Мы готовились взаимодействовать с войсками 5-й гвардейской армии, которой командовал генерал А. С. Жадов. Полки и дивизии этой армии в период оборонительных боев на Курской дуге проявили невиданную стойкость и мужество. Именно войска армии генерала А. С. Жадова возле Прохоровки выдержали ожесточенный натиск вражеских танковых клиньев и во взаимодействии с танкистами генерала П. А. Ротмистрова нанесли врагу огромный урон. Это под Прохоровкой 12 июля на небольшой территории сошлись лоб в лоб около 1200 танков и целый день шло крупнейшее в истории войны танковое сражение, в итоге которого гитлеровцы вынуждены были перейти от наступления к обороне.

Вражеский план операции «Цитадель» был сорван. Вступал в свои права наш, советский план контрнаступления войск Воронежского и Степного фронтов под кодовым наименованием «Румянцев». По этому плану главный удар смежными флангами фронтов намечалось нанести в общем направлении на Богодухов — Валки, в обход Харькова с запада. В то же время с юго-запада в обход Харькова должна была наступать одна из армий Юго-Западного фронта, создавая угрозу окружения харьковской группировке врага.

Операция по плану «Румянцев» началась на Белгородско-Харьковском направлении рано утром 3 августа. К ней мы успели подготовиться, полки корпуса свои задачи знали и были готовы их выполнить.

Командный пункт генерала Жадова располагался невдалеке от переднего края наших войск, возле деревни Козьмо-Демьяновка. Земля была здесь сплошь изрыта траншеями, ходами сообщений, изуродована воронками от взорвавшихся бомб, снарядов и мин. Сюда с группой управления я приехал еще вечером 2 августа. Рано утром (было еще темно) на КП появились маршал Г. К. Жуков, генералы А. С. Жадов, П. А. Ротмистров, М. Е. Катуков.

Мой пункт управления находился рядом с командным пунктом наземной армии. На пункте имелось две радиостанции для связи со штабом и с самолетами, была группа офицеров, связисты, шоферы. Все в самом минимальном количестве.

Сил для нашего наступления было сосредоточено много. На каждый километр фронта приходилось 200 орудий, с воздуха наступление обеспечивалось тремя штурмовыми, четырьмя истребительными корпусами и двумя бомбардировочными дивизиями. В воздухе должно было работать более 1000 самолетов. И это только на нашем Белгородско-Харьковском направлении. А ведь наступали войска и на Орел, и южнее Харькова — целая группа фронтов. Действительно, лето 1943 года стало летом нашего наступления.

Ровно в назначенное время ударила артиллерия. Содрогнулась земля, и гул орудий не прекращался, пока шла артиллерийская подготовка; звенело в ушах; трудно стало работать на эфир, а надо было ни на минуту не прекращать связи со штабами и с группами штурмовиков. Я держал перед глазами маленький блокнот, в котором были записаны состав групп и фамилии ведущих, их позывные, закодированы команды. По этим записям дал соответствующие команды. Вскоре над нами в утренней дымке неба появились группы «ильюшиных». Ведущим групп я подтвердил приказание работать по первому варианту, то есть уничтожать основные цели (танки, артиллерию, резервы), заданные каждой группе штурмовиков перед вылетом.

Штурмовики корпуса произвели в короткое время 372 вылета. Мощный огонь артиллерии и бомбо-штурмовые удары авиации хорошо подготовили и обеспечили наступление наземных войск. С командного пункта было хорошо видно, как дружно пошла в атаку пехота. Она с ходу преодолела три линии траншей, затем пропустила вперед передовые части 1-й и 5-й танковых армий.

Все восхищались работой авиации, особенно хвалили штурмовиков. Бойцы говорили: «Если бы нам всегда так помогала авиация, мы давно были бы в Берлине». Слышать такое было отрадно, и хотелось сделать еще больше, задачу выполнить лучше.

В конце первого дня авиаторы нашего корпуса получили благодарность от Военного совета фронта.

Чувствовалось, что противник не оценил всей мощи нашего удара, его авиация почти бездействовала — за первый день контрнаступления я видел в воздухе около двух десятков вражеских истребителей и не более сотни бомбардировщиков.

Наступление стремительно нарастало, наземные войска ушли далеко вперед. На второй день авиаторам работать стало куда труднее. По замыслу командования, наши дивизии должны были действовать в интересах танковых армий и оперативно получать от них задания. На практике получилось так, что штабы этих армий имели слабую связь со своими частями, ушедшими далеко вперед, и не могли ставить задачи для авиации. Нужно бить противника в местах, где он оказывает сопротивление, а где эти места, штабы точно не знали.

— Передовые части предположительно находятся здесь, — офицер оперативного отдела указал на карте район.

— Предположительно?

— Да, к сожалению, предположительно. Вечером уточним.

Ждать было некогда. Я дал в штаб корпуса команду направить несколько пар штурмовиков на разведку. Вскоре поступили точные сведения, где противник, где наши войска. Теперь уже офицеры из штабов наземных войск стали охотиться за сведениями, добытыми нашими штурмовиками-разведчиками.

Гитлеровцы бомбили боевые порядки танков, несколько раз налетали на наш КП. От бомбы, сброшенной с Ю-88 на наш КП, погиб генерал армии И. Р. Апанасенко. На моем пункте был убит капитан Чижиков. Да, под огнем врага сильнее чувствуешь тяготы и жертвы войны, понимаешь, что война — это величайшее испытание нервов, характеров, физических и моральных сил.

Победы одерживались одна за другой: были освобождены Орел и Белгород. Московское небо впервые озарилось разноцветными огнями победных салютов, а в войсках появились части с наименованиями Орловских и Белгородских. Советские воины подошли к Харькову, заняли Золочев. Хоть и с трудом, но все же удавалось организовать взаимодействие с наступающими частями и направлять усилия корпуса на решение главной задачи по разгрому врага.

Поздно вечером 7 августа я встретился с начальником политотдела полковником Н. Я. Кувшинниковым. Он все время ездил по частям, очень устал, но был весел, возбужден. Рассказал, что все воодушевлены победами, что настроение людей бодрое, летчики готовы летать по 5—6 раз в день.

— Только в двух полках сегодня за день приняли в члены партии пятерых летчиков и троих в кандидаты. Восемь коммунистов! — С лица Николая Яковлевича не сходила радостная улыбка.

— Военный совет фронта и лично генерал Ватутин объявили корпусу благодарность, — в свою очередь сообщил я радостную новость полковнику Кувшинникову.

— Где текст?

— Вот, пожалуйста, — передал ему небольшой листок телеграммы.

— Забираю. К утру размножим и передадим в полки и батальоны. На утреннем построении объявим. Вот еще один документ. Мы его в политотделе уже размножили. Очень важный документ. От самой царицы полей — от матушки пехоты. — Николай Яковлевич протянул мне письмо пехотинцев в адрес летчиков-штурмовиков.

Таких писем наши летчики получили от пехотинцев немало. Они очень хорошо показывали силу взаимодействия наземных и воздушных бойцов, в ходе наступления поднимали боевой дух летчиков. А нам, командирам, напоминали о той великой ответственности, которая легла на наши плечи: ведь малейшая ошибка в наведении крылатых машин на цели может стать трагедией, удар с воздуха по ошибке можно нанести по своим войскам.