— Если бы вы не свернули по дороге, я замерз бы на моем насесте или стал следующей добычей для этих тварей после того, как вынужден был бы спуститься.

— Это вашего коня они пожирают?

— Боюсь, что да. Я вел его, потому что он охромел. Когда он почуял волков, то вырвался от меня в безумии, и единственная вещь, которую я мог сделать, чтобы спасти свою собственную жизнь, было вскарабкаться на ближайшее дерево с низкими ветками. — Он неуверенно развернулся и начал спускаться из своего убежища, показывая черные волосы, вьющиеся на белых икрах, пока искал опору.

— Небезопасно задерживаться, — сказал Александр. — Вы можете воспользоваться моей вьючной лошадью, только она расседлана…

— Бог вознаградит вас в небесах за это. — Монах уже задыхался, достигнув земли, и взял поводья, которые Александр протянул ему.

— Куда вы держите путь?

— Я направлялся в монастырь в Кранвелл.

Что-то было в его голосе, что беспокоило Александра больше, чем присутствие волков.

Когда монах взобрался верхом на вьючное животное и протянул руку Александру в жесте дружбы и благодарности, его капюшон соскользнул, обнажая тонзуру густых, седеющих волос, патрицианские черты и близко посаженные глаза цвета синего дыма.

Александр застыл в отвращении, потеряв дар речи и способность двигаться.

Улыбка мгновенно исчезла с губ монаха. Он узнал рыцаря.

— Брат Александр. — Дыхание подприора Алкмунда появилось в облаке тяжелого пара.

Александр сглотнул, и ком в его горле опустился, чтобы присоединиться к ледяному валуну в животе.

— Знал бы я, что это были вы, я бы проехал мимо, — сказал он с ненавистью.

— Я знаю это, — отвечал Алкмунд злобно. — Вы никогда не имели никакого уважения к тем, кто над вами.

— Надо мной! — Александр зацепился за слово и взмахнул копьем. Он видел, как напрягся Алкмунд.

Господи, насколько легко было бы просто ударить. Волки уничтожили бы свидетельства содеянного, никто ничего больше не знал бы — кроме его самого и Бога.

— Убейте меня, и вы будете прокляты навсегда! — зашипел Алкмунд, стреляя глазами.

Губы Александра разжались в выражении, которое можно было принять за оскал и усмешку.

— Я — наемник, турнирный рыцарь, уже за одно это проклятый.

Он поднял острие копья и почувствовал темную волну удовольствия, видя страх в глазах Алкмунда. Он долго мечтал о том, что сделает священнику такое, что должно их положение когда-нибудь полностью изменить. В его воображении он видел острый наконечник, проникающий через плащ и рясу в мягкую плоть. И желание так и осталось гореть перед его мысленным взором, но воображаемое не произвело никакого движения к его напряженной руке.

Задыхаясь, он опустил копье к бедру.

— Идите! — сказал он сквозь зубы. — Пришлите лошадь назад в Вутон Монруа или ее стоимость, мне все равно. Только убирайтесь прочь, и будьте благодарны за свою никчемную жизнь.

Алкмунд бросил на него горящий взгляд, безо всяких слов повернул вьючную лошадь и вонзил пятки. Животное рванулось вперед, понеслось и через мгновение исчезло без следа. Единственными звуками остались затухающий по снегу цокот копыт и вой волков.

Ледяной пот выступил под мышками Александра, и его рука взмокла, сжимая копье. Он судорожно сглотнул и постарался избавиться от чувства тошноты.

Серебряные иглы дождя со снегом жалили с ожесточенным ветром. Он натянул поводья и направил Самсона назад на тропу, зная, что потребуется больше, чем жар огня зала в Вутон Монруа, чтобы избавиться от внутреннего холода. Пока ехал, он бродил по краю темных воспоминаний, задаваясь вопросом, что брат Алкмунд делал один в этих диких местах вместо того, чтобы стоять на коленях и молиться в Кранвелле на расстоянии больше, чем две мили отсюда.

Реджинальду де Монруа было почти сорок лет; костлявый, неулыбчивый мужчина с изрядным брюшком, выпирающим над поясом. Он безуспешно боролся с облысением, и пробор на его некогда прекрасных русых волосах располагался теперь вровень с вершиной его левого уха, чтобы хоть чем-то прикрывать голую вершину черепа.

Входя в большой зал в Вутон Монруа, Александр испытывал противоречивые чувства — одновременно удовольствие и подавленность. Он был в последний раз здесь давно, и еще больше времени прошло с тех пор, когда он называл это домом.

Он увидел своего брата, сидящего на возвышении перед огнем и диктующего писцу. Груда счетных палочек была разбросана по столешнице, и счеты отодвинуты в сторону. Ничто не изменилось, подумал Александр. В свое время Реджинальд вот так же сбросил его со счетов, стремясь уменьшить расходы.

Ступени потемнели и высохли от времени, от них шел неприятный запах, а закопченные стены нуждались в свежей побелке. Реджинальд практически вел холостяцкую жизнь. Его жена, Адела, предпочитала жить в каменном поместном доме на своей стороне владения. Она подарила Реджинальду троих сыновей в быстрой последовательности в первые же годы их брака по расчету. Выполнив обязанность продолжения рода, они фактически разъехались. Александр пожалел, что не подгадал свой приезд к одному из редких посещений Аделой Вутон Монруа. По крайней мере, тогда он был бы уверен в приличной постели и съедобной еде. Как бывало…

Подняв плечи, он приблизился к помосту, где работал его брат. Александр приоделся по такому случаю. Под стеганый воинский гамбезон он надел свою лучшую синюю тунику с манжетами, затянутыми алым шнуром. Позолоченный пояс окружал талию, а инкрустированная гранатами рукоятка меча опиралась на полированную медь устья ножен. Бродяга, беглый монах, возвратился если не в славе, то в значительно поправленных обстоятельствах.

Реджинальд, с раздражением на лице, поднял голову. Одна рука приглаживала длинные пряди волос, уложенные поперек его макушки.

— Какого черта… — начал он творить, и затем его глаза расширились. — Святой Христос, Александр?

Александр улыбнулся.

— Ты смотришь, как будто увидел призрак, — сказал Александр и посмотрел на холеную руку Реджинальда. У Харви была похожая привычка, хотя волос было значительно больше, и рыцарь обычно не приглаживал волосы, а запускал в них пятерню. И все же Реджинальд, задыхающийся и двигающийся с трудом, так сильно напоминал Харви, что Александра подмывало броситься к старшему брату и сердечно обнять его.

— Ну мы же не получали никаких вестей от тебя после той глупой выходки в Кранвелле. Ты ведь мог оказаться и мертвым. — Тут Реджинальд спохватился и жестом отослал таращившего глаза писца. — Мы разыскивали тебя по всем окрестностям…

Искушение обнять Реджинальда отступило. Да что там, вовсе он и не был похож на Харви. Они, конечно, разыскивали Александра по ближним и дальним окрестностям, но не для его собственного блага.

— Я перебрался через Узкое Море к Харви, — сказал он и сел на скамью напротив Реджинальда.

— К Харви? — Брови Реджинальда подскочили к вершине лба. — Бог в небесах, я так старался для тебя, когда умер отец, но все, что ты сделал по возвращении — позор имени де Монруа.

— Ты сделал все самое лучшее, что мог, — сказал Александр коротко. — Но не я позорю имя де Монруа.

Его голос был наполнен презрением.

Визит к Реджинальду не доставлял никакой радости, но, однако, они все-таки оставались единокровными братьями.

— Мне жаль, — сказал Александр менее воинственным тоном. — Но каждый из нас воспринимает ситуацию, очевидно, по-своему.

Реджинальд бросил на него настороженный взгляд.

— Я удовлетворен твоим извинением, — сказал он. — Ты всегда был испорченным и капризным ребенком. Я полагаю, что ты останешься, по крайней мере, чтобы отобедать и переночевать?

— Если это не окажется чрезмерным испытанием моей и твоей терпимости.

Губы Реджинальда сложились в столь редкую для него сухую улыбку.

— Единственный ответ этому — подожди и посмотри, — сказал он и приказал своему оруженосцу принести вина.

— Итак, — старший брат отхлебнул первый глоток из кубка, — что привело тебя домой, в Вутон Монруа от круговерти турнирной славы?