Граф наклонился к Арлетте и одарил ее одной из тех любезных улыбок, которые она помнила еще со времен ее прибытия в Ля Фортресс. Поняв, что в его ближайшие планы не входило унижать ее перед всеми собравшимися, Арлетта ответила улыбкой на улыбку. Если граф будет ей доволен, все еще может как-то наладиться. Она должна сделать все возможное, чтобы их отношения пришли в норму.

Оказывая супруге внимание, граф наполнил ее серебряный кубок разбавленным водою вином. Этот кубок был подарком сенешаля к их бракосочетанию. Когда ее муж бывал в таком настроении и расположении духа, Арлетта ловила себя на мысли, что испытывает к нему чувство признательности. На людях он всегда был добр, вежлив и обходителен. В такие минуты ей хотелось попросить у него прощения, объяснить, что, настаивая на буквальном соблюдении подписанного брачного соглашения, она боролась исключительно за свои права и не имела намерения оскорбить или унизить его честь. Она хотела навести какой-нибудь мост через образовавшуюся между ними пропасть непонимания, чтобы граф всегда оставался таким и никогда больше не вспоминал о тех отвратительных оргиях, которые устраивал по ночам первое время после свадьбы.

Но если бы это случилось, как быть с отношениями между ней и Гвионном? Этот вопрос оставался без ответа. Все становилось слишком запутанным.

Вильям прополз под столом из конца в конец и обхватил колени Арлетты. Слыша голос сынишки — а его только глухой не услышал бы, — леди Петронилла снисходительно усмехнулась. Она просто души не чаяла в своих сыновьях.

Арлетта старалась поменьше смотреть в ее сторону. Эта расфуфыренная женщина была ей отвратительна.

Хотя Арлетта не забыла, как граф обращался с ней в недавнем прошлом, она, в общем-то, была готова простить его, готова попытаться построить семейное счастье по-новому. В конце концов, Этьен был ее мужем перед Богом и людьми. О, если бы она могла родить ему сына и наследника! Это очень обрадовало бы его и, наверняка, глубоко огорчило бесчестную соперницу, леди Петрониллу, нарушив все ее планы.

Сама испугавшись ненависти, с которой думала об этой женщине, Арлетта прикрыла глаза, чтобы никто не прочитал ее мысли. Да что же это с нею творилось? Зачем ей быть столь злопамятной? Как добрая христианка, она должна возлюбить своих ближних. Но как ни старалась, Арлетта не могла найти ни одной привлекательной черты в Петронилле.

Острые серые глазки леди Фавелл цепко осматривали графа, но голос ее был сладок, как мед, который дворецкий намазывал на господский хлеб.

— О, паломничество? — прощебетала она. — Но зачем, дорогой дядюшка? Вероятно, вы желаете вознести за что-то хвалу Пресвятой Деве? Неужели вы хотите порадовать своих гостей известием, что ваша жена наконец понесла?

Серые злые глазки поспешно обшарили фигуру Арлетты.

Нисколько не удивляясь нетактичному поведению госпожи Фавелл, графиня сжала зубы. Вопрос был задан с бесцеремонностью, нарушающей все правила приличия, и Арлетта отлично понимала, что имелось в виду. Петронилла намекала на предполагаемую импотенцию графа. Две жены в могиле, и ни одна из них не родила. Правда, был еще пример ее мачехи, но каждый дворянин во Франции знал, что в том случае вина лежала полностью на Элеанор, а не на ее муже. Арлетта хотела бы знать, мучил граф своих двух предыдущих жен так же, как и ее. Они тоже страдали? Может, они просто были слабыми, болезненными, беспомощными? Или же безвременно сошли в могилу исключительно из-за звериной жестокости господина графа? Арлетта прогнала от себя эти ужасные мысли, тем более что граф начал отвечать на заданный ему Петрониллой вопрос.

— Надо было съездить в Рокамадур, как только я женился в первый раз, — ответил он. — Это мое упущение, и я намереваюсь исправить его, вознеся молитвы мадонне из Рокамадура. У меня приготовлены для нее дары. Я попрошу отпустить мне прошлые грехи и дать благословение на мой нынешний брачный союз, — его рука накрыла лежащую на скатерти руку жены, — чтобы он дал мне наследника.

Когда-то граф вступил в союз с принцем Генри, который умер бесславной и позорной смертью после того, как осмелился разграбить алтарь и гробницы в Рокамадуре. По счастливой случайности граф Этьен не участвовал в том походе. В сердце своем он всегда оставался набожным христианином, и пришел в негодование от святотатства, совершенного принцем. С тех пор его не оставляло чувство вины. Он проклинал себя за то, что по глупости связался с таким богохульником.

На лице Петрониллы зазмеилась усмешка.

— Граф, ваша идея просто замечательна, — сказала она приторно слащавым голосом, в котором явственно сквозило лицемерие.

Про себя же Петронилла думала совсем другое. Интересно, как ему нравится ее вино? Отправившись в паломничество, он не будет ежедневно получать положенную ему порцию отравы и, того и гляди, Святая Дева ему и на самом деле поможет. Петронилла должна была что-то придумать, чтобы отправиться вместе с ними. Было не похоже, чтобы граф был расположен предаваться плотским утехам во время паломничества, а если он намерен сохранять целомудрие, ему явно не обойтись без ее снадобья. Надо принимать меры.

Сэр Жилль, восседающий на противоположной стороне стола, подальше от женщины, которую он некогда любил и на которой хотел жениться, быстро метнул взгляд в ее направлении и с той же быстротой отвел его в сторону. Иногда ему казалось, что это вовсе не та Петронилла, которую он когда-то знал, а какая-то другая женщина. Она так изменилась. После рождения сыновей Жилль не мог найти в ней ни крупинки от той прежней купеческой дочки, которую он любил и которая, казалось, любила его. Вместо этого он видел перед собой законченную интриганку, набившую себе руку в предательстве и кознях, готовую на что угодно, чтобы поскорее добиться своей цели.

Петронилла повернулась к мужу.

— Луи, а может и тебе отправиться в паломничество? Мне кажется, это было бы просто замечательно!

Луи согласно кивнул и поглядел на графа.

— Дядюшка, я и вправду не прочь отправиться с тобой и сопровождать вас в этом долгом и многотрудном пути. Если только ты не возражаешь.

— Возражаю? Зачем же? Я буду только рад, милый мальчик.

— Петронилла, а ты присоединишься к нам? — спросил Луи.

Хитрая бестия, искоса разглядывавшая морщинки на лице Арлетты, перевела взгляд на графа Этьена. С недавних пор она подметила, что сэр Гвионн и графиня что-то уж очень подозрительно обмениваются взглядами, и это послужило отправным толчком для целого сонма подозрений в ее голове. Вот еще одна причина, по которой ей желательно присоединиться к этой поездке.

— Вы сказали, что графиня Арлетта тоже отправляется в Рокамадур? — спросила Петронилла, одновременно прикидывая, возьмут ли с собой и Гвионна. Вероятно, он тоже поедет, и ей представится прекрасная возможность понаблюдать за отношениями этих двоих с близкого расстояния. Арлетта и Гвионн ни в коем случае не должны стать любовниками. Каким бы ни был сэр Гвионн, но он явно не импотент. Если ее подозрения оправдаются, Петронилла без колебаний выдаст их обоих в руки разъяренного мужа-рогоносца.

Теперь она была уверена, что и сэр Гвионн вызовется сопровождать свою госпожу. А уж она позаботится о том, чтобы в дороге и там, на месте, не выпускать эту греховную парочку из виду.

— Да, безусловно, — граф Этьен взял со стола ломоть хлеба. — Моя супруга тоже должна совершить восхождение по ступеням и принести дары вместе со мною.

Чело Петрониллы разгладилось.

— О, я бы с превеликим удовольствием поехала вместе с вами. С самого раннего детства я мечтала посмотреть Рокамадур. Отец Николас рассказывал мне, когда я была еще девочкой, о гробнице святого Амадура и о чудесном колоколе. Я всегда хотела своими ушами послушать, как он звонит.

— Что за чудесный колокол?

Рокамадур имел в христианском мире репутацию святого места, и Арлетта знала, что там находилась статуя мадонны, искусно вырезанная из древесины орехового дерева. Но она никогда ничего не слышала о колоколе, волшебном или обычном.