— Какая совесть? Не надо отвечать. Все уладим. Не беспокойся, кунак. Не надо отвечать.

— Как «не надо отвечать»? — удивился старик.

— Еще достанем лошадь. Это пустяк. Кормить негде. Вот беда.

— Нет, я не берусь за это дело, — нахмурился Кузьма Власович.

— Я тебе завтра же барашка приволоку. За работу. Пожалуйста.

— Ничего не надо мне, — отвечал Кузьма Власович.

— Совсем плохо, Кузьма Власович. Как быть? Ты же мой хороший кунак, друг!.. И Дмитрий Иванович мой кунак.

Умербек достал из кармана щепотку табаку, высыпал на ладонь, растер большим коричневым пальцем и понюхал. Он волновался. Видно, отправляясь на пасеку, был уверен, что свое дело обтяпает удачно, а сейчас растерялся и ничего не мог придумать, чтобы уговорить упрямого старика. Он часто моргал и смотрел на Дабахова, как на спасителя.

— Совсем плохо. Придется отогнать их в Гари к Хайдару.

— Как знаешь. Не могу ничем помочь, — твердил свое старик.

— Ну чего ты, Кузьма, ломаешься, как сдобный пряник? — вмешался Дабахов. — Он же просит тебя, как человека: помоги. Что тебе стоит при смотреть за тремя хвостами? Выпаса казенные.

— Некогда мне. У нас своей работы полно. А тут еще твоя рыба. Вас много, я один. На всех все равно не угодишь. Аппетиты ваши растут не по дням, а по часам.

— Умербек, шут с ним, — махнул рукой Дабахов. — Я нашел выход. Переправим лошадей (хоть целый табун) вон на тот дальний остров и пусть себе гуляют без охраны.

— Молодец, Дмитрий Иванович, — воскликнул Умербек. — Совсем хорошо придумал.

Они поспешно сели в ходок и уехали не простившись. А вдали опять появилась машина. Кузьма Власович долго смотрел на нее и тяжело вздохнул:

— Кажись пронесло. Слава богу, не сюда…

Я, очевидно, изменился в лице. Кузьма Власович заметил это:

— Ты что? Болен али устал?

— Нет. Черт знает, что это такое. Не пасека, а какой-то базар! Едут сюда со всех сторон. Да хоть бы с хорошим ехали-то. А еще Сергей Дмитриевич говорил, что я живу, как Робинзон, на необитаемом острове. Между прочим, почему он Дмитриевич?

Я осекая, вдруг вспомнив наш разговор с инженером. Сторож опустил глаза, нахмурился.

— Что ж. Это не секрет. В войну я попал в плен к немцам, потом к американцам. Жена получила похоронную: «Пропал без вести». Ждать некогда. Ну, дело житейское, сошлась с Дмитрием Ивановичем, и когда я вернулся домой, то у нее уже рос Сережа. В глаза мне не могла смотреть. Все крадучись плакала. Вскоре она умерла от чахотки. Я вырастил парня. Война… Ничего не поделаешь, — сказал Кузьма Власович и набил табаком трубку.

— Стало быть, вы были в Америке? Что там делали?

— Всякое бывало. Привелось шофером работать и на лесосплаве, у фермеров трудился, был и сборщиком божьих коровок.

— Божьих коровок? Это зачем же?

Кузьма Власович оживился.

— Там, как у нас, опрыскивают посевы ядом. При этом гибнут всякие вредные насекомые, а с ними заодно и полезные божьи коровки. Вот, значит, американцы собирают в горах божьих коровок и пускают в посевы, чтоб они поедали всяких тлей и червецов.

Кузьма Власович помолчал.

— Я работал в фирме Джоржа Квика в Фениксе. Это штат Аризона. Бывал в штатах Айдахо и Юта. В летнюю жару или осенью божьи коровки улетают с плантаций в горы, где холоднее, поднимаются высоко, до двух с половиной километров, садятся на бревна, палки, камни, складывают крылья и впадают в спячку. Иногда их так много на кустах, что ветки сгибаются до земли. Там их собирают. Вот мы, человек десять, и занимались этим делом. Бывало, подойдешь к кусту, расстелешь на земле целлофановый лист и стряхиваешь насекомых с веток. До весны хранили в холодильных камерах. Весной собирали в лесу сосновые шишки с раскрывшимися чешуйками и ссыпали в мешки вместе с божьими коровками. Они заползали под чешуйки. Так их отправляли крупным зерновым фирмам. Потом я предложил для пересылки божьих коровок картонные коробки, проложенные гофрированной бумагой. Дешево, удобно и красиво. Хозяин радовался и при встрече говорил мне «Корош русски Кузька. Китрий Кузька». Наградил меня дешевенькими штампованными часами. Перед отъездом я подарил их одному негру.

— Ну и сколько же на вас зарабатывал хозяин?

— В год около двухсот тысяч долларов.

Вот тебе и Кузьма Власович! Я не предполагал даже, что он прошел сквозь огонь войны, дважды перемахнул через Атлантический океан, излазил горы Аризоны и Юты, побывал в Калифорнии и после войны вернулся на Родину, к больной жене и чужому сыну, которого вырастил и любит, как родного…

Война не пощадила его, и все же он сохранил удивительно прекрасную черту в характере: доброту. Великую доброту и душевность. Война не убила в нем человечность.

Инженер Шабуров много ездит по району. И как-то мне пришло в голову заодно с ним побывать в некоторых селах, заглянуть на пасеки, узнать, как идут дела у других пчеловодов. Напросился к Сергею Дмитриевичу в попутчики. Он отлично знает район и возил меня от пасеки к пасеке короткими проселочными дорогами, по самым красивым, удивительным местам.

Я завел новых друзей. Нас принимали радушно, не скупились на угощения и теплые слова. Я, конечно, интересовался, в каких условиях работают пчеловоды. И, к моему огорчению, ничего отрадного не нашел. На пасеках почти все оставалось, как было полсотни лет назад. Во всяком случае больших изменений не произошло. Труд ручной. Мало того, раньше пасеки не охранялись, нужды не было. Сейчас же столько машин и мотоциклов, столько отдыхающих и праздношатающихся по всем лесам и полянам людей, что нельзя оставлять пчел без надзора. А это опять лишние затраты. Пчеловоды жаловались — руководство так занято важными делами, что ему не до пасек. Денег на покупку новых ульев и ремонт омшаников почти не отпускают, мало сеют медоносов, а где и сеют, так там одолевают энергичные и пронырливые частники. Пока хозяйства разворачиваются (то нет грузчиков, то транспорта или полевого вагончика, в котором можно бы жить), частник уже давно вывез своих пчел и качает мед. И его просто так не выгонишь.

Я загорелся, вознегодовал. Почему в районе пчеловодство в таком запустении? Да, нужны хлеб, мясо, молоко. Но ведь не хлебом единым жив человек! Даже горчица и перец необходимы. А мед?

Поехал в город, в типографии нашел Марину. Конечно, она очень обрадовалась, потащила меня по железной лестнице в свой кабинет, на верхотуру. В открытые окна вместе с прохладным шелестом тополиных листьев врывались отрывисто-звонкие крики галок и развалистый грохот проходящих по улице машин. Я осмотрелся:

— А где же Дмитрий Иванович? Твой директор?

— Мой дядя деловой человек. Как всегда, где-то, чем-то занят. Ты, видно, сердишься на меня за тот неудачный вечер?

Подошла и с нежностью посмотрела в глаза.

— Не надо. Ты должен понять: я тогда в ночь с бригадой поехала по просьбе молодой замужней сотрудницы газеты — у нее очень ревнивый муж. Понимаешь?

Я махнул рукой и рассказал ей о своем турне по району с Сергеем Шабуровым. Марина усмехнулась:

— Видно, не можешь усидеть на одном месте? А мечтал о покое…

— Слушай, Марина!

— Ну, ладно, не буду. Мой совет: выступи в газете. Твое слово прозвучит на весь район.

— Вот это дело!

Мы вместе отправились в редакцию. Марина, стройная и энергичная, в кремовом платье, вся какая-то солнечная, шла по тротуару рядом со мной, чуть запрокинув голову назад, пряча в уголках губ улыбку. Прохожие невольно обращали на нее внимание — мне это было приятно, я гордился ею.

— Ты чему улыбаешься? — спросил ее.

— Вот идешь… такой интеллигентный, образованный, совсем не похожий на обыкновенного пчеловода.

— Ты опять за свое?

— Не могу свыкнуться, представить тебя в этой роли.

— Это работа, а не роль.

— Все равно.

Редактор выслушал меня, положил передо мной бумагу, карандаш и попросил немедленно написать заметку. В самом деле: кто-то должен регулировать в пределах района передвижение пасек. Возле посевов донника, гречихи или подсолнечника должны стоять колхозные или совхозные ульи. А частникам?.. Им пусть достаются свободные незанятые плантации. Как же иначе? Этот вопрос должны решать специалисты управления сельского хозяйства, где начальником товарищ Рогачев. Так я и написал в заметке. Кстати, Рогачев действительно тот, который учился в нашем институте. За это время я кое-что узнал о нем. Он начал свою трудовую карьеру главным агрономом одного совхоза. Там сумел себя «поставить и проявить». В работе всегда пользуется методом давления: «Я требую, а ты обязан сделать — и никаких гвоздей». Как-то осенью, когда директор находился в отпуске, за него командовал Рогачев. Погода стояла дождливая, срывался план вспашки зяби. Рогачев поехал в район и договорился с начальниками мелиоративного отряда и дорожного строительства о помощи. Те отправили все свои мощные тракторы и вспахали землю. Рогачева занесли на районную доску почета, о нем заговорили, как о способном организаторе, и он стал начальником управления…