Сам генерал Врангель со своим штабом переехал из Стамбула в Королевство СХС, в Сремски Карловицы, в 1922 году. Стремясь сохранить кадры Русской армии за границей в новых, эмигрантских условиях, Врангель издал 1 сентября 1924 года (подтверждённый 1 декабря того же года) приказ о создании Русского Обще-Воинского Союза (РОВС). Советская Россия получила в лице новой военной белоэмигрантской организации потенциальную угрозу.

Русский Обще-Воинский Союз первоначально состоял из четырёх отделов: 1-й отдел — Франция и Бельгия, 2-й отдел — Германия, Австрия, Венгрия, Латвия, Эстония и Литва, 3-й отдел — Болгария и Турция, 4-й отдел — Королевство СХС, Греция и Румыния. Бывших добровольцев юденичской Северо-Западной армии, естественно, больше всего оказалось во 2-м отделе РОВС.

Лидеры белой эмиграции понимали, что присутствие в их рядах такого авторитетного полководца Первой мировой войны, как Юденич, весьма желательно. Барон Врангель, инспектировавший организации РОВС во Франции, не преминул побывать на юге страны и посетить уединившегося там кавказского полководца, который сам поставил себя вне дел Белого движения за границей.

Между двумя людьми, оставившими немалый «след» в истории Гражданской войны в России, состоялась беседа, которая во многом расставила точки над «и» в отношения генерала Юденича и военной, да и вообще всей эмиграции:

   — Николай Николаевич, я к вам по неотложным делам русской военной эмиграции.

   — Пётр Николаевич, я так и понял. Наслышан о ваших заботах здесь, в русском зарубежьи.

   — Откуда такая информированность? Не от ваших ли подчинённых по Северо-Западной армии Родзянко и Булак-Балаховича?

   — Нет, не от них. О вас, барон, много пишется в парижских газетах. И не только в них.

   — Значит, Николай Николаевич, вы знакомы с созданием и задачами Русского Обще-Воинского Союза?

   — Да, знаком, слышал и читал.

   — Тогда у меня к вам как к боевому генералу Российской Императорской армии один вопрос. Прямой. Вы с нами, Николай Николаевич, или будете взирать на Советскую Россию со стороны?

   — Я, как вам хорошо известно, Пётр Николаевич, человек офицерского долга и дворянской чести.

   — Значит, вы с нами, с Белым движением в эмиграции?

   — Да. Я был и остаюсь с Белой Россией до конца своей судьбы. Только одно но.

   — Какое же?

   — Я разуверился в том, что наши бывшие союзники по Антанте помогут нам в борьбе с большевиками. А одни мы, силами белого воинства, Советскую Россию не одолеем.

   — Но союзники, по крайней мере часть их лидеров, обещают нам помочь в новой войне против большевиков.

   — Союзникам, уважаемый Пётр Николаевич, я не верю со времён мировой войны на Кавказе и похода добровольческой армии на красный Петроград.

   — Здесь вы во многом правы. На нашей стороне были не их армии, а их политики.

   — А политики, если говорить словами британца Уинстона Черчилля, друзей не имеют. У них есть только интересы сегодняшнего дня. Не так ли, барон?

   — Да, это действительно так. Но мы, воины Русской армии, здесь, в эмиграции, не хотим складывать оружия.

   — Время для побед белого воинства над Красной армией уже ушло. Это правда истории.

   — Зря вы так думаете, Николай Николаевич.

   — Почему?

   — А потому, что белые воины, разбросанные по Европе и её окраинам, только и живут мыслью — с оружием в руках вновь оказаться в Отечестве и продолжить там Гражданскую войну до победного конца.

   — На сегодня, Пётр Николаевич, на это нет никаких надежд.

   — Почему же? Будет серьёзнейшая поддержка Франции и других стран Антанты. И не только их: у Советов много сейчас противников. У нас есть флот, стоящий в Бизерте под флагом адмирала Кедрова. Наконец, мы сохранили кадры белой Русской армии, которую ждёт стонущая под нашествием большевиков Россия.

   — Хорошо. Допустим, начнётся вторжение белых войск в Отечество. Пусть рядом будут союзные войска. Что встретят они там, в России? Что вы на сей счёт думаете?

   — Николай Николаевич! Разве вы не читаете в газетах, что вся Россия полна духом мятежа?

   — Да, читаю. Но красный генерал Тухачевский с помощью химических снарядов уже добивает последние повстанческие отряды Антонова в Тамбовской губернии.

   — Но есть казачьи области — Дон, Кубань с Тереком, Урал, Сибирь, Забайкалье!

   — На казачьи области сегодня не может быть серьёзной надежды, Пётр Николаевич.

   — Как не может быть? Казачество в своём большинстве стоит за Белое движение, а не за красных комиссаров Ленина и Троцкого.

   — Это было три-четыре года назад. Сейчас в казачьих областях совсем иная ситуация.

   — Как вы понимаете эту ситуацию, Николай Николаевич?

   — Казачьи области, как мне достоверно известно, за время Гражданской войны обезлюдели. Лучшая часть казачества, верная долгу и присяге, погибла в боях. Если даже мы снова вернём себе Дон и Кубань, то там мало кого можно будет призвать даже в старые, именные полки.

   — Но зато те, кто придут под наши знамёна, будут биться против большевизма до конца.

   — Здесь я с вами полностью согласен.

   — Мне бы хотелось, уважаемый Николай Николаевич, услышать от вас отношение к Русскому Обще-Воинскому Союзу.

   — Буду откровенен, барон. Я полностью солидарен с его идеями, целями и задачами.

   — Прекрасно!

   — Но я считаю, что сегодня РОВС не в состоянии осуществить победный поход против Советской России.

   — Почему вы так упорствуете в своём мнении, Николай Николаевич?

   — Всё очень просто. Я рассуждаю как кадровый военный, генштабист. У РОВСа сегодня нет ни достаточных сил, ни современного оснащения, ни надёжных союзников как там, в России, так и здесь — за границей.

   — А если всё это будет, ваша позиция изменится?

   — Да, изменится. И я буду готов вновь встать в ряды белой армии. Надеюсь, мой фронтовой опыт ещё пригодится для возрождения старой России...

Руководитель РОВС барон Врангель с присущей ему энергией ещё несколько раз пытался приобщить Юденича к работе военной части белой эмиграции. В город Канны к кавказскому полководцу наезжали и генерал-лейтенант В. Е. Вязьмитинов, бывший военный и морской министр правительства Юга России, и соратник по Первой мировой войне генерал-майор Е. В. Масловский, бывший генерал-квартирмейстер штаба Кавказского фронта.

С последним Юденича связывала крепкая фронтовая дружба. Летом 1929 года Масловский воспользовался приглашением своего недавнего главнокомандующего провести отпуск в доме Николая Николаевича в Сент-Лорен дю Вар, неподалёку от города Ниццы.

У Масловского была обыкновенная судьба русского белоэмигранта. После эвакуации из Крыма начальник штаба врангелевской 2-й армии оказался сперва в Константинополе, затем переехал в Болгарию. Там он состоял при Атаманском казачьем училище, работал геодезистом при выправлении русла реки Тунжа и на постройке железной дороги к Пловдиву. В 1927 году переехал в Париж, где работал чертёжником на автомобильном заводе Панар и Лавассер.

Во французской столице Масловский вступил в Союз офицеров Кавказской армии под председательством генерала Н. Н. Баратова, который одновременно являлся председателем Зарубежного союза русских военных инвалидов. В Союзе офицеров-кавказцев Евгений Васильевич прочитал несколько докладов об операциях на Кавказском фронте в мировую войну.

Узнав о том, что из-за болезни глаз у генерала Масловского возникли трудности на работе в чертёжном отделе автомобильного концерна, Николай Николаевич Юденич настоял на его переезде к нему, в Сент-Лорен. Это был поистине благородный поступок, поскольку сам кавказский полководец жил в материально стеснённых условиях.

Поселившись в доме Юденича, Масловский освободился от финансовых проблем (оба генерала были известны своей неприхотливостью и скромностью в обыденной жизни) и смог закончить свой фундаментальный научный труд о русской Кавказской армии. Более того, каждодневное общение с бывшим вождём Отдельной Кавказской армии и Кавказского фронта дали Евгению Васильевичу массу фактического материала и оценок описываемых событий Первой мировой войны.