— Баран говорит «бэ», а не «пэ» — поправил Паук Паукович. — «П., П., П., П., П., П., П.», однако, — это мы: Паук Паукович, Пау, Пуа, Пак, Пук, Пку и Пка.

Тут пауки стали подползать к Серёжику и называть свои имена. Каждый пожимал ему лапку, как взрослому, и говорил что-то вроде:

— Ты отлично поработал с Пуком!

— Диван получился крепкий!

— Плетение на славу, почти как у меня в молодости!

А Паук Паукович даже погладил ежонка по голове.

И думаете, Серёжик хлопнулся в обморок или завизжал? Ничего подобного. Он улыбнулся.

Рано-рано, когда все пауки ещё спали, Паук Паукович растолкал Серёжика.

— Пора! — шёпотом сказал он. — Ты должен, однако, сам положить телеграмму на луч. И не просто положить, а очень-очень пожелать, чтобы она дошла.

— Почему? — удивился Серёжик, натягивая штанишки.

— Паутина легкая, невесомая. Легко свалиться может. А твоё желание её приклеит. Ну, будто клеем.

Паук осторожно положил невидимую телеграмму в кулёк, вручил Серёжику, и они побежали.

В лесу было ещё темно, дорогу им освещал только фонарик, который Паук Паукович прикрепил скотчем к спине.

Тот светил ярко, но всё равно Серёжик натыкался на кусты и порвал о какие-то колючки штаны. Он очень боялся, что споткнётся и выронит телеграмму. Время от времени ёжик спрашивал Паука Пауковича:

— Посмотрите, пожалуйста, она там?

Паук заглядывал в кулёк и кивал:

— На месте.

Поначалу Серёжик бежал, потом шёл, а затем и катился, свернувшись клубком. Он очень устал, а сосны всё не было и не было. Паук Паукович говорил: «Скоро доползём», но только когда небо стало серым, а звуки звонкими, они добрались до Самой Высокой Сосны, стоявшей посреди поляны. Она была так высока, что Серёжик даже верхушки её не увидел, хотя и голову запрокидывал, и на спину ложился, чтобы лучше рассмотреть.

— Успели, — облегчённо вздохнул Паук Паукович. — Лезь.

Серёжик стал подпрыгивать, но бесполезно. До веток не достать, а ствол внизу гладкий, ни сучка, ни ветки — как зацепиться? Паук Паукович разрешил забраться к нему на спину и стал подпрыгивать сам. Нет! Не ухватиться!!!

— Что же делать? — чуть не плача, спросил Серёжик.

Небо на глазах становилось розовым, поднималось заспанное солнце. Вот-вот оно коснётся лучами деревьев!!!

И тут Паук Паукович засвистел! Из дупла, зевая, выглянула Сова.

— Опять телеграмма? — спросила она сонно.

— Скорее! Скорее! — поторопил её паук, — сажай мальца на спину!

Сова камнем упала вниз и, буркнув Серёжику: «Не тяни за перья», полетела.

У Серёжика захватило дух от того, как стремительно они поднимались. Паук внизу стал маленьким-маленьким, поляна превратилась в блюдце, а вокруг, куда ни посмотри, колыхались желто-красные ветви деревьев. Но вот и они превратились в бурые пятна, а сова всё летела и летела.

— Луч, смотри, луч! — вдруг закричала она.

В самом деле, от огромного красного цветка-солнца отделился тонкий росток. Он рос, удлинялся и вдруг со всего размаха упал на сосну. Будто споткнулся. И сразу тысячи розовых искр засверкали на сосновых иголках!

Серёжик, уцепившись за ветку, потянулся к лучу и высыпал телеграмму прямо на розовое сияние! Оно было тёплым.

— Пожалуйста, доберись до Гэйдла! — попросил Серёжик и всей душой пожелал, чтобы так случилось.

— Приклеилась, приклеилась! — заворчала Сова, которая знала толк в отправке солнечных телеграмм. — Полетели!

Спустились они быстрее, чем поднимались. Сова и крыльями не махала, просто падала и всё! Это было весело, но очень страшно, и Серёжик изо всех сил вцепился в перья.

— Причёску помнёшь! —обиженно заверещала Сова.

Сережик увидел, что часть перьев накручена на бигуди и убрал лапы.

Через несколько секунд они были на земле.

— Летают, хватают… — ворчала Сова, отряхиваясь. – всю красоту испортил…

Паук с ёжиком извинились и, уже никуда не торопясь, побрели домой.

В Серёжике искрилось и переливалось счастье. От полета, от увиденного розового сияния.

Не каждому выпадает удача потрогать солнце!

Всю дорогу он шёл молча, вспоминая увиденное. И только около домика забеспокоился:

— А как же Гэйдл прочтёт телеграмму?

— У орлов очень острое зрение, — успокоил Паук Паукович. — Если луч ляжет не на вершину, а лишь к подножию горы, Гэйдл, однако, все буквы разглядит.

Дома их ждал чудесный завтрак: рисовая каша с яблоками! И так как ложек не было, Серёжик вместе со всеми ел её лапами. Правда, только верхними. Хотя, если бы он попробовал есть нижними, пауки бы нисколечко не удивились.

Сказали бы:

— Молодец! Так удобнее.

А к чаю были паушки — маленькие ватрушки с творогом и крыжовником.

Конечно, Серёжик не ждал, что Гэйдл прилетит на следующий день. Но прошла неделя, а от него не было ни слуху ни духу.

Даже Паук Паукович начал волноваться, не съели ли телеграммный луч грозовые тучи.

Сказать по правде, Серёжику не очень хотелось уходить от пауков.

Тем более к Дракону, у которого из ушей всякая гадость льётся, да ещё туда, где с листьев облетают деревья!

Дни становились прохладнее, все чаще лил дождь. Пауки сплели ёжику мохнатый свитер с капюшоном, пришили к штанам теплую подкладку.

Серёжик тоже не сидел сложа лапы. Он сам соткал платочек с буквами. Получилось «МАМ», на «Е» не хватило места.

Пауки удивились таким способностям, и ёжик делал наравне со всеми забор вокруг дома. Это было нелегко: нити нужно было переплетать по многу раз, чтобы они стали толстыми, как верёвки.

В конце работы кусок такой верёвки оказался лишним, и Паук Паукович хитро прищурился:

— Ну-ка, привяжите её к осинам!

Пук и Пак завизжали от радости. Серёжик посмотрел на них и тоже взвизгнул.

Он только по телевизору видел канатоходцев!

Веревку натянули высоко, но это никого не испугало. Старые пауки прошлись всего разочек, а молодые, Пук и Пак, бегали взад-вперед как угорелые.

Серёжик сидел под кустом и представлял, что он в цирке. Он думал: «Пауки не похожи на меня, у них много лап и глаз. Но они не страшные! Они просто не похожи на меня».

Паук Паукович сказал:

— А ты чего? Хочешь, научим? Иди сюда.

И пока спускали верёвку, Серёжик подумал: «А ещё они добрые».

Верёвку положили на жухлую траву, на опавшие сухие листья. Оказывается, сначала нужно учиться держать равновесие и ходить внизу, не наступая на землю.

Только через день Серёжик смог добираться с одного края на другой, не сходя с верёвки. Её немножко приподняли. Пауки подбадривали:

— Не бойся!

А на следующий день верёвку повесили ещё выше. И Серёжик, конечно, падал и, конечно, набивал шишки, но на третий день бегал, как настоящий канатоходец. И если терял равновесие, то не плюхался в траву, а цеплялся за верёвку и снова на неё забирался.

Пауки аплодировали ёжику всеми лапами. А старичок Пау кричал, что хочет его усыновить.

Самым трудным было залезать на осину. Пук и Пак ползли по стволу легко, так же как по стенам ипотолку. А Серёжик, сколько ни старался, — расшибал лоб. Ветки были высоко: не дотянуться.

Паук Паукович, устав его подсаживать, пообещал:

— Ты будешь первым ёжиком-верхолазом!

И он сдержал слово, сам лично сплел четыре маленьких тапочка с клейкими подошвами. Серёжик натянул их на все лапы и мгновенно вскарабкался на потолок!

— Я — паук! Я — паук! — веселился Серёжик, бегая вниз головой. В когда-то страшном слове не было ничего страшного.

Верёвка стала неинтересной! Теперь ёжик наперегонки с Пуком и Паком забирался на любые деревья и даже по стенам на крышу дома.

Оттуда он и заметил летящего орла.

— Гэйдл! Гэйдл! Я здесь! — закричал Серёжик, подпрыгивая.

Но орёл уже увидел его и, описав красивый круг, сел возле трубы.

— Быстро собирайся! — приказал он. — Сюда летят королевские гуси! Кто-то выследил тебя и доложил во дворец!