Произвели обыск. Из-под голов спящих вытащили три револьвера, в комнате настоятеля взяли обрез.

В монастыре стояла мертвая тишина.

Собрав оружие, оперативники стали будить спящих. Настоятель монастыря, немолодой дородный человек, увидев Трофимова, как ошалелый заметался по комнате.

— О господи, спаси! — зычно крикнул он, придя наконец в себя.

Услышав крик настоятеля, послушник метнулся в дверь, и через несколько минут загудел колокол. Кто-то распахнул ворота. Окрестные крестьяне сбегались во двор монастыря на колокольный в неурочное время звон.

Раздались крики:

— Монастырь грабят! Бей грабителей!

Разъяренная толпа окружила дом. Поглядев в окно, Трофимов спокойно сказал настоятелю:

— Ну, святой отче, раз уж созвали людей, то идите и объясните им, что произошло. Только советую говорить народу правду. Как перед богом!

Недолго подумав, настоятель вышел на крыльцо. Трофимов стал за дверью. Настоятель медленно поднял руки вверх, призывая к молчанию. Трудно давалось ему каждое движение. Но выбор все-таки сделал.

— Простите, люди добрые! Грешен! — хорошо поставленным голосом, сразу перекрыв шум, сказал он.

Толпа затихла в недоумении.

Чуть приоткрыв дверь, Трофимов вполголоса предупреждающе сказал:

— Гражданин Иона! Про грехи прошу поподробнее.

И Иона продолжал:

— Вчера недалеко от города ироды-насильники муку у крестьян отобрали и поздним часом в мою обитель принесли. И сами ночевать остались. Милиция красных, узнав про злодеяние, по стопам разбойников в монастырь припожаловала и их тут повязала…

Время было голодное. Почти все собравшиеся во дворе давно досыта не ели, и сообщение о муке, отобранной у крестьян, которая таинственным образом осела в монастыре, прозвучало, как взрыв бомбы.

Тогда Трофимов вышел на крыльцо и обратился к прихожанам.

— Вот какое монастырское имущество мы здесь нашли! — он показал три револьвера и обрез.

Показал толпе гармонь, карты, бутылки из-под самогона и полотенце, на котором большими красными буквами гарусом было вышито:

Шум поднялся страшный. На крыльцо взошел крестьянин с окладистой бородой и обратился к собравшимся:

— Я так думаю, граждане. Провести надо эту шайку до милиции через весь город. Пусть ироды тащат мешки с мукой, а отец Иона на гармони играет. Пусть народ увидит их во всем естестве!

— Пусть! — закричали в толпе. — Пусть поиграет напоследок!

Трофимову и оперативникам не оставалось ничего другого, как согласиться. В толпе тотчас нашлись охотники, надели на отца Иону рясу, в карман воткнули бутылки из-под самогона, через плечо повесили обрез, в руки дали гармонь.

Грабителям закинули за спину мешки с мукой, а Марии перебросили через плечо ее рукоделие.

И вот вся эта компания, поневоле сопровождаемая милицией, окруженная толпой, двинулась через весь город.

Отец Иона никак не хотел играть, но его заставили.

— Давай, давай, батюшка! Раз гармонь держишь, должен уметь играть. Играй!

Оказалось, действительно умеет. Настоятель помедлил-помедлил, а потом, видно, отчаялся, понял, что в этом городе ему больше не бывать, и рванул: «Эх, полным-полна коробушка…»

Долго, очень долго вспоминали в Дмитрове эту удивительную процессию.

Как выяснилось на следствии, настоятель и бандит Капустин были давно знакомы. Началось с того, что верующий Капустин на исповеди на традиционный вопрос отца Ионы: «Грешен ли?» — не только ответил коротко, как полагалось: «Грешен, батюшка», но и в общих чертах поведал ему о своих прегрешениях.

Надо думать, его откровенность настоятеля не оттолкнула. Выслушав Капустина, он сказал, опять-таки как положено: «Отпускаю тебе грехи твои…»

Капустин расчувствовался, вынул из кармана кошелек с золотыми монетами и передал его священнику — на алтарь божий.

Вскоре Капустин пришел в монастырь уже не на исповедь, принес с собой самогону и закуски.

Когда выпили и закусили, отец Иона поцеловал Капустина и подарил ему нательный крест — на счастье и спасение от супостатов.

На очной ставке с отцом Ионой, подробно рассказавшим о похождениях Капустина, последний, не ожидавший такой откровенности, сорвал с себя дареный крест и бросил его в лицо отцу Ионе со словами:

— Антихрист ты, а не поп!

Слух о том, что в монастыре обнаружили притон бандитов, разнесся по округе, и престиж священнослужителей был основательно подорван.

Вскоре банды профессионалов-преступников были лишены главарей, а постепенно и совсем ликвидированы.

Первые годы… Мы, старые работники, часто вспоминаем, в каких нелегких условиях начиналась наша работа. Шиндлер и Кукушкин, которые были вынуждены ожидать извозчика, чтобы доставить куда следует матерого бандита… Убийство двадцати двух милиционеров за одну ночь… Если б было тогда радио!

Но уже в те трудные и прекрасные годы милиция и угрозыск располагали основным: связью с населением, поддержкой честных трудовых людей. Эта связь и решала исход борьбы.

В юности я ходил за сохой, испытал унижения и побои, будучи «мальчиком» в услужении у фабриканта Грушина в Хотькове и у купца Суходаева в Дмитрове. На всю жизнь я запомнил веселого Илюшу из деревни Горбово под Дмитровом, с которым дружил и который послужил для меня примером в выборе жизненного пути.

Юный, энергичный, он всегда и во всем стоял за справедливость, не давал в обиду слабых и маленьких, презирал любителей легкой наживы, воров и жуликов.

В 1919 году Илюша стал сотрудником уголовного розыска.

А в 1923 году и я поступил на службу в милицию Ленинского уезда (сейчас Талдомский район).

В Талдоме в те годы шла бойкая торговля кожевенными и меховыми товарами. Со всей округи съезжались сюда сапожники, скорняки, спекулянты. Толкучка гудела множеством голосов. Стар и млад тащил сюда всякие изделия. Ловкачи и жулики ухитрялись сбывать обувь с подошвой из лубка или березовой коры. Пьянки, скандалы, драки были обычным явлением. Мы по мере сил боролись со спекуляцией, с кражами и грабежами, с хулиганством и самогоноварением, пьянством.

Трудно даже представить, сколько работы приходилось на долю милиции.

В Талдоме было три волостных отделения милиции. Кадры в милицию подбирались из рабочих и крестьян-бедняков. По решениям уездного комитета партии и уездного исполкома отдел комплектовался из лучших рабочих Вербилковской фабрики.

Специалистов мы в то время почти не имели. А единственным видом транспорта являлся конь. Да и конь-то полагался не каждому участковому уполномоченному. Служебные помещения нуждались в ремонте и оборудовании мебелью.

Наш отдел размещался в бывшем доме торговца обувью Садова. Начальником уездной милиции был Александр Петрович Емельянов, в прошлом партизан гражданской войны.

Уголовного и уголовно-процессуального кодекса мы еще не знали. В работе руководствовались революционным самосознанием. Примером строгого отношения к долгу, партийного подхода к делу служили старшие товарищи из укома партии и исполкома. Заместитель начальника уездной милиции по политчасти Алексей Васильевич Егерев по вечерам часто беседовал с рядовыми милиционерами на служебные, политические и бытовые темы. И в работе он и другие старшие товарищи служили для нас примером. Постепенно к нам, молодым сотрудникам, приходила уверенность, гордость за свою службу. В праздники к нам приходил председатель исполкома Георгий Митрофанович Соколов, выступал с докладом, вручал награды.

Свою первую награду, часы, получил на втором году службы и я, — мы успешно раскрыли несколько краж.

Большую помощь милиция получала от передовых рабочих и крестьян.

Немало труда вложили мы в борьбу с самогоноварением. Самогон был злом, порождал многие преступления. Самогонщики, главным образом кулаки, губили уйму зерна и картофеля, спаивали население. Пьянки, как правило, заканчивались драками, поножовщиной, особенно в дни религиозных праздников.