Двое аварийных рабочих поднимали поваленный столб на углу.
— Слышал вопли?
— Что с ним такое случилось?
— Просто кричит.
— Из-за чего?
— Ругается на кого-то.
Они смотрели ему вслед сквозь пелену дождя. Стянув наконец и футболку, он бросил мокрый комок на тротуар, подставляя голый торс под холодные струи. Ну кто так делает? Кто ходит полуголым под ледяным дождем? Разве что психопаты. Люди, которые сами с собой не в ладу. Всем нам они время от времени попадаются, издерганные, истеричные, не принимающие положенные лекарства, опустившиеся психи, которым светит либо решетка, либо смерть, либо принудительное лечение. Они проносятся метеором через полквартала, а потом снова растворяются в толпе.
Покачав головой, рабочие вернулись к своему занятию. Тим их не заметил. Мир сгустился вокруг него в непроницаемый кокон, а потом треснул, расщепляясь надвое.
— Теперь мы один на один! — прокричал Тим. — Ублюдок!
Он проснулся, дрожа на мокром асфальте позади заправочной станции. Ливень стих, но ветер по-прежнему осыпал землю дождем брызг с деревьев, а небо куталось в пурпурные лохмотья. Деревья намечали между участками застройки прерывистую демаркационную линию, обрывающуюся у края тротуара смятыми пивными банками и мокрой газетой. Мусорный контейнер чуть не лопался от невывезенного мусора. Рядом с колесом валялось какое-то тряпье. Тим подобрал его и развернул. Футболка. Заскорузлая настолько, что даже от воды не расправилась. Тиму пришлось несколько раз хорошенько ее встряхнуть, и все равно кое-где остались намертво застывшие складки. Она воняла плесенью и рекламировала «Мастеркард», но без нее нечего было и думать соваться в ближайший мотель, пройдя чуть дальше по дороге мимо разных закусочных и магазинов автозапчастей. Едва очутившись в номере, Тим стянул раскисшую тряпку и постирал ее под раковиной, оттирая мылом дюйм за дюймом. А потом отжал, выкручивая как можно сильнее. Сняв остальную одежду, он выжал над ванной и ее. Потом надел обратно. Мокрые вещи липли к телу и не согревали ничуть. Дрожа, он забрался под одеяло, мечтая о жарком камине в номере, однако мотель мог предложить только бесплатное кабельное. От футболки по-прежнему тянуло плесенью. И лишь когда за окном начало темнеть, Тим перестал стучать зубами и потянулся за «блэкберри».
Джейн стояла с Дэвидом на Гринвич-стрит, неподалеку от пересечения с Западной Десятой улицей. Она достала из сумочки пиликающий телефон с высветившимся номером, а Дэвид как раз открыл зонт и легонько крутанул, стряхивая капли.
— Алло? — сказала Джейн.
Тим молчал.
— Алло! Тим?
Он не хотел говорить ей.
— Тим, это ты?
Джейн улыбнулась Дэвиду, прося его подождать минутку, и в третий раз окликнула мужа.
Наконец он ей сообщил. Джейн молчала.
— Джейн? Ты меня слышишь?
— Езжай домой.
За следующую прогулку он дошел от мотеля до магазина стройматериалов «Хоум Депо», оттуда до Макдоналдса, оттуда до торгового центра с магазином «Фэмили Доллар». Ноги остановились у длинного ряда стеклянных дверей, ведущих в «Сирс», уже закрытый на ночь. Каменная урна с пепельницей и каменная скамья составляли ансамбль с каменной аркадой, которая тянулась от дверей шагов на двадцать к парковке, защищая курильщиков от дождя, а пожилым давая возможность с комфортом дождаться машины. Он вспомнил, какое это наслаждение — пожалуй, самое большое в жизни физическое наслаждение — остановиться наконец и, наплевав на все и на всех, улечься, ощущая гудение разогнанной крови в венах. Отдаться на милость изнеможению. Он заснул на каменной скамье под одиноким деревом в металлической ограде. Когда охрана торгового центра пришла прогнать его, он уже выспался и даже приободрился.
На развилке он свернул налево. Дорога охватывала плавной петлей оштукатуренную стену частного загородного клуба, потом шла мимо кладбища, а через несколько миль спускалась по склону холма к пруду с небольшой рощицей, сменявшемуся общественным полем для гольфа, затем ячеистой оградой, за которой угрожающе гудела электрическая подстанция. Он миновал городскую площадь, затем парковку, потом пошли одна за другой автозаправки с красно-белыми флагами, размечающие бесконечное шоссе, словно вехи, пока наконец через пять миль не показалась закрученная замысловатыми спиралями эстакада и ноги не остановились у разукрашенной граффити опоры. Там, в нескольких метрах от несущихся над головой машин, он и заснул.
Проснувшись, он привалился к ограждению на верхушке бетонного пандуса. Можно спуститься и пойти налево или направо, а можно сидеть так дальше. Есть, конечно, более насущные дела — например, добыть какой-нибудь еды, пока ноги еще повинуются. Раньше он обычно звонил Джейн, и она за ним приезжала. Так что либо она его заберет, либо с этого момента у него уйма свободного времени. Тим плохо умел распоряжаться лишним временем. Дыхание перехватило, пришлось напомнить себе, что надо выдохнуть. Над головой неслись машины, и среди прочих мыслей мелькнула шальная — забраться наверх и кинуться под колеса. Но тогда эта сволочь одержит верх за здорово живешь. Он решил позвонить Джейн.
«Блэкберри» не работал. Значит, нужно встать с корточек, дойти по щебню вперемешку с битым стеклом до шоссе и двинуться в обратную сторону в поисках платного телефона.
Через несколько миль показался круглосуточный магазин. Тим зашел внутрь и купил несколько буррито, которые ему подогрели в микроволновке. Он поел снаружи, рядом с холодильником, а потом дошел до таксофона и выудил из кармана мелочь. Джейн взяла трубку с первого же гудка.
— Я накормил эту сволочь, — сообщил он.
— Тим? — откликнулась Джейн. — Ты где? Тебя два дня нет!
Облегчение в ее голосе сменилось паникой. Он дал ей немного выговориться.
— Я накормил эту сволочь, и теперь мы стоим у мини-маркета, где я покупал буррито.
— Какого мини-маркета?
Он не ответил.
— Тим, езжай домой, тебе нужно домой! Скажи, где ты, и я тебя подхвачу.
— Нам уже лучше. Наверное… Наверное, мы зайдем в спорттовары, пока они еще работают.
— Какие спорттовары?
— Джейн?
— Да?
— Джейн, ты за нас не беспокойся. Мы не пропадем.
— Ты там не один?
— С нами все будет хорошо, — заверил Тим. — Сейчас мы зайдем в спорттовары и экипируемся слегка.
— Скажи, где ты, я тебя заберу.
— Все, разъединяют, а у меня больше нет мелочи.
— Тим!
— За нас не беспокойся, — повторил он.
Наверное, это все и решило — незачем его забирать. Он двинулся в спортивный магазин. От разнообразия зимней экипировки — флис, спандекс, неопрен, трикотаж, полиэстер и хлопок — разбежались глаза. Нужна новая рубашка, высохшая футболка с «Мастеркард» по-прежнему воняет прокисшим молоком. Но как же утомительно выбирать цвет, размер и возиться в примерочной. Еще понадобятся ботинки и куртка, только эта канитель еще похлеще. Отловить консультанта, назвать размер, дождаться, пока он сгоняет в подсобку, примерить ботинок — или даже оба, в зависимости от того, как сядет первый, — и прочая морока. Ему не хотелось напрягаться. Все внутри протестовало. Он вышел из магазина, встал сбоку от автоматических дверей и долго там стоял.
3
Оказывается, мама не спросила, где он. Сколько Бекка себя помнила, так делалось всегда. Он звонил, сообщал, где находится, в каком городе, у какой заправки, на каком перекрестке, и тогда мама с Беккой садились в машину и ехали. Бекка помнила эти долгие поездки. Помнила, как мама выходила из машины, шла к нему и осторожно его тормошила. Заправив прядь волос за ухо, она опускалась рядом с ним на корточки, дожидаясь, пока он проснется. Бекка помнила и дорогу домой — иногда в гнетущем молчании, иногда в мучительном бессилии и бестолковых взрослых разговорах. А когда она подросла и стала понимать больше, ее уже редко брали с собой. Родители просто вдруг возвращались вместе домой, или ее будил ночной звонок, и мама уезжала среди ночи. Ее представления о семье складывались из этих поездок, из ночных вылазок, из маминых попыток удержать всех вместе, в безопасности, и из воспоминаний о том, как мама терпеливо присаживалась рядом с папой, медленно поднимающимся с земли.