Его брат и соперник Ирод Антипа получил Галилею и Перею с доходом в 200 талантов в год, а Филиппу достались северо-западные области царства Ирода, приносившие доход в 100 талантов. Несколько городов с греческим населением — Газа, Гадера и Гиппос были присоединены к провинции Сирии.
О весьма дружественном и великодушном отношении Августа к памяти Великого царя свидетельствуют и другие его решения. В удел сестре Саломее он передал завещанные города Ямнию, Азот и Фасаилиду во владениях Архелая, добавив к ним дворец в Аскалоне, всё это давало ей ежегодный доход в 60 талантов. Более того, Август не только утвердил всё завещанное родственникам царя, но и от себя добавил двум незамужним дочерям царя по 250 тыс. серебряных драхм (серебряников) и выдал их замуж за сыновей Фероры. Самым трогательным актом памяти иудейского царя, бывшего многие годы его верным помощником и доверенным лицом, было решение Августа отказаться в пользу сыновей Ирода от огромной суммы — 1 500 талантов, завещанных лично ему Иродом, оставив себе только несколько вещей, «не столько, впрочем из-за их ценности, сколько на память о царе Ироде» (ИД. С. 280–283; ИВ. С. 118–120). По всем человеческим понятиям, нельзя представить себе больших доказательств искренней и бескорыстной дружбы.
Однако после решения императора произошло событие, показавшие, что эллинизированные иудеи диаспоры сохранили лучшие чувства к великому царю, чем его иудейские подданные. Как свидетельствует Иосиф Флавий, вскоре в далеком Сидоне один красивый иудейский юноша объявил себя чудесно спасшимся Александром, сыном царя и Мариамны. Его сразу же признали большие общины на островах Крит и Мелос, к нему стали стекаться толпы иудеев. Многие из них, поверив, что после занятия царского престола он щедро их отблагодарит, предоставили ему большие суммы денег. По прибытии в Рим его как царя иудейского торжественно встретили толпы местных иудеев, прежде всего те, кто «расположен к Ироду и дружен с ним». Словом, все это сильно напоминала историю Лжедмитрия в России. Хотя Александр вскоре был разоблачен Августом, который лично знал его и его брата, однако для нашего изложения ясно, что иудеи диаспоры явно признавали законной и желательной преемственность царской власти в Иудее и считали законной династию Ирода.
Но в самой Иудее земная царская власть по-прежнему отвергалась. Иосиф Флавий черной краской рисует недолгое правление Архелая, вызывавшее недовольство его подданных. Это привело к тому, что через десять лет депутация иудеев повторно просила императора освободить их от власти Архелая. Очевидно этнарх был не лучшим правителем, поскольку с аналогичной просьбой обратились к Августу и самаритяне, с которыми прекрасно ладил его отец. Однако характерно, что, жалуясь на него, иудеи опять-таки не просили императора нового более приемлемого царя и сохранения иудейского царства. На этот раз император уступил прошениям обеих депутаций: Архелай был смещен и в 6 году н.э. отправлен в ссылку в г. Вьенна на левом берегу реке Рона, немного южнее современного Лиона. В этой связи можно быть уверенным в том, что Архелай и его спутники были первыми иудеями в этой части современной Франции, бывшей тогда сравнительно недавно завоеванной римлянами провинцией Нарбоннская Галлия, а город Виенна — главным городом галльского племени аллоброгов.
За низложением Архелая последовало включение его удела в состав провинции Сирия. Однако как область этой провинции Иудея стала управляться особыми римскими чиновниками — прокураторами, избравшими в качестве резиденции в построенную Иродом Кесари. Приморскую. Осколком былого государства великого царя долгое время оставались тетрархии Ирода Антипы (Галилея и Перея) и Филиппа (северо-западные окраинные области). С этого времени можно говорить о прямом римском владычестве, но, хотя с Земным иудейским царством было покончено, с тем большей силой укоренилась, окрепла вера в Царство небесное.
Надо сказать, что среди римских прокураторов были чиновники разного уровня: толковые и плохие администраторы, честные и мздоимцы, как, впрочем, и в других провинциях империи. Однако даже лучшим из них управлять народом, самая активным часть которого стремилась и готовилась к грядущему царству Мессии, было весьма трудным делом. Конечно, имели место и социально-политические и экономические причины этого, но все же главными оставались идеолого-религиозные обстоятельства. Они превращали Иудею в своего рода постоянную «горячую точку империи», несмотря на стремление Рима уважать религиозные чувства иудеев и даже приносить в Иерусалимском Храме жертвы от имени императора.
Конечно, теоретически был возможен был и так называемый «иродианский» вариант развития. Егона короткое время удалось воплотить внуку Ирода и Мариамны, Агриппе I, которого после гибели его отца принца Аристобула Ирод в трехлетнем возрасте отправил на воспитание в Рим. Там он вырос в среде римской знати и, ввиду особых способностей, сумел приобрести близких друзей даже среди членов императорской семьи. В результате дворцового переворота, в котором иудейский принц принимал активное участие, римским императором стал его друг Калигула. В благодарность за преданность Калигула в 37 году н.э. передал ему тетрархию Филиппа с дарованием ему титула царя. Однако Агриппа, продолжая активное участие в жизни римского двора, затем много способствовал свержению впавшего в безумие Калигулы и утверждению следующего императора Клавдия. Последний также, проявив к Агриппе искреннюю признательность, присоединил к владениям своего иудейского друга всю область, находившуюся под властью римских прокураторов. Таким образом, в 41 году под властью царя, именовавшегося Иродом-Агриппой, было восстановлено царство Ирода Великого. В течение своего краткого трёхлетнего правления Ирод-Агриппа, в общем, успешно проводил политику своего деда. После его смерти император Клавдий первоначально хотел даже передать его царство семнадцатилетнему сыну Ирода-Агриппы — Агриппе II, но его уговорили не делать этого ввиду юности будущего царя. Иудея вернулась вновь под власть прокураторов, и конфликты возобновились с прежней силой.
Опять-таки, как было указано ранее, римские прокураторы были не лучше и не хуже назначаемых в другие провинции. Кстати сказать, что среди них был даже иудей по рождению Тиверий-Александр, племянник знаменитого еврейского философа и главы иудейской общины Филона Александрийского. Но все равно компромисс оказался совершенно невозможным. Дело в том, что общий идеологический и религиозный кризис в Римской империи в середине и конце I века н.э. особенно остро проявился в религиозных исканиях в иудейской среде. При этом следует отметить, что именно тогда духовные искания и движения в иудейском сообществе нашли через исторически короткое время судьбоносный отклик во всем тогдашнем цивилизованном мире. Именно тогда это проявилось в жажде скорейшего исполнения библейских пророчеств о явлении Мессии из рода царя Давида и создании на земле его царства, что делает эпоху конца построенного Иродом Второго Храма переломной в истории человечества.
Одним из проявлений и религиозных исканий было появление людей, искренне веривших и убедивших других в том, что они и есть долгожданные посланцы Бога Израиля. Наряду с такими духовными убеждениями многие проявляли и политический фанатизм. В качестве примера можно привести явление во времена наместничества Антония Феликса (52–60 гг. до н.э.) из Египта «лжепророка», собравшего «около 30 тысяч (!) человек» (Флавий именуемых их «простаки»). Он провел их «пустынной местностью к Масличной горе, откуда намеревался силой войти в Иерусалим, подавить римский гарнизон, захватить верховную власть, сделав соучастников своими телохранителями. Однако Феликс предупредил его намерения и вышел навстречу с тяжёлой римской пехотой» (ИД. Т. 2. С. 138).
Естественно, что не все мессианские движения в иудейской среде носили политически экстремистский характер. По-прежнему отстранялись от активного участия в политической борьбе ессеи, представителем которых считают евангельского Иоанна Крестителя. Тем не менее, показательно, что их движение привлекло внимание многих. Как пишет римский ученый Плиний Старший (23/24–79 н.э.), «стекается к ним множество уставших от жизни людей, которых волны судьбы прибивают как к берегу, к этому образу жизни»{252}.
