Река несла свои воды на запад медленно и лениво, словно тоже разомлела под жарким солнцем. Была суббота, и водную гладь не бороздило ни одно судно. Луи объяснял Арлетте, что в будни по Дордони плавало немалое количество всевозможных посудин; чаще всего это были длинные плосконосые габары — барки, двигающиеся вверх по реке на веслах, а вниз — по течению. На габарах перевозили дубовую древесину из местных лесов в Бордо, где ее распиливали на бруски и использовали для изготовления винных бочек. Эти бочонки возвращались назад, но уже наполненные бордосским или либурнским, а иногда — солью, закупавшейся поселянами для засолов и приправы к блюдам, поскольку своей соли в глубинных районах не было. Без соли мясо не сохранится на зиму. Лодочникам частенько приходилось использовать тягловый скот — как правило, волов, — чтобы провести свои баржи вверх по реке. Дордонь в верхнем течении не везде была пригодна для судоходства. На тех участках, обычно длиной в несколько миль, где река была менее проходимой, они предпочитали разгружать барки и переваливать груз на спины этих животных, доставляя ящики и мешки по суше до места, где перекат с быстрым течением кончался. Там нанимали другую баржу и доставляли груз к месту назначения.

При взгляде на пустынный простор реки, голубой лентой извивающейся среди зелени полей и лугов, Арлетте было трудно представить эту картину: тяжелые баржи, влекомые волами, шум и крики погонщиков…

Водяная крыса, потревоженная конским топотом, нырнула в воду, чтобы укрыться в своей норке под берегом. Рыбы плавали возле самой поверхности, и водная гладь, ярко блестевшая на солнце, была покрыта расходящимися кругами. То тут, то там над водой пролетали бирюзового цвета стрекозы, мерно взмахивая крылышками. Вокруг всадников тоже кружились насекомые. Уже в сотый раз Арлетта сгоняла с лица очередную мошку. И бедная Изельда измучилась от оводов и слепней. Над кронами деревьев кружили стрижи. Где-то блеяла крестьянская коза. Затрещала сорока, и, хлопая крыльями, перелетела через дорогу прямо перед копытами лошадей.

Клеменсия торопливо перекрестилась. Ее подруга насмешливо посмотрела на нее и принялась отыскивать взглядом в ветвях деревьев вторую птицу этой породы. Как-то раз монашка из монастыря святой Анны сказала ей, что увидеть только одну сороку — дурная примета.

— Смотри, госпожа, Луи показал пальцем на другую сторону реки.

Там, упираясь в небеса, стоял изборожденный трещинами белый утес, высоко поднимающийся над макушками тополей. В его щелях и впадинах обильно росли пучки травы и кусты, даже пара скрюченных дубков ухитрилась примоститься на склоне каменного исполина, почти отвесно наклоняясь над рекой. Большая часть утеса была в тени, поскольку солнце на небе стояло за ним.

— Мы почти на месте, — объявил Луи. — Когда проедем этот утес, за деревьями покажется наша Орлиная Крепость.

Арлетту охватило волнение. Что ожидает ее здесь, как-то встретит ее новый дом? Невеста графа поднималась на стременах и вытягивала шею, чтобы поскорее его увидеть.

Приближающаяся скала вздымалась над их головами все выше и выше, нависая над дорогой. У проезжих путников помимо их воли возникало неприятное ощущение, что она того и гляди рухнет прямо на них. Рядом с ней Арлетта чувствовала себя, словно какой-нибудь муравьишка.

И вот в чаще леса наметился прогал. Вскоре они увидели замок ее жениха, обычно называемый Ля Фортресс[8] — сложенное из желтоватого известняка приземистое угловатое сооружение, вознесенное неведомым архитектором на верхушку скалы. Как и каменистый склон, одна стена замка находилась в тени, отчего тот казался отсюда, снизу еще более массивным. Примыкающие к фундаменту откосы были гладкие, как стекло — ни одному лазутчику не одолеть. Вдоль гребня стен в небо врезались острые зубцы цвета слоновой кости. На постах стояли наблюдатели, шишаки их островерхих шлемов виднелись снизу маленькими серыми луковками. Средняя часть стены возвышалась над всеми остальными строениями. Она производила впечатление донжона — центральной главной башни, — в Хуэльгастеле таковая находилась внутри, окруженная двором со всех четырех сторон.

Ля Фортресс дез-Эгль был не похож на Хуэльгастель, как, впрочем, и на любой замок из тех, что повидала Арлетта. В гладких желтоватых стенах виднелось четыре ряда оконных проемов. В двух нижних окна были побольше — широкие, просторные. На них не было ставней и, должно быть, в полдень солнце светило прямо в покои. Окна двух верхних этажей были несколько поменьше, но все равно шире, чем обычно. С первого взгляда замок не казался сам по себе столь уж неприступным; впрочем, чтобы напасть на Ля Фортресс с севера, неприятелю нужно было сперва обзавестись крыльями. Сперва ему пришлось бы переправиться через реку, затем взлететь над скалой, и только тогда, порхая, как бабочка, приниматься за штурм старинных стен. Северную стену можно было вообще не укреплять — сама природа позаботилась об этом. На каждом уровне в желтый камень были вделаны свинцовые желоба. Там где они кончались, по стенам шли темные потеки. Это были замковые клоаки. Никаких орлов, упомянутых в названии крепости, не было видно.

Отвечая на вопрос Арлетты, Луи заявил, что срединная секция действительно была у них донжоном.

— А вон та башенка поодаль, дальше к северу, на самом краешке стены, — последовал очередной вопрос, — это что такое? Она, должно быть, выше кафедрального собора.

— Мы зовем ее Ля Тур Брюн, Коричневая башня. Она сторожит подходы со стороны реки. Нижний этаж отведен под кладовые. Верхними не пользуются уже много лет.

Арлетта неожиданно почувствовала, что ее бросило в жар. В груди появилось и стало разрастаться чувство ужаса, причина которого была ей совершенно непонятна. Девушка вздрогнула.

На нее смотрели карие глаза Луи Фавелла.

— С вами все в порядке, госпожа? Уж не простудились ли вы во время того безумного купания в море?

— Нет-нет, я неплохо себя чувствую, спасибо, — Арлетта, подавив охвативший ее страх, улыбнулась и спросила: — Как же мы попадем туда?

Луи повел рукой, указывая в сторону реки.

— Вон там брод. Затем два поворота — и мы дома.

— Отлично! Я сгораю от нетерпения поскорее увидеться с моим будущим мужем, — произнесла Арлетта.

По правде говоря, ей было все равно. А если быть совсем честной, то такого ужаса, как сейчас, да еще и вызванного неизвестной причиной, она еще никогда не испытывала в своей короткой жизни. А что, если она придется не по душе графу Этьену? Или он ей? К горлу Арлетты подкатил ком, на руках, несмотря на жару, выступили мурашки.

— Должно быть, дозорный уже сообщил о нашем прибытии, — заметил Луи. — Граф, вероятно, ждет нас у ворот, чтобы встретить, когда мы подъедем.

Арлетта проглотила комок в горле и смело направила Изельду вброд.

Когда они переправились через реку, девушка попросила ненадолго сделать остановку, чтобы она могла привести себя в порядок. Ей не хотелось предстать перед будущим мужем с дорожной пылью в волосах. Она должна выглядеть настолько обаятельной, насколько позволяет ей природа, чтобы не уронить себя и честь своей семьи в его глазах.

Мужчины допили последние капли вина из дорожных бурдюков, а Арлетта омыла лицо студеной проточной водой. Клеменсия помогла ей расплести и заново заплести косы, из переметной сумки вытащили синюю шелковую вуаль и золотое очелье.

— Вы наденете фиалковый плащ, госпожа, или цвета индиго? — осведомилась она, обратившись к подруге на «вы» и с не принятым до сих пор между ними почтением. Когда Арлетта спросила ее, чем это вызвано, она ответила, что так будет лучше, поскольку этого требует новое положение Арлетты, Главное, что они будут вместе, а на такие мелочи обращать внимание не стоит.

— Благодарю, Клеменсия. Я, наверное, просто задохнусь в этом плаще, но мне следует выглядеть как можно представительнее. — Она заколебалась. — Может быть, пурпурный более соответствует случаю?