Ноги механически бродят[1]

Зима выдалась суровая. С реки задувал свирепый ледяной ветер. Карнизы ощетинились сосульками, словно отравленными стрелами. Четыре снегопада только за январь, сугробы смерзлись в серые бастионы, суровые и неприступные, как положено оборонительным сооружениям. На кладбищах утонули в снегу надгробия; машины, оставленные на улице, зима проглотила в один присест. Досужие разговоры о глобальном потеплении отошли на второй план перед злободневными заботами — о стариках, об инвалидах, о детях, которые неделями не ходят в школу. Начались перебои с поставками, и в те редкие дни, когда грузовым самолетам разрешали посадку, склады забивались под завязку. В продуктовых выстраивались очереди, все вокруг ворчали и злились на неоправданные неудобства. Наконец за дело взялись общественные организации: открыли пункты обогрева, начали обходить дома с проверками. Зима заставляла вертеться и, как строгая мать, учила неразумных не кнутом, а пряником.

Из-за снега и пробок домой он ехал долго. Обычно удавалось поработать при свете потолочной лампы, но в этот раз никаких документов при нем не было, поэтому он сидел у окна сложа руки. Дома его ждут. Сами о том не подозревая.

По радио «1010 WINS» каждые десять минут передавали сводки о ситуации на дорогах. Наверное, остались еще края — на побережье или на юге, — где солнечно и тихо, но здесь снег залеплял лобовое стекло, словно белый пепел от вспыхнувшей звезды. Ныли обмороженные пальцы рук и ног. Он отстегнул ремень безопасности и растянулся во весь свой немалый рост на заднем сиденье. Плевать, что подумает водитель. Ухо, прижатое к морщинистой кожаной обивке, временно оглохло, и радио сразу же зазвучало тише. Он свесил руку и пробежался немеющими пальцами по пупырчатому коврику. Не предупредил домашних, когда приедет. Сотового теперь нет. Так что придется им ждать, пусть и неосознанно.

Водитель разбудил его около самого дома.

Дом… Скоро он потеряет этот дом вместе со всем содержимым. Нечастое удовольствие понежиться в ванне, медные кастрюли над кухонным островом, семья… Он вновь останется без семьи. Стоя в прихожей, он окидывал взглядом знакомую обстановку, словно в первый раз. Когда она успела примелькаться? Ведь зарекался давать волю привычке, а теперь не может вспомнить, когда обыденность все-таки взяла свое. Вряд ли это произошло в один момент.

Он положил ключи на подзеркальный столик и несвойственным ему движением снял ботинки на длинном персидском коврике, который они с Джейн купили в Турции. Неделя в Турции и неделя в Египте. Какая-нибудь поездка всегда стояла в планах. На этот раз намечалось сафари в Кении, однако теперь придется отложить. В одних носках он прошел в кухню и провел рукой по слабо освещенной столешнице. Милая, родная кухня с шкафчиками под старину и «фартуком» из марокканской мозаики. Прошагал насквозь через столовую, где устраивались званые ужины для коллег. За длинным столом свободно размещались двенадцать персон. Дойдя до лестницы, он погладил рукой балясину и стал подниматься — шаг за шагом, ступенька за ступенькой. Вместе с ним карабкались вверх семейные фотографии на стене. Тиканье напольных часов в гостиной заглушил негромкий смех из телевизора в спальне.

Джейн. Все такая же красивая. Даже в этих попартовых очках для чтения — с каплевидной оправой в яркую крапинку, — которые придают ей слегка клоунский вид. Тонкие бретельки ночной сорочки подчеркивали хрупкость плеч, а лиф облегал упругую грудь, открывая веснушчатое декольте с точеными ключицами. Жена разгадывала кроссворд. Если случалась заминка, она поднимала глаза к плоскому телевизору на стене, где шло вечернее шоу, и покусывала кончик ручки, будто подстегивая работу мысли. Заметив мужа в дверях, Джейн удивленно обернулась — рановато он сегодня.

— Привет, бананчик!

Он стянул пиджак через голову, как футболку, выворачивая рукава, потом ухватился покрепче за фалды и разорвал его пополам. Сперва шло туго, крепкий шов не поддавался, но, как только лопнули первые стежки, стало легче. Рядом ахнула от изумления Джейн. Бросив растерзанный пиджак, он забрался на кровать и бухнулся на четвереньки, уткнувшись лбом в одеяло и сцепив руки на затылке, как будто в ожидании взрыва.

— Что с тобой? — выдохнула Джейн. — Тим, что случилось? Тим?

Она подобралась к нему и обхватила сверху за пояс, словно борец на ковре.

Тогда он рассказал, как ноги вынесли его из здания на улицу. На углу Сорок третьей и Бродвея он махнул рукой такси, надеясь доехать обратно до офиса. Поравнявшись с подрулившим автомобилем, дотянулся до пассажирской дверцы, открыл — и прошел мимо. Водитель, сикх в розовом тюрбане, возмущенно нажал на клаксон, ошалевшими глазами глядя в зеркало заднего вида. Что за люди, совсем ума нет дергать человека попусту!.. Около Юнион-сквер он попытался вызвать «Скорую» — такой вариант они с Джейн просчитывали во время прошлого обострения. Разъясняя ситуацию диспетчеру, поскользнулся на ледяной корке и, замахав руками, выронил сотовый. «Мой телефон! — крикнул он. — Помогите!» Кажется, потянул спину. «Пожалуйста, подберите кто-нибудь телефон!» Все шли мимо, а его «блэкберри» валялся посреди проезжей части, беззащитный перед надвигающимся потоком. Он рассказал Джейн, сколько раз ему пришлось нагибаться под строительными лесами, и как при бешеном городском движении он чудом не угодил под колеса. Рассказал про толпы равнодушных. Про то, как уже около Ист-Ривер наконец подступила знакомая усталость, и там он рухнул на скамейку, отключаясь. Как успел подложить под голову свернутый пиджак и стянуть галстук с пропотевшего насквозь — на морозе! — воротника. Про то, как очнулся в ужасе час спустя.

— Это оно. Опять, — выдохнул Тим.

Сперва его нужно было одеть. Она знала, что одеваться он не захочет, — захочет только залезть в душ, заползти в кровать и заснуть. Что угодно, лишь бы не нарушать заведенный порядок. Почистить зубы, щелкнуть выключателем. Он так и стоял на четвереньках, зарывшись лбом в постель, — в позе бойца, услышавшего команду «Ложись!», — закрывая голову руками от воображаемой шрапнели. Темные волосы (его гордость, ни единого седого, да и в целом он еще хоть куда — статный, моложавый, стареет с элегантностью звезды экрана) топорщились во все стороны.

— Тим… — Она заглянула ему под локоть в невидящий, словно остекленевший глаз. — Нужно одеться.

Он не шелохнулся. Джейн слезла с кровати, прошла в ванную и набросила черный вафельный халат поверх шелковой ночной сорочки. Батарея лосьонов, флаконов, тюбиков и баллончиков резанула по глазам — от радужных обещаний косметической промышленности вдруг стало горько. Мысленно составив список необходимого, Джейн принялась собирать вещи по всему дому: из шкафа — термокальсоны и утепленные штаны, из гардеробной — водолазку и флиску, тяжелый пуховик, шапку, перчатки и шарф. Лыжную маску в карман пуховика вместе с одноразовыми согревающими пакетами. Не просроченные ли? Срок годности нигде не обозначен. Нужно будет пополнить запасы. У стиральной машины она чуть не расплакалась. Так, теперь в подвал, за GPS-навигатором и альпинистским рюкзаком. Рюкзак заполнялся быстро — дождевик, глазные капли, увлажняющий лосьон, надувная подушка, аптечка. Затем из кухонного шкафа — фруктово-ореховая энергетическая смесь, зерновые батончики и пластиковая бутылка с электролитным раствором. Спички зачем-то добавились тоже. Все, можно застегивать рюкзак — и наверх, в спальню.

Подойдя к кровати, она принялась ворочать мужа, словно ребенка. Перевернула на спину и, расстегнув ремень, сняла с него брюки вместе с трусами-боксерами, затем расстегнула рубашку. Он не сопротивлялся, но и не помогал. Раз-два, и вот он уже лежит на кровати голышом. Она густо намазала ему лицо, шею, а затем и гениталии вазелином — от обморожения и чтобы не натирало. Потом принялась натягивать на него собранную одежду, закончив влагоотводящими термоносками и непромокаемыми ботинками. Рюкзак оставила у двери, чтобы можно было подхватить на выходе, а сама забралась к Тиму в постель.