Смит стал бы что-то рассказывать президенту с целью протянуть время до твоего появления. Может, какой-то вымысел о происшествии в сенате. И был бы начеку. Едва бы ты появилась, произошло бы одно из двух, в зависимости от того, что мог увидеть президент.

Если бы ты вошла с оружием в руке, Смит уложил бы тебя одним выстрелом. И тут же стал бы героем, не давшим агенту-изменнице, участнице перестрелки в сенате, убить Труженика. На следствии извратил бы все полученные от меня сведения о нашей операции против Пастора.

Доверие ко мне было бы подорвано, мало того, я ничем не смог бы доказать, что Пастора вернул в страну Смит, — ты понимаешь, что все улики к тому времени исчезли бы. Наилучший сценарий. Меня бы лишили должности и пенсии.

— А если бы я вошла без оружия в руке, — сказала Холленд, — Смит застрелил бы сначала президента, потом меня. Через две секунды его пистолет оказался бы в моей руке. Может, даже раздался бы третий выстрел, он сам нанес бы себе рану, чтобы, когда наконец взорвут дверь, все лежали.

— Сперва я думал, что так и будет, — сказал Джонсон. — Представлял, что он убьет президента, вторым выстрелом тебя...

Джонсон был измучен, и его боль не давала ей покоя. Но она должна была знать правду, а ответа пока не получила.

— Что Марианна и Кобб нашли у Смита в квартире? — спросила Холленд.

Джонсон потер лежавшие на коленях руки:

— Некогда Смит возглавлял наряд, который попал в засаду.

— В Пуэрто-Рико? — перебила Холленд. — Тогда произошла перестрелка с боевиками наркодельцов?

— Да. Смит получил там две пули, предназначавшиеся Уэстборну. — Джонсон помолчал. — Из той стычки Смит вышел героем — главным образом благодаря показаниям Уэстборна. Но потом совершенно изменился. Я думал — потому, что потерял в той стычке трех человек, а здесь его наградили...

— Уэстборн прикрывал его?

— Дома у Смита хранились записи о том, как все произошло на самом деле, как он оплошал. Этот промах мог стоить ему карьеры. У него были также записи разговоров с Уэстборном, тот ясно дал понять, что при желании может лишить его работы...

— И Уэстборн внес это в свой дневник, — угрюмо сказала Холленд. — Поэтому, когда Крофт... — Она вскинула голову. — Но ведь Крофт обратился к Смиту до того, как раздобыл первую дискету!

— Зентнер рассказала мне, как все было, — сказал Джонсон. — Она и другие сенаторы слышали, что Уэстборн располагает порочащими сведениями о ком-то, занимающем высокий пост в системе национальной безопасности. А ты знаешь, каким дотошным был Крофт. Он все разнюхивал, разнюхивал, пока не собрал достаточно материалов о Смите. Потом соблазнил его, сказав, что можно избавиться от угрозы шантажа, что для всех них есть выход...

— Когда-то вы своим заключением отстранили Смита от оперативной работы, — негромко сказала Холленд. — Он так и не простил вам этого. Не видел в вас друга, к которому можно обратиться... А вы бы ему помогли.

— Он считал, что обойдется без меня, — прошептал Джонсон. — Со смертью Уэстборна все должно было окончиться. Просто никто не принимал во внимание тебя, Холленд...

Позднее в телепередачах появились различные версии происшедшего. Арлисс Джонсон умело соткал их из лжи и полуправды. Однако суть всех была одинакова.

Прорвавшийся в зал заседаний сената преступник опознан как Уэйн Пардью, бывший лейтенант десантно-диверсионных войск, за два случая буйства уволенный из армии с лишением прав и привилегий. Документы Пардью из госпиталя в Сан-Диего свидетельствуют, что беседы и медикаменты оказывали на него воздействие, однако после демобилизации для последующих курсов лечения он не являлся.

При обыске кабинета и квартиры Джеймса Крофта обнаружено несколько писем угрожающего содержания. Установлено, что они написаны почерком Пардью.

Судя по этим письмам, Пардью считал Крофта повинным в том, что «с ветеранами обращаются мерзко, по-скотски, а вы, подонки, обжираетесь у кормушки». Представитель ФБР заявил, что сенатор Крофт никогда не сообщал им об этих угрозах, подчеркнул, что Бюро смогло бы держать Пардью под наблюдением и взять его, когда он отправился в Капитолий с преступной целью.

Как Пардью смог проникнуть в зал заседаний, стало темой горячих споров среди сенаторов. Из-за этой шумихи сообщение полиции об убийстве проститутки в Кэпитол-Хиллз-апартментс передали после метеосводки; его даже не выделили в особую новость.

И никто, судя по всему, не знал о том, что, кроме трупа Бобби Сью Тайлер, из этого дома вынесли еще один, тем более что попал он не коронеру, а оказался в стальной камере на военно-воздушной базе Эндрюс. Считал ли кто-то из полицейских, что переданное по телевидению описание Уэйна Пардью имеет хотя бы отдаленное сходство с тем изуродованным трупом, — публично никогда объявлено не было.

Слишком пристальный интерес к убийству Крофта приглушила трагическая весть о смерти директора секретной службы Уайетта Смита.

Во время демонстрации нового приспособления, проводившейся в Овальном кабинете под руководством директора, преждевременно сдетонировал небольшой заряд взрывчатки. Смит, стоявший всего в нескольких фугах, погиб мгновенно.

Помощники впоследствии подтвердили, что президент в то время работал в другом месте и никакой опасности не подвергался. Процитировали его слова: «Убит горем из-за смерти человека, который держал в руках мою жизнь».

Смиту предстояли похороны на Арлингтонском кладбище со всеми почестями, в присутствии президента.

Те, кто считал себя осведомленным, уверенно говорили, что Джонсон, единственный, кто догадался о грозившей Крофту опасности и едва не устранил ее, станет новым директором.

В тишине больничной палаты Холленд смотрела и слушала. За лукавыми, обтекаемыми формулировками и слащавыми словами соболезнований она угадала руку Арлисса Джонсона и узнала его с неизвестной еще стороны. Но вскоре ничего нового уже не говорилось, и ей надоело следить за новостями. Она продолжила работу над рапортом, о котором просил Джонсон, и, дописав его, спокойно выписалась из больницы.

Проведя бессонную ночь в собственной постели, утром она вышла и обнаружила на подъездной аллее знакомый фургон. Поприветствовала взмахом руки агента, сидевшего за рулем, заперла парадную дверь. В машине еще раз проверила, взяла ли с собой все, что понадобится президенту.

Воскресным утром в Овальном кабинете Труженик выглядел обычным служащим, пришедшим поработать несколько часов. Поверх клетчатой рубашки на нем был кашемировый джемпер с замшевыми нашивками на локтях; когда он поднялся, Холленд увидела коричневые брюки из саржи и поношенные мягкие ботинки.

Холленд пошла вперед, стараясь не ступить на Большую печать, глядя на стол с прекрасными письменными принадлежностями, на человека за ним. Опускать глаза было нельзя.

— Это вы спасли мне жизнь, а не плексиглас, — сказал президент.

Он пожал ей руку, другой рукой привычным движением стиснул ее локоть. Холленд уловила запах крема после бритья.

Президент указал на пакет, который она держала под мышкой:

— Ваш заключительный рапорт?

— Заместитель директора Джонсон велел мне принести его, сэр.

Труженик взял пакет и положил на стол.

— Врачи говорят, у вас будет все хорошо. Это так?

— Да, сэр.

Холленд ощутила на себе его взгляд, скорее любопытный, чем испытующий.

— Вы слышали много ерунды по телевизору, правда? Думаю, эта ложь не нравится вам так же, как и мне. Однако в данном случае у нас нет выбора. Если кто-то узнает, что Смит меня чуть не убил, наши органы безопасности превратятся в посмешище. Репутация секретной службы окажется подорванной; потребуются годы, чтобы загладить этот ущерб. — Президент помолчал. — И все же это мучительно, правда?

— Да, сэр.

— Я знаю, что вы перенесли, агент Тайло. Никому не пожелаю такого, особенно женщине, спасшей мне жизнь. — Президент провел большим пальцем по краю взятых у Холленд страниц. — Все написали с самого начала, последовательно?