Как много времени потерял он во дворце! Как долго ни о чём не думал, разъезжая в королевском автомобильчике!

Где-то сверху зацокала белка, созывая бельчат.

— Ужинать! — торопила она, — Ужинать!

Серёжик вдруг почувствовал, как сильно голоден! Торопливо развязал котомку, достал лепёшки. Старый голубь постарался на славу! Рассыпчатые, с орешками и изюмом, они таяли во рту. Серёжик съел бы всё, но, когда у тебя нет дома, нужно быть осмотрительным.

— Жёлтые листья ивы похуже зеленых… — сказал он вслух на птичьем языке.

— Смотря для чего! — тут же откликнулся чей-то голос. — Строить гнездо не годятся. А застилать пол скворечника — в самый раз. А почему? Потому что они сухие и ломкие.

Это сказала трясогузка, сидевшая на раките. Она вздрагивала серым хвостиком и не сводила глаз с хлебных крошек

Неизвестно, что ждало Серёжика впереди. Но если кто-то стоит рядом и не просит — это совсем не значит, что он не хочет есть.

Как ни было жалко Серёжику лепешек, он протянул одну птице:

— Угощайся.

Трясогузка поблагодарила и стала торопливо клевать.

— Что это у тебя хвостик дрожит? — спросил ёжик.

— От страха! — оглядываясь, пролепетала трясогузка. — А почему? По приказу Королевы, нам, птицам, нельзя с тобой разговаривать. Нужно сразу лететь во дворец, докладывать часовому. Награда — мешок пшена!

Серёжик ойкнул и залез в ракитовый куст.

— Ты не должен бояться. А почему? — вновь переспросила сама себя трясогузка и тут же ответила: — Птицы тебя не выдадут. Но, если Королева узнает, что я ослушалась, меня поймают и отвезут на Птичий рынок.

— В клетке? — обмирая от ужаса, спросил Серёжик.

Трясогузка кивнула, и её хвостик задрожал ещё сильнее.

— Никто тебя не выдаст, — собирая крошки, повторила трясогузка. — А почему? Потому что все птицы верят, что ты спасёшь нас от Дракона. Когда-то он съел мою прабабушку — лучшую певицу Королевской оперы.

— Разве вы, трясогузки, умеете петь красиво?

— О!!! Все соловьи брали у прабабушки уроки пения! А почему? Потому что голос её был нежнее облаков, выше звёзд, краше утренней зари! А как прилетел Дракон, как сжёг деревья, вытоптал гнёзда, проглотил птенчиков, так у трясогузок голос и пропал. Потом уж, через много лет, мы кое-как выучились петь. Кто лучше, кто хуже. А если Дракон прилетит ещё раз, птицы умолкнут навеки. А почему? Впрочем, и так понятно почему. Сделай так, чтобы он не прилетел никогда!

— Как же я сделаю? — махнул лапкой Серёжик. — Я маленький. И ключ ничего не открывает. Мне бы Гэйдла повидать…

— Гэйдла? — ахнула трясогузка. — Невозможно! А почему? Потому что он сюда только раз в году прилетает!

— Ну тогда я сам к нему пойду.

Трясогузка покачала головой:

— Целый год придётся идти. А почему? Его гора далеко-далеко… А уж высоко!!! Там спят голубые туманы и отдыхает месяц, устав бродить по небу.

— Что же делать? — расстроился Серёжик.

Трясогузка воинственно взмахнула хвостом:

— Мы отправим телеграмму!!!

— А разве на той горе есть телеграф?

— О!!! — воскликнула трясогузка, — Он не нужен! А почему? Потому что мы отправим солнечную телеграмму!

— Солнечную?! — удивился Серёжик.

— Понимаешь, — заторопилась трясогузка, — когда луч солнца опускается на Самую Высокую Сосну, на него можно положить тоненькие кружева-паутинки! А почему? Они такие легкие, что луч уносит их с собой. Потом он ложится на другие деревья, на крыши домов и горы — за день успевает обойти весь мир. Когда орёл увидит, что луч скользит по его горе, он заберет телеграмму.

— А вдруг её заберет кто-то чужой? На крыше, дереве или другой горе?

— Ерунда! А почему? — трясогузка перекувыркнулась в воздухе. — Потому что телеграмма будет подписана: «Гэйдлу». А солнечные лучи знают по имени каждую птицу, каждого самого маленького червячка и никому чужому телеграмму не отдадут.

Серёжик очень удивился. Никогда прежде он не слышал о таких чудесах.

— Полетели скорее! — заторопила его трясогузка, — А почему? Большие пауки живут далеко.

— Пауки?! — ужаснулся Серёжик.

— Пауки! Только Большие пауки могут плести солнечные телеграммы! А почему?

Говорливая Трясогузка расправила крылья и взлетела, продолжая объяснять что-то на лету. Серёжик теперь её не слышал. Он еле поспевал за птицей, раздвигая лапками ветки. Ёжик бежал так быстро, как только мог, но всё в нем обмирало от страха. Больше всего на свете, больше крота, больше скелетов и ёжеедов, он боялся пауков! Может быть, даже больше Дракона!!! Когда Серёжик видел паука, то визжал так, что все соседи сбегались узнать, в чем дело.

Мама много раз объясняла, что страшного в пауках ничего нет. Что паукам сам Серёжик тоже кажется страшным, но они не орут, а только шевелят тонкими ножками. Ох уж эти ножки!!! Что может быть ужаснее?!

О, как стыдно завизжать прямо перед Трясогузкой!!! Ведь она думает, что Серёжик тот самый, в игольчатой броне, у которого ничего не дрожит и не жмурится.

А у него не только хвостик, но даже коготки тряслись от страха.

Ах, только бы дольше бежать!!! Только бы дольше! Пусть эти пауки живут далеко-далеко, где-нибудь на краю земли!!!

Но всё когда-нибудь кончается. И, когда на небе зажглись первые звёзды, трясогузка спустилась у маленького тёмного домика.

— Прилетели! — объявила она. — А почему? Потому что пауки живут тут!

Трясогузка дёрнула колокольчик, висящий у двери, но никто не отозвался. «Никого нет дома», — с облегчением подумал Серёжик, но в эту самую секунду в окнах зажёгся свет, и входная дверь заскрипела.

Из неё выбрался, именно «выбрался», а не вышел, огромный лохматый паук, переваливаясь на высоких, покрытых шерстью лапах.

Этот паук был больше Серёжика! Да-да! Никогда в жизни ему не доводилось видеть такое страшилище! Серёжик хотел бежать, но не сумел даже пошевелиться, хотел закричать, но не смог открыть рот.

— С чем пожаловали? — вращая белыми глазами, спросил паук.

Этих глаз было много: и по бокам, и на затылке! Всего Серёжик насчитал восемь штук и тут же рухнул около Трясогузки. У него подкосились лапки.

— Здравствуйте, многоуважаемый Паук Паукович! — поклонилась Трясогузка. — Я привела к Вам ёжика. Ему срочно нужно отправить телеграмму Гэйдлу. А почему? А потому что это тот самый ёжик, про которого говорят все птицы.

— Тот самый? — недоверчиво покосился паук. — Непохоже, однако.

— Тот самый! Тот самый! — стала уверять Трясогузка, пытаясь одним крылом приподнять Серёжика. — Сам Гэйдл сказал, что тот самый! Пусть пока он прилетит, ёжик у Вас поживёт. А почему? Его нужно спрятать от Королевы! В моём гнезде разве спрячешь? Оно на верхушке клёна. Всем ветрам открыто, всем молниям, всем глазам!

— Ладно, — степенно кивнул паук.

— До свидания! — поклонилась Трясогузка и взмыла вверх. Растворилась в чёрных зарослях, будто её и не было!

Это последнее, что видел и слышал Серёжик. При словах «пусть поживёт» у него закружилась голова, после «ладно» вдруг зашумело в ушах, а от обычных слов прощания он потерял сознание!

Очнулся ёжик лишь утром. И не сразу понял, где находится. Он висел в каком-то тесном гамаке, под потолком. И куда ни глянь, всюду были такие же. На полу стояли кружевные диваны, стулья и столы. Даже полки на стенах, даже рамки картин были сплетены из каких-то нитей. Серёжик пригляделся. Да это же липкая паутина!!!

И тут он все вспомнил! И захотел бежать! Потому что Гэйдла можно найти каким-нибудь другим способом! А жить с тем чудищем, какого он видел вчера, не-воз-мож-но!

Серёжик попытался выбраться из гамака, но ещё больше запутался в нитках. Сразу вспомнилась сказка про Муху-Цокотуху. Только там Муху спас Комар, а кто спасет Серёжика?!

Тут скрипнула дверь, и в неё вполз Паук Паукович. Да не один!!! За ним тесной толпой лезли другие пауки: кто поменьше, кто побольше. Были среди них и паучихи с нарядными бантиками.