Именно в этот миг Петронилла, постояв внизу на лестнице и подождав, пока не задвинут щеколду, бесшумно проскользнула вверх по ступенькам на площадку перед дверью и навострила слух. Она заняла такую позицию, чтобы первой увидеть любого, кто мог появиться сверху или снизу, и приставила ухо к замочной скважине.

С противоположной стороны двери сэр Вальтер, присев на кровать, указал Гвионну на свободный краешек.

— Садись, парень, — посоветовал он. — Это долгая история, в двух словах не расскажешь.

Леклерк повиновался.

Почесав за ухом, рыцарь начал рассказ:

— Начну с того, что ни для кого не является тайной. Я рассказал об этом графу Этьену, и тебе, несомненно, придется еще раз выслушать все от начала до конца, когда мы спустимся отсюда в зал. Это касается бретонского герцога Джеффри и того несчастливого турнира, что имел место в Париже в середине августа.

Не в силах провести связь между своими делами и трагической судьбой герцога, Гвионн нахмурился.

— Но, Вальтер…

Тот поднял вверх указательный палец.

— Лучше послушай, что говорят старшие, а затем будешь судить об услышанном.

— Прошу прощения.

— Это был роскошный турнир. Все было организовано так пышно, как никогда. Там собралась половина христианского рыцарства. Поехал и де Ронсье, и я с ним. Поначалу все шло гладко, правда, было несколько падений с лошади, и все такое. В основном, мелкие травмы — поломанные ноги, ключицы и тому подобное.

Гвионн кивнул, представив себе знакомую картину. Его дядя, Вальдин Сен-Клер, был завсегдатаем турниров, и в разговорах с мальчиком часто со смаком описывал несущихся по дорожкам боевых скакунов, огромные копыта, взрывающие песок и опилки. Он ясно представлял себе ободряющие крики толпы за канатами, обмен противников оскорбительными репликами, свист и насмешки над выбитым из седла неудачником, треск ломающихся тупых копий. Он словно видел перед глазами трепещущие вымпела, лошадей в украшенных гербами попонах…

Рыцарь продолжил:

— Все было прекрасно, пока не начался общий бой, la mêlee. И я участвовал в нем, наравне с герцогом Джеффри, де Ронсье и многими другими. Когда выходят стенка на стенку, от начала до конца царит неразбериха, каждый бьется за себя. Но в тот раз трубы проголосили раньше обычного, потому что герцог Джеффри упал с лошади и был затоптан насмерть.

— Пресвятая Богородица! Герцог погиб?

Вальтер скорбно кивнул головой.

— Видно, такова была воля Божья. Я был рядом с ним все время и видел, как это случилось. — Он перешел на шепот. — Его убил де Ронсье.

Гвионн, широко раскрыв глаза, вцепился в руку Вальтера.

— Почему ты говоришь, что это сделал де Ронсье? Он что, выбил из седла своего герцога?

Вальтер не мигая смотрел на него.

— Сеньор вышел в бой на угольно-черном коне — не конь, а чудовище, остальные лошади и за охапку сена к такому близко не подойдут. Но и де Ронсье скакал на не менее массивном жеребце.

Гвионн кивнул.

— Да, я видел эту лошадку в конюшне в Хуэльгастеле. — Не конь, а сам дьявол!

— Точно, сам сатана. Но слушай дальше. Наш Франсуа неплохо выбрал момент. Все отвлеклись от боя, так как один из оруженосцев взял с чего-то себе в голову, что его господину угрожает опасность. Благородный дурак нарушил правила и выскочил через канаты на поле. И заплатил за преданность жизнью. Копье вонзилось ему в грудь и он рухнул, как подкошенный сноп. Черт его знает, чего он выбежал, ведь на нем не было даже кольчуги. Затем выскочил один из стюардов, чтобы оттащить труп с ристалища. Внимание участников и зрителей было отвлечено происшедшим, все глазели только туда. Немудрено, что ни один не видел коварного удара. И я бы глядел на труп, если бы не этот вороной под герцогом.

Погруженный в повествование рыцаря, эсквайр переспросил:

— А при чем тут вороной конь?..

— Подлая тварь куснула моего жеребчика, который не привык к такому обращению. Только тогда я заметил, что нахожусь рядом с Джеффри. Он не видел меня, тоже смотрел на проклятущего оруженосца, корчащегося на окровавленном песке. Я повернул коня, чтобы отъехать, и в этот момент де Ронсье воспользовался замешательством и, пришпорив своего скакуна, подскочил к герцогу, как бы стараясь получше разглядеть раненого. Его меч был обнажен. Я видел, как лезвие блеснуло на солнце. Не знаю, как ему это удалось — клянусь именем Господним, он мастерски владеет клинком, — но когда мы перестроились и звон мечей раздался снова, я готов прозакладывать спасение моей души, что он незаметно перерубил герцогу подпругу. Так искусно, что я глазам своим не поверил. Сеча вновь заклубилась, и де Ронсье исчез среди разгоряченных ратников.

— Кто-нибудь еще видел поступок графа?

— Нет, только я.

— Ты видел его лицо?

— Он скакал с опущенным забралом, как и все остальные.

— Но точно ли это был он?

— Я знаю его скакуна, не спутаешь ни с каким другим. И его цвета. Это точно был де Ронсье. Я не мог ничего поделать. Я пытался предупредить герцога, но кто-то вклинился между нами, а через несколько мгновений все было кончено. Джеффри поднял коня на дыбы, чтобы избежать столкновения с группой бургундцев, наступавших вместе. Его седло сбилось набок, он упал, и в следующее мгновение бургундцы уже скакали по его телу. Они пытались осадить коней, но в такой тесноте это было невозможно. Масса, которую выковыряли после этого из его помятых доспехов, не была даже похожа на человека.

— А седло? — поинтересовался Гвионн, всем телом наклоняясь к собеседнику. — Неужели так никто и не заметил перерезанную подпругу?

— Никто не обратил внимания. Слишком много было стонов и рыданий, чтобы смотреть на ремешки. Впрочем, сам-то я поглядел. — Вальтер покачал головой. — Бесполезно. Седло, как и всадник, было растоптано в щепки. Я не нашел вообще никакого следа подпруги, ни обрезанной, ни целой. Словно она испарилась. Франсуа прекрасно скрыл следы преступления.

Гвионн тихо присвистнул.

— Клянусь христовой кровью, Вальтер, я не знаю, что и сказать. Надо сперва хорошо поразмыслить. Но я по гроб жизни буду благодарен тебе за то, что ты принес мне эти сведения.

Вальтер, хмуро улыбнувшись, расправил широкие плечи.

— Я не мог передать тебе это в письме.

— Само собой. Но ведь ты проделал столь долгое путешествие не только для того, чтобы рассказать об очередной подлости проклятого де Ронсье. В любом случае, я благодарю тебя от всего сердца.

— Не тебе одному досталось от кровавого графа. Он убил моего брата, — признался Вальтер.

Гвионн почесал у себя в затылке.

— Но я пока не понимаю его конечной цели, господин рыцарь. Что-то тут не вяжется. Де Ронсье никогда ничего не делает беспричинно. Какая может быть ему выгода от гибели герцога Джеффри?

— Все очень просто.

Зеленые глаза пристально всмотрелись в карие.

— Тогда говори.

— Это касается твоей семьи. Кто-то подал на графа иск в герцогский суд. Они оспаривают титул на держание феода де Вирсов — тех земель, которые Мари де Вирс принесла в приданое графу Роберту, когда они стали мужем и женой.

— Это я и сам знаю. — Гвионн хмуро усмехнулся. — Эта волчица отняла земли у моей бабки Изабель. Украла у своей собственной сестры.

— Я об этом догадывался. Когда граф Франсуа услышал, в чем состоит суть иска, он разъярился так, словно в него вселился бес. Я никак не ожидал, что это известие вгонит его в такой гнев. Чуть позже мне удалось навести справки. Оказалось, что сэр Грегор Вимарк защищает интересы Филиппа Сен-Клера, выступая в качестве его опекуна.

— Филипп жив?! Мой младший брат жив!..

Вальтер улыбнулся.

— Наконец-то добрые вести, а? Это тебе для разнообразия, дружок.

— Большое спасибо! Как я рад!

Было время, когда Раймонд ревновал к новорожденному брату, прекрасно осознавая, что это Филиппу, а не ему достанется все наследство после смерти отца. Но ревность его без следа испарилась в ту ночь, когда отряд де Ронсье сжег Кермарию. Известие о том, что Филипп был жив, словно пролило бальзам на его израненную душу. Волна теплых и нежных чувств нахлынула на него.