Я видела как Сандра заряжает пистолет. Я не могла не видеть. Мы не выбираем, на что смотреть.

Но то, что было потом… Неужели я была настолько счастлива, что она идет ко мне, прорезаясь через толщи моего нового тела, что не замечала ничего вокруг?

Я смутно помню приехавших полицейских и людей, которые через некоторое время пришли распродавать ее имущество.

Но вот Джозефа Коннели я не заметила. Малыша Джо, которого я видела рядом с матерью на похоронах его отца. Не увидела сходства с отцом: чуть крючковатый нос, волевой подбородок и немного оттопыренные уши.

Джозеф Коннели. Сын Томаса.

Я ошибалась. Во многом.

И теперь была готова сказать Сандре: «Ты была права».

Томасу: «Я прощаю тебя».

А нашей малышке, которая росла внутри меня как маленький цветочек: «Прости меня! Господи, мне так жаль! Прости…»

Но это были всего лишь слова. Тяжелые слова. Они как камни падали вниз.

Все истории когда-то заканчиваются.

Кэролайн переоделась в джинсы и легкий свитер, стерла макияж и собрала волосы в хвостик. Должно быть, она успела где-то перехватить рюмку-другую, судя по тому, как блестели ее глаза.

– Трентон, ты готов? Взял урну?

– Она у Минны, – отозвался Трентон, – я собирался…

Он замолчал на середине предложения – на кухне хлопнула дверь, и в столовую ворвалась Минна – на лице ни кровинки, все руки в грязи.

На солнце наползала тень – все погружалось во тьму: дом, комнаты, мой разум. Конец близок.

– Быстро, пошли со мной! – сказала Минна не матери, не брату, а Дэнни. – Я… я кое-что нашла… Господи боже!

– Что ты нашла? – спросил Трентон.

Минна стояла, пошатываясь и держась за дверной косяк.

Слово, которое она произнесла, ударило меня сильнее, чем если бы все двери в доме разом захлопнулись. Так страшно и больно мне еще никогда не было.

– Ребенка.

– Что?! – воскликнул Дэнни.

– Ребенка, – повторила Минна, сглотнула и резко откинула волосы назад, оставив на щеке пятнышко от грязи. Как слезу. – Ребенка в коробке.

Мебели на кухне уже не было. Даже Паучка упаковали и увезли. И только камин стоял одиноко, как огромный распахнутый в крике рот. Хлопок даже здесь нашел щель в окне, и белые хлопья катались по полу.

Некуда было ее положить. Только на кухонную стойку.

Одеяло наполовину истлело и было поедено насекомыми, от него осталась лишь рваная тряпка. Коробка осталась почти нетронутой – лакированное темное дерево выдержало испытание временем. На крышке даже были до сих пор видны мои инициалы, хотя в других местах краска почти сошла. Я помню, коробочка была желтой с узором из цветов сирени. Мама подарила мне ее на день рождения в семнадцать лет. Я хранила там свою летнюю шляпку, украшенную кружевом, тонким, как паутинка, и пахнущую лавандовой солью.

Я завернула ее в одеяло. Я подумала, что ей будет хорошо и спокойно в красивой желтой коробочке, которая пахла цветами.

У нее были тонкие косточки, как у птенчика, а головка такая маленькая, что умещалась в ладони.

Она была совсем синей, когда вышла наружу, и такой холодной.

Я подумала, что ей будет тепло – в мягком одеяле, в земле под плакучей ивой.

Косточки были очень маленькими. Трентон не верил, что все это происходит на самом деле. Это было как сон. Или чья-то больная шутка.

Но тут Дэнни сказал:

– Черт, черт, черт!

И Трентон понял, что все взаправду.

– Кто… кто мог это сделать? – проговорила Кэролайн. – Трентон, принеси мне выпить. Пожалуйста.

Но Трентон не сдвинулся с места. Головка ребенка была маленькая, размером с яблоко. Казалось, что она рассыплется в прах, если ее коснуться.

– Кто бы ее ни похоронил, это было очень давно, – тихо произнес Дэнни.

– Ее? С чего ты взял, что это девочка? – спросила Минна.

Дэнни приподнял краешек того, что осталось от одеяльца, и показал ей – розовое.

– О Господи! – выдохнула Кэролайн и отвернулась, прижав ладонь ко рту. Трентон почувствовал раздражение: как можно было так делать?

– Это Эми попросила меня копать под ивой, – сказала Минна и пробежалась глазами по комнате, как будто думала, что ее будут осуждать, – она настаивала, ну, вы знаете, она умеет… – Она умоляюще посмотрела на Трентона.

– Что нам теперь делать с этим… с ней? – сказал он и пожалел об этом: ужасные слова! Как будто речь идет о мусоре, от которого надо избавиться.

Дэнни покачал головой.

– Я не знаю… Я не знаю.

Но затем самообладание вернулось к нему:

– Мы отвезем ее в город. Может, что-то найдем в архивах, но, честно говоря, я сомневаюсь в этом.

С этими словами он взял крышку и осторожно закрыл коробочку.

– Господи… – бормотала Кэролайн.

В дверях показалась Эми.

– Что там было, мамочка? – Она забежала в комнату прежде, чем ее успели остановить. – Дайте мне посмотреть!

– Трентон, уведи ее, – сказала Минна. А затем обратилась к Дэнни: – Мы последуем за вами. На нашей машине.

– Пошли, мишка-Эми.

Трентон поднял девочку на руки и мысленно поблагодарил Минну за то, что мог под хорошим предлогом уйти из комнаты. Эми обвила его ножками за талию. От нее пахло имбирем. Он чувствовал, как бьется ее маленькое сердечко, и думал о том, как переплелись ее кости, образуя опору для мягких органов и сеточки кровеносных сосудов. И о том, что все это очень хрупкое и ранимое. Трентону захотелось плакать.

– Поможешь мне упаковать вещи, Эми?

– Мы уезжаем? – спросила девочка.

– Мы уезжаем.

Трентон хотел добавить: навсегда. И больше никогда сюда не вернемся. Он почему-то знал это – они никогда не вернутся в Коралл-Ривер.

– А как же Пенелопа? – вдруг спросила Эми.

Трентон перехватил ее немного повыше. Минна и Дэнни обсуждали, кто повезет Кэролайн в участок.

– Кто такая Пенелопа? – отозвался Трентон.

– Девочка в коробке. – Эми покачала ножками.

Минна замолчала. Трентон застыл. Кэролайн и Дэнни удивленно уставились на них.

– Эми, о чем ты говоришь? – прошептала Минна.

– Как в книжке! – воскликнула девочка, как будто это было очевидно. – В «Черном гелиотропе» Пенелопу закопали в землю, чтобы она могла вернуться.

Минна побледнела.

– Господи… – Она задрожала. – Бог ты мой, она ведь права…

– Ее похоронили под плакучей ивой, – сказала довольная Эми, ерзая на руках у Трентона, – это волшебство. Дерево заплакало, и Пенелопа проснулась. Помнишь, мамочка?

– Помню, солнышко. – Минна попыталась улыбнуться, но не смогла. Ее глаза снова встретились с глазами Трентона. Теперь она выглядела гораздо старше своих лет. Он почувствовал, как между ними состоялся беззвучный диалог. Говорили только их глаза. И он так же без слов ответил: «Я тоже тебя люблю».

Эми продолжала бормотать:

– А потом армия Нихилис пришла, чтобы захватить дворец и выгнать Невинных…

– Ладно, Эми, – сказал Трентон. Он старался, чтобы его голос звучал весело и непринужденно. – Давай ты будешь рассказывать мне, что было в «Черном гелиотропе», пока мы будем собирать вещи? Как тебе?

– Но Невинные сбежали через ходы под землей и сожгли дворец, чтобы злые Нихилис умерли. Огонь был таким высоким, что доставал до самого неба. – Эми протянула руки к потолку.

– Ух-ты, какой большой пожар, – машинально сказал Трентон, и вдруг что-то шевельнулось у него в голове. Пожар! Огонь! Он толкнул входную дверь носком кроссовки. Снаружи сияло солнце, а небо было белым как зола.

Я не хотела ее убивать! Поверьте хоть в это.

Я думала, что просто смогу стереть ее из моей жизни, что просто отправлю ее обратно в небытие.

«Ибо прах ты и в прах возвратишься».

В тот год тоже было много хлопка. Белые облачка висели на оконных рамах, как маленькие свидетели моего преступления. Как бы я хотела, чтобы это был настоящий снег! Чтобы однажды он засыпал меня с головой, и я замерзла бы насмерть. Может, я должна была тогда умереть. Может, это было то, чего я заслуживала.