утра.

Утро настало, но, увы, едва ли последнее.

Всё пошло не так.

Сначала Метелин не увидел среди зрителей никого из аристократов. Сколько-то тавров, сколько-то откровенно портовых морд, сколько-то горожан неопределимой социальной принадлежности — и бесконечность иностранцев. Гныщевич об иностранцах предупреждал — кое-кто из них в Петерберг плывёт именно за удовольствиями, в Европах немыслимыми. Гныщевич предупреждал и о том, что зрители из числа петербержской знати — люди занятые, осторожные и на боях бывают нерегулярно. Но не увидеть вовсе никого — невезение в своём роде уникальное.

Потом Гныщевич сказал, что сниматься из-за недовольства зрительским составом не следует. Устроители в следующий раз не примут — и так пропустили потому лишь, что Гныщевич за своего никому неизвестного бойца что только в лепёшку перед ними не расшибся.

Значит, сегодняшние бои Метелину нужно пережить и остаться более или менее целым, чтобы выступить ещё раз — перед теми зрителями, на которых он рассчитывал. Такими, кто в красках распишет его сиятельству Александру Сверславовичу символический жест подававшего надежды наследника.

Метелин забил поглубже разочарование и обещал себе, что сможет «ещё раз».

А потом решимость его стала убывать по капле — чужой крови.

Он слышал, он слушал, он готовился, но это не помогло. К первому столкновению со смачным хрустом костей подготовиться нельзя.

«Экая ты неженка, — пасмурно злорадствовал Гныщевич. — А я ведь хотел тебе что-нибудь сломать à titre de prévention. Зря, зря перехотел».

Метелин был с ним всецело согласен. Жадные пасти открытых переломов и осколки выбитых зубов впечатление производили чрезмерное. Радовало одно: не только на Метелина. Какой-то внушительный господин отнюдь не робкого вида — кажется, британец — бесшумно сполз под стол. Портовые размалёванные девки тыкали в его сторону пальцами и от души потешались.

Гныщевич по-прежнему не дозволял Метелину приложиться к спасительной ржавчине твирова бальзама.

И выходить тоже долго не дозволял. Первый и последний бой назначаются заранее — ими заманивают зрителей искушённых, разбирающихся. Всё же, что между, происходит в произвольном порядке, с устроителями согласован только список участников. Метелин рвался за корабельные канаты ринга сразу после первого боя, здраво оценив свои нервные резервы, но Гныщевич его осадил. Всё прикидывал что-то в уме, говорил, ждёт выбывания самых потенциально опасных для Метелина противников, раз уж тот сегодняшнюю ночь вздумал пережить. Один левша, другой — комплекции Метелину непривычной, у третьего шикарный кросс, от которого Метелин не закроется, а четвёртый и вовсе заслужил право вставать против безоружных со стальными когтями — глаза мигом лишит.

Метелин никогда не видел Гныщевича таким — возбуждённым, но словно бы обмирающим на каждом втором движении. Он не стал этого говорить, не к месту было, но от такого гныщевичевского настроя его заела совесть: друг ведь, настоящий и единственный. Согласился помочь в том, что сам не одобряет, и теперь так психует, пытается хоть как-то смягчить Метелину сознательно избранную участь.

19
{"b":"270291","o":1}