— Сегодня. Времени терять нельзя.

Квиллен обозрел содержимое домашней аптечки. Быстро обнаружил то, что ему было нужно. Вся суть — в смешивании. В его аптечке было все необходимое для совершения убийства. Гарантия — стопроцентная, что и требуется в его ремесле.

Взялся он за работу в четыре часа утра: сперва проанализировал, как в доме устроена охрана. Потом надел хирургические перчатки, бахилы на уличные ботинки и вошел через заднюю дверь. На кухне и на лестнице горят ночники! Да уж, проще не бывает. Он медленно поднялся по ступеням, нашел главную спальню, медленно отворил дверь. Сонное дыхание. Достал из кармана наркотический аэрозоль в форме авторучки. Из базовых компонентов он составил дома, в придуманной им пропорции, смесь фентанила и бутрофанол-тартрата — синтетических опиатов типа морфина, которыми пользуются врачи и ветеринары: они перерабатываются печенью и выводятся из организма, обнаружить их присутствие невозможно. Он сунул руку в комнату, распылил отраву, быстро прикрыл дверь. От этого аэрозоля любой, кто находится в комнате, впадет в забытье. Квиллен подождал, отсчитывая в уме время, потом снова открыл дверь и подошел к кровати.

Глянул на неподвижную фигуру, расстегнул три верхних пуговицы на пижаме. Вытащил шприц для подкожных инъекций, добрался до подмышки, сделал укол. Подмышечные волосы скроют след прокола на коже. Ввел он нитропруссид натрия — он самому ему был прописан как препарат от давления. В сочетании с лекарствами, которые наверняка прописали Эпсону после инфаркта, итог неизбежен: смерть непонятного свойства. Возможно, кто-то и станет показывать пальцем, но только не на Квиллена. Он надел колпачок на иглу использованного шприца, сунул его в карман и вернулся тем же путем, которым пришел.

Радиостанции и телевизионные каналы прервали ради этой новости утренние передачи. «Федеральный окружной судья Рой Эпсон скончался сегодня утром во сне. Вчера он был выписан из клиники после лечения. Уже возникли вопросы, не была ли допущена врачебная ошибка, когда его так стремительно отправили домой после перенесенного инфаркта». Флаг над зданием федерального суда был приспущен. Буше столкнулся в лифте с двумя другими судьями. Один из них оказался хорошо информирован.

— В его организме нашли препарат для снижения давления, в высокой концентрации. Давление у него упало будто камень с горы. Однако у его кардиолога есть опыт защиты от обвинений во врачебных ошибках.

— А родные у него есть? — спросил Буше.

— Детей нет. А бывших жен целых четыре. Можно сказать, он был постоянным клиентом адвокатов по бракоразводным процессам. А если серьезно, Джок, со смертью Эпсона работы у вас прибавится. Мы тут все захлебываемся.

— Я знаю. Надеюсь, что справлюсь.

Если у вас есть претензии к рядовому судье, а вдобавок к тому имеется некоторое мужество, можно подать жалобу старшему судье округа. Там на нее либо отреагируют, либо нет. В конце дня Буше зашел в приемную старшего окружного судьи Арнольда Вундта.

— Джок Буше, какая приятная неожиданность! — Судья Вундт пересек кабинет и протянул ему руку. — Заходите.

Арнольд Вундт работал судьей уже тридцать лет. В нынешней своей должности надзирал за отправлением правосудия в округе. Насколько пристально старший судья лично следит за происходящим и насколько активно пользуется помощниками, было известно только в стенах отдела, где Джок Буше никогда не бывал. Они обменялись рукопожатиями. Время перевалило за шесть, поэтому хозяин предложил выпить. Буше не любил нарушать режим, однако согласился. Бокал на судейском столе свидетельствовал о том, что его честь уже сделал шажок-другой по этой дорожке.

— Надеюсь, вы не откажетесь от бурбона. Я слыхал, что вы родом из Дельты.

— По моим сведениям, дед мой бодяжил самую лучшую самогонку во всем приходе, — поведал Буше. Потом поднял бокал.

Судья Вундт вернулся к своему креслу и скорее уронил, чем опустил туда свое грузное тело.

— Нехорошая история с судьей Эпсоном. Уж если кому тут и грозило умереть от сердечного приступа, так это мне.

Поспорить с этим утверждением было непросто. Вундт был тучен, лицо отекло от пристрастия к спиртному. Дышал он часто и поверхностно.

— Что-то у вас такое на уме, — сказал Вундт. Это было утверждение, не вопрос.

Буше вгляделся в темно-янтарную жидкость в своем бокале.

— Даже не знаю, стоит ли говорить. Я не знал, что вы с Эпсоном были друзьями.

— А кто вам сказал, что мы были друзьями? Перекидывались словечком в лифте, встречались на всяких тусовках. Но друзьями? Умные судьи не дружат друг с другом. Вы это и сами скоро поймете. Но я вижу, что вы пришли сюда по делу. Я слушаю.

Судья уставился на собеседника.

Буше проглотил остатки бурбона, который ожег ему горло.

— Очень давно Рой Эпсон совершил один неблаговидный поступок, — сказал он. — Мне стало об этом известно. Потом я встретился с агентом ФБР, который подтвердил эту информацию.

— Какой такой поступок?

— Взятка.

— Всего-то?

— Возможно, еще и убийство.

— А доказательства есть?

— У меня — нет.

— Тогда больше не повторяйте это вслух. Сами знаете, что не стоит. — Вундт поднялся, взял графин и налил им обоим по новой. — Все мы рано или поздно допускаем промахи. Штука состоит в том, что мир ни в коем случае не должен об этом знать. Но в любой талантливой юридической голове таятся все мыслимые личностные расстройства. Это как сидеть на флагштоке. Болтаешься там один, без всяких связей с другими людьми, а они таращатся на тебя снизу и гадают: упадешь ты или спрыгнешь. У некоторых сдают нервы.

— Вы хотите сказать, что у судьи Эпсона сдали нервы? — удивился Буше. — А у меня есть сведения, что он брал взятки, а может, и того хуже. Почему дело закрыли?

Вундт рассматривал ковер.

— ФБР разобралось в этой истории и передало материалы судье Эпсону. Почему? Возможно, не нашли никаких доказательств. Возможно, хотели держать его на коротком поводке. А может, поняли, что, если предъявить юристу претензии в несоответствии занимаемой должности, потом хлопот не оберешься. Кто их знает? В любом случае, его уже нет в живых. Его скоро похоронят. Да почиет в мире. Оставьте вы это, Джок.

Буше встал.

— Постараюсь, — сказал он.

Судья Вундт смотрел ему в спину, покачивая головой.

Буше отпустил сотрудников, которые честно трудились с ним после окончания официального рабочего дня; потом спустился на лифте в подвальный этаж, сел в свой пикап и поехал домой. Машин на дороге было мало. В зеркало заднего вида он приметил две фары. Через десять минут не осталось никаких сомнений, что его преследуют. Вернулся Пальметто. Ну что же, интересно будет узнать, что он думает о смерти судьи Эпсона. Буше остановился на парковке перед дешевым универсамом. Пальметто встал рядом. Только оказалось, что это не Пальметто.

Из машины вышла женщина за сорок. Подошла к капоту своей машины, остановилась между Буше и универсамом.

— Судья Буше, мое имя Рут Калин. Я не произносила его уже двадцать лет.

Он подошел, протянул руку. Она крепко ее пожала.

— Очень рад познакомиться, — сказал он.

— Вы меня знаете?

— Боб Пальметто упоминал ваше имя.

Она боязливо огляделась.

— Мы можем где-нибудь поговорить?

На ней были спортивный костюм и кроссовки. Ему пришла в голову удачная мысль.

— Я только что записался в новый спортклуб. Меня там никто не знает.

Он назвал адрес, и они поехали, каждый на своей машине.

Через двадцать минут они прибыли к торговому центру, в котором располагался спортклуб. Машин на парковке было мало. Джок втиснулся на свободное место, она встала рядом. В клуб они вошли вместе и направились к соковому бару.

Судья заказал две колы. Они сели, на столе появились две охлажденные банки. После этого их оставили наедине.

Буше вскрыл банку, глотнул, разглядывая собеседницу. Она выглядела старше, чем он полагал. Но если убрать резкие морщины у глаз и губ, выглядела она здоровой, даже тренированной. Тип лица у нее был средиземноморский; вьющиеся черные волосы подстрижены коротко. Она не носила никаких украшений.