Впрочем, когда вслед за ней вышел Каспар, а потом выбежал Томас, вырвавшийся из рук Анежки, Восилене на миг оставила мужчин в покое и занялась мальчиком. Каспар, как всегда, спокойно и степенно поздоровался со всеми и хотел уже поговорить о делах, но в это время, отпустив мальчика, его перебила Восилене:
— Приехала вот, если надо, праздничную вечеринку вам устроить, хотя вы еще и не заслужили этого... И Анежку мне жаль. Ей погулять хочется, а вы ее у плиты держите! Правда, Анежка? — обняла Восилене свою молодую приятельницу. — Можешь гулять и сегодня и завтра, разве что на минутку забежишь помочь…
— Одним словом, поклон тебе от всех нас за твою доброту, — с улыбкой снял шапку Никифорович. — Эх, жаль, Каспар, выхватил ты у нас молодицу прямо из-под носа!
— Это он-то выхватил? — сощурилась Восилене. — Как сказать еще... Может, не он меня, а я его к себе привязала! — и посмотрела с улыбкой на Каспара, который, добродушно усмехаясь, дымил цигаркой.
— Ладно, разговорами сыт не будешь, — сказал Рудак. — Анежка, принимай гостей!
Восилене вошла первой в столовую, оглядев, похвалила Анежку. На окнах и столах стояли цветы, стены были убраны зелеными ветками. Все присели за стол, и на некоторое время установилась тишина. Через открытые окна виднелись здания станции и Дома агрикультуры. Странное чувство охватило всех этих таких разных и чем-то похожих друг на друга людей: никто из них не мог считать, что сделал для строительства самое главное, и каждый был доволен так, словно именно он сотворил все это своими собственными руками. С другой стороны, никто из них не мог, не посмел бы себя назвать хозяином станции, но в то же время каждый из них чувствовал здесь себя не гостем, а хозяином и сознавал ответственность за все, включая этот торжественный обед.
— Вы только посмотрите, кто приехал! — воскликнул Алесь, и все кинулись к дверям.
Почти тотчас же он вернулся и представил средних лет человека в коричневом костюме:
— Товарищ Лапо, начальник Белсельэлектро...
— О-о-о! И Борис Васильевич к нам! — приветствовал Березинца, вошедшего вместе с Лапо, Захар Рудак.
Березинец сел рядом с Алесем, поздоровался:
— Поздравляю... Риск вполне удался.
Алесь понял, что речь идет о перемычке, и с благодарностью кивнул головой.
— Значит, завтра пускаем? — спросил Лапо.
— Да... Отпразднуем так отпразднуем! — сказала Восилене. — Мы, пергалевцы, в хор даем сто человек...
— Не выхваляйся, ты не пергалевская, а эглайненская, — спокойно положил ей руку на плечо Каспар. — И в хор мы даем не сто, а сто пятьдесят человек...
— Споем так, что на сто верст слышно будет! — поддался общему настроению Алесь.
— А тебе, брат, недолго тут петь придется, — обратился к Алесю Лапо.
— Почему?
— А потому... В твоем положении долго на месте не засиживаются! Решили назначить тебя начальником новой стройки.
— Если так, я хотел бы на Волгу.
— А если поближе?
— Хочется мне, товарищ Лапо, в большом коллективе и под началом опытных людей поработать...
Лапо усмехнулся, побарабанил пальцами по столу.
— Правильно рассуждаете, товарищ Иванюта, хорошо, что голова не закружилась... Что ж, подавайте заявление, рассмотрим.
— Позвольте, а кто же у нас останется? — забеспокоился Гаманек.
— Мне товарищ Иванюта писал, что есть у вас такой человек...
— Я Никифоровича имел в виду, — быстро пояснил Алесь.
— Что вы? — удивился Никифорович. — Я не справлюсь...
— Ладно, разберемся, — сказал Лапо. — Собственно, если вы собирали турбину, то и начальствовать на станции можете... Здесь инженер уже не обязателен. Если же будете настаивать, можем прислать человека.
В этот момент, в столовую ввалился Мешкялис. Он был запыленный, словно весь день провел в дороге. Сняв шапку и вытирая щеки от пыли, он, привыкший включаться в разговор с ходу, спросил:
— Кого послать, куда?
— Тебя послать! — захохотал Рудак.
— А куда?
— В Москву, на выставку...
— А что ж, можно и меня, я этого заслужил, — совершенно серьезно ответил Мешкялис.
— А я, — внес свое предложение Гаманек, — я, рассуждая по-стариковски, Яна Лайзана послал бы... Вот уж заслужил человек, так заслужил!
— А что вы, Якуб Панасович, в дела чужого колхоза вмешиваетесь? — насторожился Рудак. — Там свои хозяева есть...
— Да брось ты, Захар, дипломатию разводить, дядька Гаманек правду говорит, — согласился Каспар Круминь. — И Лайзан стоит того, и делиться тут нечего...
— Добрый ты в последнее время стал! — тонко уколол Каспара Захар. — Ну ладно, такие дела по осени решают, а сейчас надо гостям отдых дать.
Якуб Панасович забрал Лапо и Березинца к себе, разошлись и остальные. Восилене, выпроводив Каспара, начала хозяйничать на кухне. Алесь с Анежкой вышли погулять и вскоре очутились на опушке леса. Алесь вспомнил, что где-то здесь встретился он с Аделей Гумовской. «Нет уже тех негодяев», — подумал он и обнял Анежку. Потом они сидели на пригорке, и прямо перед ними, далеко внизу, расстилалось село Долгое. От станции в поля уходили столбы, и Алесь представлял себе, как связаны теперь одним проводом три селения. «Будто одна у них система кровообращения...»
— А вон и наша хата! — прижав к себе девушку, показал Алесь.
Из белой трубы на краю села вился сизый дымок, и Алесь догадался, что мать готовит ужин. Анежка ничего не ответила Алесю. Из соснового леса, где, очевидно, собиралась на гулянку молодежь, долетела песня:
Рано, рано, дочушка,
Спрашиваешь мать:
— А где тот порожек,
Чтоб счастья искать...
— Ой, Йонинес! Праздник! — вскрикнула Анежка и, схватив Алеся за руку, потащила к роще.
Алесь, поддавшись ее порыву, бежал некоторое время рядом, потом посоветовал:
— Давай посидим здесь где-нибудь, посмотрим со стороны. Это ж интересно!
Анежка согласилась. Они присели на полянке за кустом крушины. Сквозь раздвинутые ветви увидели стайку пергалевских девчат, которые ходили между деревьями с венками в руках и пели:
Учит мать дочушку:
— По лесам да в поле
Ищи, ищи, дочушка,
Найдешь счастье-долю!
— Как хочется к ним! — забеспокоилась Анежка, но Алесь удержал ее. — Видишь, сколько их!
С другой стороны приближались эглайненские хлопцы и девчата. Среди них, обнявшись, шли Петер и Марта. «И у них порядок!» — удовлетворенно подумал Алесь. Латышки пели:
Что за хлопцы у соседей — лиго, лиго!
Лежебоки, домоседы — лиго, лиго!
Их ворота пораскрыты — лиго, лиго!
У них косы не отбиты — лиго, лиго!
Этот вызов девчат не остался без ответа. Ватага эглайненских хлопцев, окружив девчат, загудела басами:
У соседок неизменно — лиго, лиго!
В хате мусор по колено — лиго, лиго!
Днем они храпят на печке — лиго, лиго!
А потом поют весь вечер — лиго, лиго!
И еще белели рубашки и кофточки у Долгого, долетала песня, хотя слов и не было слышно.
— Да это же они, наверное, на репетицию собираются! — догадался Алесь. — Кажется, Ярошка говорил об этом... Тебе там тоже хочется быть?
Анежка вздохнула:
— Больше всего мне хочется быть с тобой...
— Вот и хорошо.
И все-таки они оба, когда молодежь собралась, не сговариваясь, пошли на площадку. Растрепанный, красный, возбужденный, Ярошка метался перед хором, но из-за шуток и разговоров долго не мог начать репетицию. Анежка и Алесь в хор не пошли и обрадовались, когда в толпе зрителей встретили Йонаса и Зосите.
