Рыдания приутихли, и мученица снова испустила скорбный вздох.

Гвионн продолжал гладить ее по волосам. Ему нравился их яркий оттенок, их плотность, блеск. Всею пятерней он зарывался в мокрые от испарины, напомаженные, свалявшиеся волосы и неторопливо расчесывал их по всей длине. Волосы, длиной до пояса, расстилались по коврику. Гвионн, восхищенно разглядывая их, собирал пряди и укладывал на одну сторону, не подозревая, что их обладательница искоса наблюдает за его действиями. Отблески яркого пламени вспыхивали на изгибах увлажненных волос, переливаясь при свечах.

Уловив ее взгляд, он отдернул ладонь от податливых волос, словно бы и на самом деле его обожгло жарким огнем.

— Извините меня, госпожа. Но у вас и правда роскошные волосы.

— Ты так думаешь? А он ненавидит их. — Последние слова были произнесены с болью в голосе.

Гвионн коснулся кончиками пальцев ее губ.

— Тише, тише, госпожа! Мы должны говорить шепотом. Вы понимаете, что со мною будет, если сейчас войдет граф и застанет нас обоих в таком виде?

— И что же?

— Он обвинит меня в прелюбодеянии. Возможно, оскопит, — сказал Гвионн отвернувшись.

Она побледнела и отпрянула.

— Тогда тебе надо поскорее уйти.

Он попытался усмехнуться.

— А вы сами не хотите, чтобы я остался?

Девушка снова покраснела.

— Да, но раз есть опасность…

Ее смущение выглядело очень мило, но дразнить ее с первого раза было незачем.

— А как насчет вашей спины?

— Спины?!

— Нужно, чтобы кто-нибудь полечил ее. Я и отсюда вижу, что некоторые синяки очень серьезны.

— Но как можно…

Поднявшись с полу, Гвионн поднял Арлетту с колен.

— В этом случае самое разумное будет воспользоваться услугами служанки. Она поможет вам…

— Нет. Мне непереносима жалость в ее глазах. Лучше займись этим ты. Уверена, у тебя получится не хуже.

Она сделала шаг к постели, и, развязав пояс халата, легла.

— Я доверяю тебе, — произнесла Арлетта.

— А я — вам, иначе я бы не стал рисковать головой, если меня застанут здесь. — Не дожидаясь приглашения, Гвионн подошел к лежащей и снял халат с плеч. Он был рыцарем, воином, а значит бойцом; он видел, как его отец, пал пронзенный рукой отца этой девушки. Он знал, что де Ронсье затевал козни и расправы, которые пришлись бы не по нраву даже самым необузданным из вояк местного гарнизона. Но вид синяков и порезов, ожогов и ссадин на нежном невинном теле Арлетты не доставлял его душе удовлетворения. Он поискал свечу и поставил ее перед самым изголовьем. Синяки были давнишними и свежими; синими, зелеными, персиково-желтыми и багровыми. Чудо, что она вообще могла передвигаться.

— Госпожа моя, да этот зверь раскрасил вас во все цвета турнирного вымпела! И в двух местах порезы! Их надо промыть и перевязать.

— Благодарю тебя, — голос ее был приглушен. — Тазик в укладке у противоположной двери.

Гвионн отыскал губку.

— Я буду осторожно, как только смогу.

Пока рыцарь протирал спину и плечи чужой прекрасной даме, стараясь потише нажимать, чтобы не причинить случайной боли, они оба молчали. Но все же в полумраке он подметил, что она впилась верхними зубами в нижнюю губу. Лицо ее было очень печальным, осунувшимся. Он отложил губку в сторону.

— В этой комнате есть смягчающее притирание?

— Вон на той полке. — Она указала пальцем. — Арника, в горшочке.

Леклерк не жалел снадобья, про себя удивляясь, как это граф ухитрился наставить таких разноцветных отметин на теле своей жены. Эта спина была предназначена для поглаживаний, поцелуев, обожания… Поймав себя на том, что его мысли забежали слишком далеко, он сказал:

— Тут мало.

— Есть еще, сейчас я достану…

— Ладно, на сегодня хватит. Вам надо хорошенько выспаться. — Он уложил графиню в постель и укрыл сверху покрывалом.

— Благодарю тебя, Гвионн.

— Могу быть еще чем-либо полезен?

— Пока нет. Еще раз огромное спасибо. Ведь ты не скажешь никому об этом нашем разговоре?

Он покачал головой.

— Ни в коем случае. Я ведь обещал. — Он вспомнил, как на лестнице столкнулся с вездесущей Петрониллой. — Но на вашем месте я бы закрыл дверь опочивальни с внутренней стороны хорошим плотным занавесом. Дерево рассохлось и в нем такие щели, что пролезает даже палец. Я заметил через щелку лучик света, — незачем упоминать о Петронилле, это еще больше расстроило бы ее, — и могут найтись любопытные.

Она, покраснев, кивнула, повернулась на бок и вновь села в постели. Раздался стон.

Гвионн сочувственно кивнул головой.

— Я не замечала щели, — начала оправдываться она, — но все время ощущала сквозняк. Даже думала, откуда он?

Он еще раз улыбнулся.

— Доброй ночи, госпожа моя.

— И тебе доброй ночи, Гвионн. Спи спокойно.

Рыцарь наклонился к руке своей повелительницы, приложился к тыльной стороне ладони и повернулся на каблуках. Дойдя до двери, он оглянулся. Арлетта не изменила позы, лишь приложила согнутую в локте руку к устам, словно возвращая ему поцелуй.

Он улыбнулся в третий раз и бесшумно закрыл дверь.

Той ночью он не пошел к Анне. И не ходил до конца недели — все время принуждая себя думать о мести, он старался почаще попадаться графине на глаза, на случай, если будет ей нужен.

Следующим вечером Арлетта послушалась доброго совета и повесила на двери тканый занавес. Теперь Гвионн прежним способом не мог узнать, когда ей нужны его помощь и сочувствие. Но и эту проблему он решил, пробираясь в ее комнату и ожидая у очага. Дело было опасным, ибо если в это время появилась бы ее служанка и подняла крик — висеть ему еще до наступления рассвета на перекрестке дорог вниз головой. Однако он, не желая останавливаться в своем начинании, гнал из головы подобные мысли. Он должен быть поблизости именно сейчас, когда может оказаться нужнее всего.

А Гвионн становился все более и более нужным Арлетте с каждым днем, потому что граф продолжал истязать ее. Нужно было лечить ее синяки и ушибы, и, кроме того, он помогал ей ласковым словом.

Каждую ночь он утешал и успокаивал несчастную графиню, смазывал ей спину. Она постаралась создать для этого все условия, строго-настрого приказав служанке входить в свою комнату только по особому приглашению.

Они также договорились, что Гвионн мог входить к ней без стука. Шум у двери графини по ночам мог запросто стоить жизни одному из участников ночных приключений, да и второй пришлось бы несладко.

На третью ночь Гвионн, войдя, увидел Арлетту уже в комнате, сидящей перед очагом.

— Он сказал, что не хочет меня сегодня. Говорит, что раскаивается и просит прощения за все, что сделал.

— Должно быть, выпил больше обычного, — предположил рыцарь.

Она передернула плечами.

— Нам-то какая разница? Сегодня я отдохну от его пыток, зачем мне знать остальное? Ползает на коленях перед какой-то деревяшкой, молится. Вбил себе в седую голову, что его импотентность — следствие гнева Божьего за то, что он хотел нарушить наше с ним брачное соглашение. Попы помогли, сам бы не додумался. Говорит, что Эль Шаддай наказал его за попытку отделаться от меня и выбрать себе невесту побогаче. Просит у Бога прощения.

— Ну, а как ваша спина?

— Получше, чем вчера.

— Тогда повторим процедуру.

В канун Крещения граф Этьен хорошенько набрался и, кое-как добравшись до своей комнаты, уложил рядом с собой на полу своего пажа, Марка. Хороший признак, решил Гвионн — в эту ночь Арлетта отдохнет.

И все же он подождал, пока пьяницы в зале не угомонились, чтобы без лишнего риска пробраться к ее двери. Он вошел без стука, как и было уговорено.

Графиня сидела на коврике на своем обычном месте, с кошкой на коленях, а на каминной полке стоял жбан подогретого вина с пряностями. Запах корицы ударял в нос прямо с порога. Увидев его, Арлетта просияла.

— Гвионн! Проходи, садись рядом, — пригласила она. Теперь, после того, как рыцарь неоднократно врачевал ее спину, она рассталась с чувством смущения перед ним, обращаясь к нему, словно бы это был Джехан, или ее родной брат. — Выпьем вместе вина.