Он сидел в кафе при заправке. В соседнем закутке пил кофе пожилой человек с газетой.

Тим постукивал по столу визитной карточкой, пока средний и безымянный палец не коснулись нижнего края. Потом перевернул карточку и снова начал постукивать.

Наконец он встал и вышел из-за стола. Прошагал в дальний угол к таксофону и набрал нацарапанный на обороте карточки номер.

— Алло?

— Алло. Вы, кажется, навещали меня в больнице.

Они встретились в дайнере в Верхнем Вест-Сайде. Заняв столик у окна, Тим в ожидании наблюдал за человеком, докуривающим сигарету почти у самого порога закусочной. Затянувшись последний раз, тот затоптал окурок ботинком. Самый обычный прохожий, если бы не прозрачная трубка, тянувшаяся из ноздри к портативному баллону с кислородом. Догадаться, что именно с этим курильщиком у него и назначена встреча, было немудрено: баллон в качестве опознавательного знака ему назвали по телефону.

Он встал и помахал вошедшему, опасаясь, что иначе его трудно будет вычислить.

— Здравствуйте!

— Приветствую! — откликнулся тот.

Они пожали руки, и гость сел за стол.

— Выздоровели, я смотрю.

— Более или менее.

— Там вы были совсем плохи. Заботитесь теперь о себе?

— Пытаюсь. Каждый день словно на год старею.

— О, да. Нам с эмфиземой можете не рассказывать. — Гость продемонстрировал прозрачную трубку, воткнутую в ноздрю. — Веселое дело. Со смеху помрешь.

— Даже не представляю.

— А все долбаные сигареты. — Он постучал по пачке в нагрудном кармане. — Чтоб им провалиться…

Они еще немного побеседовали на отвлеченные темы. Потом Тим напомнил:

— Вы, кажется, хотели что-то мне показать?

Из внутреннего кармана пиджака детектив Рой извлек сделанный в незапамятные времена набросок — примерный портрет человека, приставшего к Тиму на мосту. Листок расползался на сгибах, и детектив разворачивал его осторожно, чтобы не порвать. Потом достал фотографию, которую пытался продемонстрировать Тиму в больничной палате. Тим захлопал по карманам в поисках очков — так пока и не привык носить их с собой. Вынув очки из футляра, он уставился на лежащие бок о бок на столе фотографию и карандашный портрет.

— И что я должен увидеть?

— Это ваш набросок. Портрет того, кто якобы имел какое-то отношение к… Э-э… — Он замялся и посмотрел на Тима. — Извиняюсь, вы еще помните?.. Помните человека по имени Хоббс?

Тим тоже поднял взгляд. Кивнул.

— Простите, — смутился детектив. — Глупо спрашивать…

— Так что я должен увидеть?

Детектив постучал пальцем по фотографии.

— Это не тот же тип, что на портрете?

Тим взял карточку в руку и присмотрелся.

— Здесь человек уже довольно старый.

— Но сходство имеется? С учетом возраста.

Тим принялся сравнивать. Снимок с какой-то корпоративной вечеринки, план не самый крупный. Человек с красным пластиковым стаканчиком стоит в окружении шести-семи коллег в разделенном на кабинки офисе открытой планировки под лампами дневного света. Чем дольше и пристальнее Тим вглядывался, тем стремительнее растворялся в памяти тот незнакомец. Тогда он обращался к наброску.

— Может быть, — наконец проговорил он. — Нос явно тот же, с горбинкой. Но тут ракурс неудачный.

Детектив зашелся кашлем.

— Вы смотрите, смотрите, — выдавил он. — Сосредоточьтесь.

— А других фотографий нет?

— Только эта.

Тим взглянул еще раз.

— Не знаю… Столько времени прошло.

Детектив снова закашлялся. Глаза у него покраснели и заслезились, слова вылетали отрывистым лаем.

— Он в розыске по другому делу… убийство… в прошлом году… тот же почерк, что с Эвелин Хоббс.

— В смысле?

— Характер ранений, колотые… есть и другие жертвы.

— Сколько?

Женщина из соседнего закутка обернулась посмотреть, все ли с кашляющим детективом в порядке.

— Может, вам воды? — спросил Тим.

Рой отказался, резко мотнув головой.

— И он снова лез к адвокату.

— Лез?

— Провоцировал… как и вас…

— Как?

— На улице… знал подробности дела. Так мы на него и вышли.

Теперь детектив начал задыхаться. В перерывах между кашлем он дышал с хрипами и присвистом.

— Он задержан? Тогда я мог бы на него взглянуть…

— Не можем отыскать… наверное, сбежал…

Детектив замолчал совсем, отдавшись на волю кашля. Выдавив через силу, что ему нужно на воздух, он вышел из забегаловки, волоча за собой баллон.

Тим дождался официантку со счетом. Заплатил наличными и выбрался наружу к детективу. Тот курил сигарету, ни разу не кашлянув. Тим отдал ему фотографию и набросок.

— Простите. Не могу сказать наверняка, он это или нет.

Детектив посмотрел в дальний конец улицы, выдыхая дым, потом мрачно повернулся к Тиму.

— Пока он разыскивается лишь по одному убийству. Но если удастся привязать его к делу Эвелин Хоббс, может быть, получится связать и с остальными. Их там шесть — не исключено даже, что восемь. И у каждого родные, которые жаждут знать, что произошло.

— А ведь тогда вы и слушать не хотели, — напомнил Тим. — Хоббс, и точка.

— Знаю.

— Он повесился в тюрьме.

— Знаю, — вздохнул детектив. — Все знаю.

Знает он, как же! Ничего он не знает. Какая разница, сколько там еще жертв? Хоббс теперь останется в неведении навсегда. Ему никогда не назовут имя настоящего преступника. Вот в чем насмешка. В этом загробном неведении и в безразличии к нему всех высших сил.

Детектив затоптал окурок.

— На вас вся надежда, — заявил он. — Кроме вас никто в целом мире не сможет нам помочь разобраться в этом деле.

— Не сваливайте все на меня, — открестился Тим. — Это вы тогда не поверили моему клиенту.

— И очень об этом жалею.

— Настолько, что готовы наложить на себя руки? Детектив опешил.

— Убить себя? — Он уже закуривал новую сигарету, выпуская беспечное кольцо дыма. — Нет. Не до такой степени.

— Вот и не парьтесь.

Он исчезал из палаты в мгновение ока. Вот он здесь, а вот уже в дверях и уже был таков. Разве что бросит: «Ухожу» — по дороге. Иногда он срывался в путь на полуслове, когда рассказывал Джейн об увиденном. «Скоро вернусь».

Если повезет, он успевал оглянуться, показывая, что обращается к ней, а не к призраку, увлекающему его за собой.

Он шагал под мрачные мысли, что однажды это «ухожу» окажется для нее прощальным.

Ему совсем не хотелось, чтобы расставание вышло вот таким, скомканным, второпях.

Как-то утром он вернулся в очередной раз, неся с собой запах свежего снега и цементного раствора, автомобильных выхлопов и костра. Или ей все это мерещится? Хорошо бы он продолжил рассказывать о том, что видит во время походов. Он впускал целый мир в эту пустую палату. Тим встал у кровати.

— Я хочу попрощаться.

— Но ты же только что пришел.

— Я имею в виду, как следует, как в последний раз.

— Зачем?

Он объяснил. Пока не поздно, нужно пользоваться возможностью, чтобы не жалеть потом о недосказанном. Джейн согласилась, что да, это важно. Тим посерьезнел. Он не готовил никаких речей заранее. Взял Джейн за руку, поцеловал и сказал: «Прощай». Джейн думала, это лишь начало, но дальше ничего не последовало. Она рассмеялась.

— И все?

— Наверное.

— Ну ладно. Тогда прощай!

Они просидели вместе еще не один час, сказав друг другу последние слова. А потом, вопреки всем лицемерно оптимистичным заверениям и самым мрачным прогнозам, Джейн, сама того не ожидая, пошла на поправку.

Она выздоравливала на глазах. Постепенно перестал падать вес. С каждым возвращением Тим находил ее словно еще чуть-чуть окрепшей. Она садилась в кровати. Вставала в туалет. Ходила по коридорам без поддержки. Наконец последняя стадия клинических испытаний завершилась, и Джейн выписали.

Она перебралась в ту квартиру, где они так счастливо жили между вторым обострением Тима и третьим, не проходящим. Получается, Джейн ее не продавала, надеясь, что когда-нибудь Тим все-таки вернется и они снова заживут вместе. Квартира встретила его знакомой обстановкой — прежняя мебель, обжитые кресла и уютные персидские ковры. Он застыл на пороге, охваченный ностальгией.