— Ладно, — сказал Джонсон. — Принимайся за поиски. Ты знаешь, чья подпись нас интересует. Выдать паспорт без нее никак не могли. — И вернул факс Брайенту. — Теперь начинай стучаться во все двери. Как только найдешь подтверждение, позвони. Марианна и Кобб смогут обойтись без сна?

— Смогут, но...

— Позаботься о надежной связи. Выйдешь на меня через них.

Брайент тщательно сложил лист и спрятал куда-то под куртку. Потом откашлялся и сухо сказал:

— Я бы предпочел остаться с вами.

Джонсон знал, что мучает Брайента. Он не мог простить себе, что не был поблизости, когда его начальника едва не убил Пастор. Требовалось загладить вину, свести счеты, а Брайент чувствовал, что такой возможности ему не представится.

— Томми, ты понимаешь, что значит для нас эта подпись. Такое дело я могу доверить только тебе.

Когда Брайент вышел, Джонсон напряг мышцы живота, затем медленно спустил ноги на пол и повертел головой. Осторожно потрогал повязку на плече. Пилюля действовала отлично.

— Хочешь знать, в чем тут дело? — спросил он Холленд.

Она молча взглянула на него.

— Полученный серийный номер принадлежит партии «черных» паспортов, изготовленных для ЦРУ, госдепартамента, министерства финансов. Эти учреждения имеют дело с людьми, нуждающимися в глубокой конспирации. В редких случаях мы выдаем их иностранцам, чтобы те могли покинуть свою страну.

Партия эта невелика, всего несколько сотен документов, однако Брайенту потребуется время. Иногда ту или иную бумагу найти очень трудно. Но когда он найдет, мы узнаем, кто распорядился выдать этот паспорт Пастору.

— У Крофта есть власть отдать такое распоряжение? Или принудить кого-то сделать это?

Джонсон чуть улыбнулся:

— Я, кажется, не поблагодарил тебя за спасение жизни.

Холленд, когда он взглянул на нее, пришлось отвернуться.

В глубине души она сознавала, что сделала для него. Но радоваться этому мешали Синтия Палмер, не дающие покоя кровавые образы.

— Это пройдет, — сказал Джонсон. — Боль будет долгой, мучительной, но ты непременно ее осилишь. Ничего больше сделать для Палмер ты не могла. Пастор перехитрил нас обоих. Может, если бы пленку с похорон мы получили раньше, то сообразили бы, что к чему. Но это я позволил Палмер остаться без охраны. — Джонсон замялся и добавил: — А взрывное устройство, Холленд, предназначалось для тебя. Пастор рассчитывал, что ты поедешь к Палмер домой. Он точно знал, сколько времени потребуется ему на работу, сколько боли нужно причинить, чтобы она наверняка сказала правду.

Ты приехала чуть раньше, чем ожидал Пастор, но он был уже готов улизнуть. Он знал, как ты среагируешь на то, что увидишь. И считал, что не покинешь Палмер. Однако он слегка ошибся в расчете...

— И мы уцелели, — договорила Холленд.

— Да.

— И кое-что узнали.

Джонсон поглядел на Холленд и увидел по глазам, что ей есть чем его обрадовать.

— Что Палмер сказала тебе? — прошептал он.

— О Дэниелс Уэбстере[5], — ответила Холленд.

Пастор — белый, хорошо одетый, похожий на подвыпившего туриста — остановил такси без труда.

По счастью, водитель оказался арабом, плохо знавшим английский язык, и не приставал с разговорами. Пастору не хотелось отвечать на расспросы о трех пожарных машинах у «Риверсайд-Тауэрс».

Город араб знал хорошо и без зазрения совести мчался на красный свет. Машину швыряло из стороны в сторону, когда она двигалась по Нью-Хемпшир-авеню, потом по Коннектикут-и Флорида-авеню. Наконец она въехала на пологий холм, к громадному, уродливому зданию вашингтонского «Хилтона».

Здесь Пастор вскоре после регистрации в «Четырех временах года» снял номер под другой фамилией. Теперь он являлся Эндрю Макджи и располагал полным набором документов, в том числе калифорнийскими водительскими правами и членским билетом, свидетельствующим о его надежном положении в Ассоциации американских торговцев недвижимостью.

В отеле проходил ежегодный съезд ассоциации. Там собрались тысяча четыреста хищников, обменивающихся сведениями о деловых успехах. Пастор затерялся среди этой публики. То, что именно в этом отеле был ранен Рейган, придавало происходящему определенную пикантную иронию.

Даже в час ночи в похожем на пещеру вестибюле царило оживление. Пастор пробирался сквозь группы выходящих из баров участников съезда, болтающих друг с другом или заигрывающих с разодетыми проститутками. Он не видел ничего опасного для себя, да и не ожидал увидеть. Джонсон хорошо знал его и потому не поднял общую тревогу, не заставил полицейских мотаться из отеля в отель, показывать фоторобот скучающим служащим. Знал, что при своих многочисленных талантах он сразу же обнаружит слежку и, если окажется загнанным в угол, легко не сдастся.

Подходя по коридору к своему номеру, Пастор был начеку. Подошел к юному гватемальцу, собиравшему выставленную для чистки обувь, и, притворившись подвыпившим, заговорил.

Гватемальца он видел насквозь и, будь в номере засада, прочел бы это по его глазам.

Войдя в номер, Пастор развернул оставленный на подушке шоколад, положил в рот, раскрыл стенной шкаф и стал набирать комбинацию цифр на дверце сейфа для постояльцев.

Вскрыть этот сейф не представляло бы труда, но Пастор принял свои меры. Очень осторожно приоткрыв дверцу на дюйм, он удалил пальцами проволочки, подводившие ток от девятивольтовой батарейки к шашке взрывчатки размером с бейсбольный мяч.

Обыкновенный взломщик распахнул бы дверцу и остался бы без лица или без рук.

Отложив мину-сюрприз в сторону, Пастор извлек набор документов для путешествия, о планировании которого достопочтенный сенатор Крофт ничего не знал. Очень досадно было уезжать, не нанеся повторного визита Арлиссу Джонсону. И Холленд Тайло.

Пастор был достаточно самокритичен и понимал, что сам отчасти виноват. Он заманил Джонсона в гараж и одержал над ним верх, мог через секунду полоснуть его по горлу. Но решил подольше насладиться его страданием и позволил Тайло опередить себя. Утешало его только то, что на своем пути он оставил немало трупов. Джонсону придется давать множество объяснений, не способствующих укреплению его репутации.

Пастор собирался нанести последний визит. Синтия, как он и предвидел, разговорилась. Теперь он мог завершить свои дела и притом оставить на совести Джонсона еще одну болезненную зарубку.

Он убедился, что взял все необходимое, в том числе и билет на самолет до Лондона, вылетающий в 7.20 из аэропорта имени Даллеса. Спустившись, получил у портье небольшой коричневый конверт. Вскрыл его и обнаружил свежеизготовленный ключ.

Пастор с улыбкой подбросил его, поймал на лету и сунул в карман. Направляясь к бару, он думал, как приятно работать с профессионалами вроде Крофта, всегда доставляющими обещанное.

Пробравшись сквозь плотную толпу, Пастор нашел у стойки свободный табурет. Поманил к себе бармена и заказал чистый тоник. Оглядев зал в зеркале за рядами бутылок, решил, что долго ждать не придется.

Уайетт Смит сидел за своим столом напротив Джонсона. Было два часа ночи, директор два часа назад вернулся из военно-морского госпиталя.

— Что показало обследование? — спросил Джонсон.

— Перемен никаких. Пока, разумеется. Врачи иногда бывают очень бесцеремонными.

— Может, они ведут отсчет времени иначе, чем мы.

Смит чуть заметно улыбнулся:

— Они не заговаривают о неизбежном. Просто раздумывают, резать или нет. Однако ты пришел ко мне не для этого разговора. Кстати, Арлисс, раз уж речь зашла о госпиталях, я думаю, тебе сейчас место на койке.

Джонсон, входя в дверь, пристально наблюдал за реакцией Смита. У директора накопилось множество вопросов, но он задал лишь один:

— Тяжело ранен?

Джонсон ответил, а когда Смит высказал по этому поводу собственное суждение, спорить не стал.