Часовенка замка располагалась у западной стены донжона, и от такого соседства казалась крошечной. Северная ее стена вплотную смыкалась с крепостной стеной, выходящей к реке. Она была построена из того же желтоватого известняка, что и остальные замковые сооружения и службы. Крыта она была продолговатыми известняковыми плитками, высеченными по форме черепиц. Интерьер часовни был прост и скромен. На стенах не было фресок с изображением процессий десятков святых, свод не был расписан лазурью и украшен золотыми звездочками. Внутренние стены покрывала известковая побелка. С одной стороны от алтаря стояла старинная резкая статуя: женщина укачивала на руках своего ребенка уже несколько столетий. Симметрично этой статуе по другую сторону алтаря расположился алебастровый Иосиф. Над царскими вратами висел обыкновенный резной деревянный крест, позолота которого поблекла и местами облетела от времени и, пожалуй, от сырости. Рядом с обеими статуями находились большие латунные вазы, в которых красовались белые лилии на длинных стебельках и астры с голубоватыми лепестками. В часовне царила атмосфера мира и спокойствия.

Арлетта опустилась на колени перед алтарем. Весь день она соблюдала строгий пост, и теперь голова у нее слегка кружилась. Это не мешало ей думать о своем; она старалась отгонять от себя мрачные мысли, но это плохо получалось. Теперь, накануне долгожданного венчания, она все чаще представляла себе, каково ей будет в одной постели с графом Этьеном. Пока Арлетта сидела в башне, голова ее была занята мыслями о том, как заставить графа взять ее в жены. Она обдумывала все эти юридическо-правовые тонкости, размышляла о своем приданом, о собственном положении в обществе после того, как ее родной отец оказался обесчещенным, и о многом другом, но почти не задумывалась над физическим аспектом предстоящего брачного союза. Но теперь, когда все прочее было более или менее улажено, ей приходилось принимать в расчет и это. Она ничего не могла с собой поделать: мысль о том, что ей придется разделить брачное ложе со стариком, приводила ее в ужас.

Она, конечно, могла избежать этой ночи. Несмотря на попытки графа заменить ее на более выгодную невесту, он оставался джентльменом и не стал бы принуждать ее к сожительству. Но ее отец готовил ее для того, чтобы она дала своему мужу наследника. Это была ее судьба, ее предназначение. Ради этого она провела семь лет в башне.

Склоняясь перед алтарем, Арлетта ощущала тупую боль в желудке. Она была голодна, и ее мысли невольно обратились к еде, к тому пиру, который состоится после того, как церемония венчания и благодарственная месса подойдут к концу. Интересно, что будут подавать к столу? С утра из замковой кухни плыли самые завораживающие ароматы. Конечно, меню будет отменным, и после семи лет сидения в башне она наестся досыта. И самым вкусным.

Покуда Арлетта пыталась молиться в часовне, Петронилла Фавелл и ее служанка Роза во весь опор мчались по направлению к Домму. Роза была женщина высокого роста, угловатая, с глубоко посаженными карими глазами и редкими седеющими волосами, уложенными под чепчиком-барбеткой и головным покрывалом. На обеих всадницах были приплюснутые, украшенные вышивкой шапочки для верховой езды. Леди Фавелл легко держалась в седле, руки ее без всякого напряжения управляли верным скакуном. Роза сидела на лошади неуклюже; она сжала зубы, щеки ее пламенели румянцем. Своими тощими ягодицами она ощущала каждый камешек или выбоину на дороге.

Их целью была убогая лачуга неподалеку от деревни, стоящей в лесу Ля Форет дез Коломб, и лачуга эта была не из обычных.

Когда Господь создавал мир, русло реки Дордонь он разместил у подножия одинокой высокой скалы, нависавшей над холмистой речной долиной. Деревня была расположена поодаль, на лесной опушке. Тропка огибала утес слева.

Не боясь заблудиться, Петронилла твердой рукой направила своего скакуна по этой тропе.

Она была достаточно широка, чтобы хорошо подкованные кони могли скакать рядом.

— Мы же не собираемся спускаться вниз, госпожа? — со страхом спросила Роза, бледнея от одного вида крутого спуска к реке. Роза боялась высоты.

— Собираемся. Но не волнуйся, Роза, там тропа расширяется. Видишь?

Петронилла указала вперед, где тропа проходила по широкому скальному уступу. Осторожно продвигаясь по нему, они преодолели остальные три четверти пути по скале.

Роза, крепко державшаяся во время этого спуска за луку своего седла, отводила глаза, стараясь не обращать внимания на крутизну дороги. Внезапно перед ними показалось нечто, с первого взгляда похожее на приусадебный участок. На скалистом плато, покрытом тонким слоем перегноя, ровными рядами росли различные овощи и травы.

Промчался стриж. Среди ветвей ольхи, наклонившейся над рекой, словно желая искупать свои листья в теплом потоке, заворковала лесная горлинка.

По обрыву утеса тянулась полоска кустов и деревьев, прекрасно укрывающая участок от посторонних глаз. Место это можно было найти, только вплотную подобравшись к нему по узким скалистым тропам — на него было невозможно наткнуться случайно.

Уступ, казалось, внезапно обрывался перед самым входом в сад.

Петронилла натянула уздечку и спешилась, дав знак Розе сделать то же самое. Знатная дама приблизилась к краю уступа и, как показалось со стороны служанке, поглядела вниз.

— Госпожа, осторожнее, вы можете свалиться.

— Не бойся, Роза. Иди сюда.

Привязав стреноженных лошадей к толстому корню, торчавшему из отвесной стены утеса, Роза подошла к Петронилле и увидела хитро устроенный настил из деревянных плашек, скрепленных веревками. В скальную породу были вогнаны столбы, удерживающие настил на кромке обрыва. На некотором удалении эта тропа, нависающая над рекой, заканчивалась у большой черной дыры в скале.

Это и был вход в жилище, к которому они направлялись. Оно было устроено здесь не одно столетие тому назад, но кем и почему — оставалось тайной.

— Я не смогу пройти здесь! А если он обвалится? Костей не соберешь! — воскликнула Роза, оглядывая настил.

Петронилла, которой и не требовалось, чтобы ее сопровождали дальше этого места, поставила ногу на мостик. Тонкие плашки зашатались, и она засомневалась, так ли безопасно по нему идти.

В пещере обитала старуха, известная в округе под именем Лизетты. Местная знахарка и колдунья, Лизетта была той особой, которой матери Домма пугали своих несмышленышей-шалунов. Все, кто боялся ее, единогласно называли старуху La Sorciere — колдуньей. Веревочная лесенка вела от входа в пещеру к реке. В самом низу, спрятанная в камышах, виднелась весельная лодочка.

— День добрый, Лизетта! Ты дома? — позвала Петронилла.

В черной дыре входа показалось округлое розоватое лицо. По слухам и сплетням, старухе было за шестьдесят, но по ее виду этого сказать было нельзя. На лбу не было ни единой морщинки, ее яркие голубые глаза светились жизненной силой. Платье ее было незабудкового цвета и прекрасно подходило к ее глазам. На голове знахарки не было покрывала, а свои волосы она заплетала в косички, уложенные в форме короны. Стоя на другом краю пропасти, Роза могла прекрасно видеть волосы колдуньи, густые и блестящие — ни одной седой пряди.

— О, леди Петронилла! — воскликнула пожилая женщина. Голос ее был звонок, как у ребенка. Она вышла из мрака пещеры и, немножко припрыгивая при каждом шаге, направилась к гостье по колеблющимся деревянным планкам. — Для меня большая честь видеть вас у себя.

— Ты оставила их на семена, Лизетта? — заметила Петронилла, указывая на зеленые кустики в небольшом садике.

Глаза колдуньи заблестели еще пуще.

— Нет-нет, госпожа. У меня все цветы растут не просто так. Вы приехали за целебными травами?

— Да. Одна из моих служанок серьезно расхворалась, а мой собственный запас снадобий очень ограничен. Я надеюсь, что ты дашь мне что-нибудь для бедняжки.

Колдунья поманила рукой Петрониллу, призывая ее перебраться на свою сторону по перекинутой над пропастью дорожке.