— Я передам книгу лорду Амону. — Манди держала подбородок высоко и говорила властно.
— Да, госпожа. — Девица снимала натеки воска с подсвечников. Она орудовала острием маленького ножа, сосредоточив внимание на работе.
Место Манди в замковой иерархии было неопределенным. С одной стороны, она появилась в Лаву беременная и одна, ее предыдущая жизнь была связана с турнирами. Обычные слуги расценили такой факт в ее биографии с высокомерием и презрением. С другой стороны, Манди стала компаньонкой леди Элайн, лучшей швеей, которую когда-либо видели, и, очевидно, благородной крови. Поэтому они обращались с ней с предостережением и холодной вежливостью.
Манди вздохнула и отступила к нижнему помосту, сев около сына.
— Что это? — Он направил влажный, измазанный крошками палец.
— Книга. Нет, не трогай. Я покажу тебе. Это называется страницы, а эти темные загогулины — буквы; они рассказывают историю.
— Историю? — Флориан ухватился за обнадеживающее слово.
Манди листала страницы с большой осторожностью. Это был рассказ о короле Артуре, написанный на французском языке и полный технических деталей относительно соперников и искусства войны. Возможно, это было познавательно для мужчины, но раздражало женщину и совершенно не подходило младенцу возраста Флориана. И все же поток слов увлек ее. Мысленным взором она видела пальцы Александра, держащие стилос, тонкое движение его руки через лист пергамента и ее собственные неуклюжие попытки подражать.
— Позже, — сказала она, виновато признавая, что это слово, казалось, было одним из наиболее распространенных в ее словаре. Позже и позже, пока это не становилось слишком поздно.
— Палатки, — сказал Флориан твердо, подумав, что мать отложила книгу, чтобы взять его погулять. — Смотреть палатки.
— Ах, вы собираетесь украсть, — объявил Амон тоном, который вроде был весел, но с легким оттенком гнева и беспокойства. — Моя книга, если угодно…
Манди подскочила и повернулась виновато, представ перед ним.
Его каштановые волосы были влажными от утреннего туалета, и на подбородке виднелся крошечный порез, где цирюльник сделал неверное движение.
— Я… я сожалею, — запнулась она. — Я увидела, что вы оставили ее на высоком столе, и мне стало любопытно. Я никогда на самом деле не видела такую книгу прежде. В церкви есть Библия, конечно, но только священнику позволяют читать из нее. — Она погладила рукой по великолепному переплету и осторожно вручила книгу, с задумчивостью в глазах.
— О, вы умеете читать, не так ли?
Она кивнула и покраснела под его взглядом.
Небольшой прищур его глаз, движения губ заставили ее пульс ускориться. Амон красив, обладает харизмой лидера и несколько увлечен игрой с огнем.
— Не слишком хорошо, мой лорд. Я читала, но мне предоставлялось мало возможностей.
— Это можно быстро исправить, — сказал он мягко.
Манди направила свой взгляд на помост, не смея встретиться с его глазами.
— Что можно быстро исправить? — прервала Элайн, присоединяясь к ним. Хотя на ее губах блуждала улыбка, она не достигала глаз, в которых сквозило подозрение.
— Ее недостаток — в возможности читать, — сказал Амон, подавая книгу жене. — Я оставил книгу в зале и нашел ее рассматривающей. Она, очевидно, знает, как оценить такую прекрасную вещь. — Его тон теперь стал слегка колючим. — Как я продолжаю говорить вам, имеются люди в Божьем мире, которые читают ради удовольствия, приносимого чтением.
— О, действительно, — сказала ласково Элайн. — А я продолжаю говорить, что вы как были задницей, так ею и остались, хоть и грамотной.
Крайне обеспокоенная ситуацией, Манди поднялась на ноги и взяла Флориана на руки.
— Я прошу вашей милости, — сказала она, затаив дыхание. — Сын просил меня показать шатры. Я не могу задерживаться. — И она ретировалась, слушая биение своего сердца в груди и с все еще горящими щеками.
Несмотря на то, что она видела игру Амона, это не защищало ее тело от ответа на его привлекательность. Она чувствовала опасность, потому что ответила так же Александру, и это стало для нее катастрофой. Амон только дразнил, исследуя, как далеко он мог расширять границы игры, прежде чем получит отпор, но его поведение могло стать опасным для стабильности ее жизни. Элайн, при всем ее великодушии, была отчаянно ревнива и, если бы она решила, что Манди представляет угрозу, не задумываясь, вышвырнула бы ее.
Манди запыхалась и перешла на более умеренный темп, пока преодолевала внутренний двор и шла через нижний двор к воротам замка.
Они были открыты после наступления рассвета, и Манди с Флорианом не были первыми обитателями замка, прошедшими на турнирное поле. Два конюха и хранитель псарни прошли перед ней через ворота, и кухарка, использовав для оправдания сбор лебеды, растущей около крепостного рва, последовала за прочими.
Башмачки Манди ступали по траве, оставляя темный след в росе, и скоро мягкая кожа их пропиталась влагой, а низ платья отяжелел. Достопримечательности, звуки и запахи ее так недавно оставленной жизни вторгались в чувства и заполнили ее ностальгией. Она видела женщин, собирающихся стирать в ручье, слышала звук их смеха, плывущий в утреннем воздухе. Она видела людей, ухаживающих за лошадьми или разговаривающих, собираясь группами, их сложенное оружие. Она наблюдала, как размешивают варево в горшках, и улавливала незабываемый аромат лука и похлебки из дикого чеснока. Дом, эта территория когда-то была ее домом. Мелкая дрожь слегка пробежала вниз по спине. Наряду с ностальгией пришло опасение внезапно наткнуться на палатку заштопанного холста с сине-желтым знаменем, развевающимся на шесте, и увидеть двух людей около костра: одного — блондина с хорошим телосложением, другого — темноволосого, с улыбкой в глазах, разбивающей ее сердце. Непроизвольно ее руки прижали ребенка, и он стал извиваться, требуя, чтобы его отпустили.
Как только он оказался на земле, то направился неуверенной походкой к шатрам. Для двухлетнего он был замечательно крепким и устойчивым, что было источником постоянной гордости и еще более постоянного волнения для матери.
Она подняла свои юбки выше лодыжек и поспешила за ним.
— Нет, сладкое яблочко, держись за мою руку, — сказала она, хватая пухлые пальцы.
— Нет! — Флориан, повысив голос, пробовал вырваться и убежать, и когда она стала держать крепче, то начал визжать с серьезным лицом, становящимся темно-красным. Головы повернулись, и она с сыном стала центром внимания, изменяющегося от неодобрения сочувствия и искреннего удивления.
— Хорошая затрещина — вот и все, в чем он нуждается! — объявила женщина средних лет со сжатыми губами и кислым лицом.
Манди, охваченная гневом, повернулась к женщине.
— Я не вижу, что это тебе сильно помогло, когда ты была ребенком! — парировала она. — Иди маши своим веником в другом месте!
Женщина собралась было кинуться в свару, но кто-то ее оттолкнул, и появился большой, рыжеволосый человек с украшенным передником животом и кожаной заплатой, закрывающей один глаз.
— Живи сама и дай жить другим, хозяйка, — грубо сказал он. Поворачиваясь к Манди, он поднял ее, покружил и поцеловал крепко в обе щеки. Флориан, изумленный этими действиями с его матерью, которые проделывал очень непонятно выглядящий незнакомец, прекратил свою истерику и смотрел на них расширенными глазами, с нижней губой, которая не знала, дрожать ли от смеха или горя.
— Ну, в общем, неплохо, — объявил Эдмунд Одноглазый, осматривая ее сверху донизу. — Нет, это не зрелище для воспаленных глаз! — Он хихикнул своей собственной слабой шутке. Женщина, которая кричала на Манди, вздернула нос и последовала прочь. — Где ты скрывалась?
Манди приглаживала руками платье. Она была одновременно и рада, и боялась столкнуться с Эдмундом. Он знал все и каждого в турнирной круговерти, и хотя она могла спрашивать его обо всем, что хотела знать, и получить ответ, другие могли спросить его также.
— Я не скрывалась вообще, — сказала она, принужденно смеясь.
