— Кстати, я и от вас никогда не слышал. Закончу конспект, возьмете книгу на проработку. А теперь — все, и хватит играть в партизан. Дожмите родственника или найдите мне другого преступника. Без разницы. В кои-то веки не заказной, не киллер, не взрыв, не похищение с расчленением, а мы сидим…
Во второй половине дня Тошкин получил результаты экспертизы. Смерть наступила в результате асфиксии… ничего нового. Это уже успел сказать выезжавший на место эксперт. С трясущимися руками Дима перевернул страницу, ожидая увидеть название журнала, кусочек которого был зажат в кулаке убитой. Но пронесло. Не «Плейбой». Хоть и не гарантия, что это не Надя. В алкогольной амнезии, ведомая чувством вселенской справедливости. И все же. Не пойман — не вор. А уж тем более — не убийца.
Алиби Кривенцова явилось в прокуратуру само. Ближе к вечеру. Оно было молоденьким, хорошеньким и до боли глупым. Вот уж поистине печально я гляжу на ваше поколенье, подумал несостоявшийся поэт Тошкин.
— Геночка был у меня в общежитии, — проворковала девица и горестно вздохнула.
Это как же надо любить баб, чтобы ближе к сорока все еще бегать по общежитиям! Позориться среди студентов и обслуги, слыть странноватым папашкой и все же вызывать такие отчаянно искренние чувства у совсем юных девчонок. Нет, в Гене определенно пропал педагогический талант.
— И что вы там делали?
— Я же девушка. Разве можно задавать такие нескромные вопросы? Мне даже стыдно на них отвечать. Как вы не понимаете!
В такие минуты Тошкин понимал, за что он любит жену. Во-первых, она не была девушкой, а во-вторых, на свете просто не существовало таких вопросов, которые показались бы ей нескромными. А что касается ответов, то их вообще бы выдержал не всякий.
— Вы в прокуратуре. Вы не просто девушка. Вы свидетель.
— Нет, ну ни до какого разврата мы с Геночкой не доходили. В школьницу играли — было. В собачку тоже. И еще начали в монастырь, но ему уже пора было домой.
— В котором часу? — насторожился Тошкин.
— Где-то после восьми. Нормально?
— Что нормально? Вас подкупили?
— Да нет, нормально. Старый же мужичок, извините конечно, а почти три раза, как мальчик, — хихикнула девушка, приглашая Тошкина разделить свой женский восторг.
Учительницу задушили в промежутке между семью и девятью. Теоретически Гена, конечно, мог управиться. Но он был без машины, и адрес общежития красноречиво свидетельствовал в пользу окраинных сексуальных вкусов подозреваемого. Транспортные издержки составили бы где-то сорок-пятьдесят минут. Но если такси… Нет, вряд ли, последнее время Кривенцов любил если не бесплатные, то очень дешевые удовольствия. Однако эти размышления к делу не подошьешь.
— Ну, я пошла? Где подписать-то? Только, если можно, не вызывайте меня в суд. Я на днях замуж выхожу. Неудобно перед женихом. Мало ли что он обо мне подумает. Связалась с маньяком, то да се, семейная жизнь пострадает.
Девушка просительно сложила руки и очаровательно улыбнулась.
— Поздравляю, — буркнул Тошкин. — Вас еще вызовут. Оставьте свои координаты.
— Да все там же. Пока на квартиру не заработали. Только учтите, жених мой ревнивый, просто ужас.
Давненько Тошкина не обольщали прямо в рабочем кабинете. Было чем гордиться. Но объект — немытые волосы, кривые зубы, плотный одуряющий запах из-под мышек и размалеванные глаза. Без противочумного костюма к этой даме и подходить было страшно. Как бы Гена там не заразил весь следственный изолятор чесоткой… Последней каплей рабочего дня стал звонок мамы.
— Доигрался? — зловеще спросила она. — Тебя же просили, Дима. Разве можно быть таким черствым? Вот у нас сейчас Людочка. Что мне ей сказать? Что наша семья не без урода? Которому на все наплевать.
— Во сколько он был дома? Спроси у нее, во сколько он был дома.
По ту сторону провода обнаружилось замешательство, для Евгении Сергеевны непредвиденное. То есть Тошкин явственно услышал, как она громко расспрашивала Людочку, но та вместо четкого, конкретного ответа стала что-то долго и нудно объяснять.
— Серега говорит, что в восемь. А Люды не было. Ну, у нас нет повода не доверять мальчику, не так ли?
— А Людочке?
Мама прикрыла трубку рукой и проникновенно прошептала:
— Она нам не кровная родственница. Ты понял?
Это был карт-бланш, выданный для растерзания невестки. Дима не верил в причастность Гены. Такую дуру, как давешняя девица, очень трудно было даже придумать, не то что подговорить. Тошкин устало вздохнул.
— Он собирается на ней жениться! — обиженно повторил Яша.
— Да, — сказал Дима. — Мы уделяли ей мало внимания.
— Да я все ночи напролет только и делал, что уделял ей внимание! — разразился Яша. — Никогда бы не подумал, что у нее останутся силы на такие глупости!
— Это когда я болел? Когда ты пичкал меня снотворным? Так, значит, в ванной — это не случайность? — Дима побагровел, сжал кулаки и был совершенно не прочь присоединиться к Гене, потому что еще минута — и Карфаген был бы разрушен.
Но тут сработала Яшина интуиция, основанная на чувстве самосохранения. Как говорил сам Яша, единственной ценности всего еврейского народа.
— Ша, Дима! Я тебе что, грех в трусах? И если у меня была свободная минутка для голого дела, так почему бы мне проводить ее в твоем доме? Чем ты слушаешь? Нет, моя мама права, все гои — страшные развратники. Как можно жениться на замужней женщине? Я тебе о бабушке, а ты мне про что?
— Про то, — буркнул Дима. — Ты Аньку покормил? — Обычно эта тема их примиряла. — Ладно, не сердись. Просто в нашем доме слишком много женщин.
— А теперь нас будет поровну. Федор хочет жениться на Аглаиде Карповне. И если она подарит кому-то квартиру, то жить, как я понимаю, они будут у нас. То есть у вас. Вот. — Он протянул Тошкину немного промасленное письмецо: Аглаида Карповна то ли случайно, то ли сознательно оставила его на Яшином столе.
— Ты сам-то читал? — спросил Тошкин, быстро проглядев записку. — Ты давно Федора видел? Он что, с тех пор спился? Перенес менингит с необратимыми для мозга последствиями? Или ему в очередной разборке просто выровняли извилины? Это же детский лепет. И почерк первоклассника!
— Я, между прочим, тоже так пишу. Не у всех есть практика. Не всем повезло упражняться в словесных портретах убиенных лиц.
— Ладно почерк. Но текст! Но аргументы! Ты бы с такими словами лез жениться? К нашей бабушке? Она-то уж точно не дура.
— Раздела меня как мальчика, — пожаловался Яша. — Не дура, но женщина.
Хорошо, что их диалог не слышала Надя. Сейчас бы Яша получил все звания и регалии. И здорово, если бы она отказалась от физической расправы. Тошкин снова устало вздохнул.
— А еще есть фотография. Вот. И там точно Федор. В моих штанах, между прочим, и без рубашки. Нас чуть в милицию тогда не пригребли. Фраер дешевый. Ну, думай, прокурор. Думай. Как стелиться, как умываться будем. Как за свет, за газ платить. Этот аферист быстро нас всех построит. Еще и Анну плохому научит. — Яша не на шутку встревожился и зашагал по комнате.
— А рядом с ним? Кто отрезан?
— Катя, — буркнул Яша. — Мы с ней тогда были. Тоже идиот, бабка сама их и снимала. А с памятью у нее — шоб ты так на пенсии ничего не помнил, как она сейчас притворяется.
И более позднего снимка, конечно, не нашлось. Тошкин зажмурился и повертел головой. Наваждение какое-то, а не семейка. Что, если письмецо давнее? А для бабушки — просто прикрытие. Но — Катя! Отрешенная, тихая, как бы даже замороженная Катя? То-то Аглаида выскочила от Кати как ошпаренная. Тошкин особым следовательским чутьем, которое долгие годы усердно скрывалось под маской искреннего занудства, понимал, что все это не случайно. События были из одной цепи, только не хватало звеньев, основы, реальной мотивации происходящего. Предположим, что это Катя всех убила и Гену подставила. Домашняя хозяйка — засиделась, заскучала, времени много. Можно изучить не то что вкусы, привычки и маршруты жертвы, можно даже научиться дышать с ней в унисон. Нет, определенно, женщинам надо работать. Но зачем это Кате? Или она действует под четким руководством? Вова Супчик сражается за квартиру? Кровожадный мальчик. Нет, неверно. Все началось раньше — если, конечно, все началось на старой квартире Кривенцовых. Тогда — Федор? Дуэт с Катей или трио с бабушкой?
