– Помимо того, что пахнет мумифицированной крысой, каковой и является.

Я вскрикнула, уронив отвратительную вещь, которую все еще исследовали мои пальцы, и прыгнула в сторону, обрушившись на Кристоффа и сбив его. Когда мы упали, наши головы с глухим звуком больно стукнулись друг об друга.

– О, мой Бог. Я поранила тебя? – Я поспешно вскочила на ноги и отскочила назад, когда наступила на что-то мягкое и скользкое. – Ик! Крысы! Крысы!

– Это была моя рука, – сказал Кристофф несколько страдальческим голосом.

– Мне так жаль! Позволь я помогу тебе…

– Нет! – быстро сказал он, его дыхание участилось. Затем послышался ерзающий звук, приглушенный стон и потом снова заскрипел стул.

Я съежилась у двери, обхватив себя руками, лоб пульсировал там, где я стукнулась о Кристоффа.

– Ты поранился? – снова спросила я, надеясь, что это прозвучало благородно, а отнюдь не жалко.

– Нет, правда. Ты планируешь снова напасть на меня?

– Я не нападала на тебя. Я пыталась тебе помочь.

– Тыкая мне в глаз, выкручивая нос, сваливая меня, стукая меня головой и плечами, и пытаясь переломать мне кости на руке? – его голос был глубок и низок, как всегда, но в нем была явная нотка недовольства, раздражавшая меня.

– Здорово, я прилагаю все силы, что могу, а ты даже не сказал мне, что в ларе была дохлая крыса!

– Я не мог видеть, что ты делаешь, чтобы посоветовать тебе избегать этого, – сказал он со сводящей с ума рассудительностью.

– Ты знаешь, насколько я ненавижу крыс. Мог бы предупредить.

Звук легкого вздоха достиг моих ушей.

– Зоря, в дальнем ларе есть мертвая крыса.

– Очень смешно. Что мы будем делать? – Я была почти рада темноте в комнате, так Кристофф не увидит слез расстройства и жалости к себе, хлынувших из моих глаз.

– Христос, ты же не собираешься плакать, не так ли?

– Нет, конечно. Я не плакса, – сказала я, с предательским влажным всхлипом, демонстративно вытирая глаза. – Это просто потому, что за последние пару дней так много всего произошло, я немного устала и на взводе.

Он не сказал ничего на это, но ему было и не нужно.

Я раскачивалась, чувствуя себя абсолютно жалкой в этот момент. Я потерпела неудачу, пытаясь сделать то, о чем Анники молила меня перед смертью, провалила доставку призраков к их последнему упокоению, не смогла заставить людей Братства увидеть истину. И теперь Алек и Кристофф будут, вероятно, подвергнуты самым безумным пыткам, которые только сможет вообразить явно ненормальная Кристьяна, и в этом была только моя вина. Я все ужасно испортила, и не хотела ничего более в этот момент, кроме как отправиться домой и прореветь неделю или две.

Кристофф снова вздохнул, на этот раз громко и энергично.

– Иди сюда.

Я сглотнула болезненный ком в моем горле.

– Зачем?

– Потому что ты несчастна, а я не могу выносить твои всхлипывания там.

Его голос был груб и резок, но была в его глубине нотка, что заставила меня осторожно двинуться в его сторону без вопроса, почему я искала у него утешения.

– Сядь, – приказал он.

– Я не коснусь этих ларей снова…

Он выругался по-итальянски.

– Сядь на меня, женщина.

Мои пальцы легко коснулись его груди.

– Я раздавлю тебя…

– Сядь!

Я повернулась вокруг, чтобы сесть на его ноги, поклявшись, что если он сделает хоть один маленький вздох, указывающий, что я раздавила его ноги всмятку, я тут же спрыгну.

Все что он сказал, однако, было:

– Я не могу приласкать тебя в нужной успокаивающей манере, но можешь считать себя обласканной. А теперь прекрати реветь.

– Почему ты так добр ко мне? – спросила я, моргая, как сумасшедшая, пытаясь сдержать слезы от перетекания через ресницы.

– Было бы лучше, если бы я орал не тебя?

– Нет. Мне полегчало бы, если бы ты ответил на мой вопрос.

– Какой?

– Почему Кристьяна продолжает обращаться ко мне, как к Возлюбленной Алека? Я говорила ей, что мы не увлечены друг другом, даже если бы она знала, что Алек и я провели ночь вместе, это не значит, что у нас отношения.

Кристофф молчал несколько минут, отказываясь говорить. Я чуточку расслабилась на нем, не желая признать то, насколько наслаждалась, вдыхая его дымный аромат.

Я не хочу Кристоффа, напомнила я себе. Именно Алек тот, кто продемонстрировал мне свою любовь, Алек ясно ощущал, что я была чем-то большим, чем насекомым, которое нужно просто терпеть.

– У моего народа длинная история, – наконец, сказал Кристофф. – Мужчины могут быть либо Темными, либо теми, кого обычно именуют просто Моравцами – людьми, рожденными с душой, но все равно нуждающимися в крови для выживания.

– У тебя действительно нет души? – спросила я, потрясенная такой вещью.

– Нет. Я был рожден с ней, но утратил ее. Единственное искупление – найти Возлюбленную, женщину, которая пройдет семь шагов Воссоединения, и при этом – вернет Темному душу.

– Ты утратил душу? Как ты мог потерять ее? Я имею в виду, что это не то, что можно легко положить не на то место, не так ли?

– Только, если другой Темный лишит тебя ее.

Я вытаращилась на него, несмотря на факт, что нечего не могла видеть.

– Другой вампир обратил тебя? Я думала, ты сказал, что это происходит нечасто.

– Не часто. Мои обстоятельства были… уникальными.

Я хотела, чтобы он продолжил, но он не сделал этого.

– Ты не собираешься рассказать мне об этом, не так ли?

– Нет.

Я вздохнула.

– Хорошо. А где эти женщины, о которых ты упомянул? Возлюбленные?

Я почувствовала, как он пожал плечами.

– Они могут быть где угодно и когда угодно. Есть только единственная Возлюбленная для Темного, и если их пути не пересекутся, другой не будет. По крайней мере… Один из членов совета утверждал, что его Возлюбленная не была рождена для этой роли, но я не посвящен во все детали, так что не могу сказать, было ли это слухом или нет.

– Милый Боженька. Так что, если ты оказался не в том месте и не в то время, эта душеискупляющая женщина выйдет за кого-то замуж и проведет свою жизнь, не зная о тебе… – Глубокое уныние пропитало воздух. – Ох, Кристофф, мне так жаль. Братство убило твою подругу, ту, которая собиралась сделать это для тебя. Я не винила тебя за то, что ты был настроен вершить правосудие, но теперь, я чувствую себя еще более ужасно из-за этого.

– Анжелика не была моей Возлюбленной.

Я смогла ощутить его печаль, ощутить гнев, что наполнил его, когда он думал о ней. Не раздумывая, я обняла его и прижала его голову к себе, желая утешить, как он утешил меня.

– Не была? Откуда ты знаешь?

– Я узнал бы, – сказал он, несколько глухо, так как его лицо было прижато к ложбинке на моей груди.

– Как? Есть какой-то признак? Так как если я, как предполагается, искуплю душу Алека для него, мне нужна будет некая помощь. Я не имею ни малейшего представления, как это сделать.

Кристофф застыл на мгновение, потом расслабился, его лицо задвигалось по мне.

– Что это ты делаешь? Ты обнюхиваешь меня? – спросила я, отодвигаясь.

– Да. Возлюбленные пахнут.

– Они, что?

Я смутилась от того, где было его лицо, даже при том, что я не могла видеть, как полыхали его прекрасные голубые глаза.

– Возлюбленные, когда нужно, имеют другой запах. Это… Кое-кто описывает его, как отталкивающий. Я никогда не находил его очень уж таким, но они определенно пахнут по-другому, не так, как остальные женщины.

– Ты говоришь, что я воняю? – сказала я, спрыгивая с его коленей.

– Нет, ты – нет, ты пахнешь… Это не имеет значения. Ты не пахнешь, как другие Возлюбленные, которых я встречал.

– Честно, даже не знаю, быть ли мне оскорбленной или благодарной, – сказала я, ковыляя назад, пока не почувствовала грубую каменную стену позади себя. Я опустилась на пол, ощущая, что лучше держать некоторую дистанцию между мной и Кристоффом. Сидение на его коленях подняло слишком много воспоминаний, воспоминаний, которые я, для пользы Алека, должна была уничтожить.