— Так вы говорите, это элимы? — спросил Иоанчик, указывая на траву.

— Это — нет, — отозвался археолог. — Но они здесь часто встречаются.

— И вообще, зачем забивать себе этим голову? — заметил аббат. — Зачем заучивать названия, когда знаешь сам предмет?

— Для поддержания беседы.

— Тогда можно каждый раз придумывать новое название.

— Конечно, — согласился археолог. — Но для разных людей, к которым обращаешься, пришлось бы одно и то же называть по-разному.

— Это солецизм, — сказал аббат. — Не к которым обращаешься, а которых обращаешь. В веру, разумеется.

— Да нет же! — возразил археолог. — Во-первых, сказать такое было бы варваризмом, а во-вторых, это абсолютно не соответствует тому, что я имел в виду.

Они направлялись к гостинице Барридзоне. Аббат доверительно взял Афанарела под руку.

— Я готов с вами согласиться… — сказал аббат. — Но все равно до конца я этого не понимаю.

— Ну, это уж в вас профессиональные, простите, конфессиональные навыки заговорили.

— Да, кстати, как у вас обстоят дела с раскопками?

— Мы очень быстро продвигаемся вперед. Вдоль линии Веры.

— А что она из себя представляет? Ну, в нескольких словах?

— О… — сказал архелог. — Я даже не знаю… Ну, если… — Казалось, он подбирает слова. — Ну, если совсем приблизительно, проходит она недалеко от гостиницы…

— А мумии вам попадались?

— Да, мы едим их на завтрак, обед и ужин. Между прочим, вкусно. Обычно они хорошо препарированы, но иногда специй многовато.

— Мне тоже довелось отведать мумий, но это было давно в Долине Царей, — сказал аббат. — У них это фирменное блюдо.

— Но там они их делают сами. А наши — настоящие.

— Терпеть не могу мясо мумий, — сказал аббат. — Ваша нефть и то лучше. — Он отпустил Афанарелов локоть. — Простите, я сейчас.

Археолог увидел, как аббат разбежался и сделал двойное сальто. Приземлившись на руки, он начал крутить колесо. Сутана развевалась вокруг его тела, прилипая к ногам и обтягивая выпуклые икры. Иоанчик выполнил дюжину оборотов, застыл в стойке на руках, а потом резко приземлился на ноги.

— Я воспитывался у Эудистов, — объяснил он археологу. — Учиться у них тяжело, но потом это благотворно сказывается как на вашей душе, так и на вашем теле.

— Я сожалею, что не вступил на путь веры, — сказал Афанарел. — Глядя на вас, начинаю понимать, сколько я потерял.

— Но ведь вы в целом преуспели в своей области, — сказал аббат.

— Найти линию Веры… В моем-то возрасте… — пробормотал археолог. — Слишком поздно…

— Зато молодежь сможет воспользоваться вашим открытием.

— Наверное.

Взобравшись на холм, они наконец увидели вдали гостиницу Барридзоне. Прямо перед ними пролегала на опорах, сияя в солнечных лучах, новенькая железная дорога. Справа и слева от нее возвышались две высокие песчаные насыпи, а сама она исчезала за следующей дюной. Рабочие вбивали в шпалы последние скобы: сначала был виден отблеск от столкновения молотка с головкой скобы, и только потом издалека доносился шум удара.

— Так они же разрежут гостиницу пополам!.. — ахнул Иоанчик.

— Да… По их подсчетам получается, что без этого нельзя.

— Глупость какая! — воскликнул аббат. — Не так-то много гостиниц в округе!

— Мне тоже так кажется, — сказал археолог. — Но Дюдю решил иначе.

— Этот Дюдю совсем тю-тю… — заключил аббат. — Создается впечатление, что он сделал это нарочно. Однако я-то знаю, что это не так.

Они замолчали, тем более что шум становился невыносимым. Желтое с черными шашечками такси отъехало в сторону, уступая место железной дороге; гепатроли цвели так же пышно, как и прежде. По обыкновению, над плоской крышей гостиницы стояла дрожащая, напоминающая мираж, дымка, а песок оставался по-прежнему желтым, сыпучим и манящим. Что касается солнца, то оно сияло без перемен, а граница темной холодной зоны, простирающейся далеко позади, матовой и безжизненной, уходящей налево и направо, была скрыта от взгляда Афанарела и Иоанчика зданием гостиницы.

Карло и Моряк прекратили работу, во-первых, чтобы дать пройти аббату и Афанарелу, а во-вторых, потому, что надо было сделать перерыв. Чтобы продвинуться дальше, необходимо было снести часть гостиницы, но сначала надо было вынести оттуда тело Барридзоне.

Тяжело ступая, рабочие медленно зашагали к штабелям рельсов и шпал, дабы подготовиться к укладке следующего отрезка пути. Тонкий контур стального подъемника четко вырисовывался над сваленными в кучу строительными материалами, врезаясь в небесную синь черной рамкой треугольника.

Рабочие карабкались по насыпи, подъем был очень крутой, и им иногда приходилось опираться на руки; затем они быстро сбежали с другой стороны по склону вниз, но этого уже ни аббат, ни его спутник не видели.

Афанарел и Иоанчик зашли в большой зал ресторана; археолог закрыл за собой застекленную дверь. Внутри было душно, по полу стлался идущий от лестницы запах лекарств, зависающий на уровне бараньей головы и заполняющий собой все укромные уголки зала. В ресторане было пусто.

Они подняли головы: сверху доносились чьи-то шаги. Аббат направился к лестнице и начал восхождение на верхний этаж. За ним проследовал и археолог. От сильной вони становилось дурно. Афанарел старался не дышать. Поднявшись, они зашагали по коридору второго этажа и по доносившимся голосам определили комнату, где находился труп. Они постучались — им разрешили войти.

Останки Барридзоне покоились в большом ящике: хозяин гостиницы уместился там во всю длину лишь потому, что вследствие происшедшего он стал несколько короче. Осколок черепа покоился на его физиономии — вместо лица у него была масса черных вьющихся волос. В комнате был еще Анжель — он разговаривал сам с собой, но, когда увидел археолога и аббата, замолчал.

— Здравствуйте! — сказал аббат. — Как дела?

— Да так… — отозвался Анжель.

Он пожал археологу руку.

— Мне показалось, вы что-то сказали, — промолвил аббат.

— Я боялся, что он заскучает, — сказал Анжель. — Пытался поговорить с ним. Вряд ли он меня слышал, но в любом случае это должно было успокоить его. Хороший был человек.

— Мерзкая история, — произнес Афанарел. — После такого просто руки опускаются.

— Да, — сказал Анжель. — Вот и профессор Членоед так считает. Он сжег свой самолет.

— Черт! — воскликнул аббат. — А я-то думал, мне удастся посмотреть, как он летает.

— Зрелище ужасающее — сказал Анжель. — Так говорят, по крайней мере…

— Почему?

— Потому что не видно ничего. Этот самолет слишком быстро летал. Только гул было слышно.

— А где профессор?

— Наверху, — сказал Анжель. — Ждет, когда за ним придут.

— А что он такого сделал?

— В списке его пациентов сравнялся счет, — объяснил Анжель. — Он боится, что практикант не выживет. В данный момент, должно быть, он режет ему руку.

— Что, опять самолет? — поинтересовался Иоанчик.

— Мотор его укусил, — сказал Анжель. — Тут же была занесена инфекция. Так что теперь руку надо ампутировать.

— Все это очень неприятно, — сказал аббат. — Наверняка никто из вас еще не был у отшельника.

— Нет, — признался Анжель.

— Тогда тут нет ничего удивительного, — сказал аббат. — Вам предлагают первоклассный мученический акт, способный действительно принести утешение, и никто даже не сподобился посмотреть…

— Мы уже в Бога не верим, — сказал Анжель. — Что касается меня, то я больше думаю о Бирюзе.

— Мне она совершенно не нравится, — сказал аббат. — И подумать только! Вы же можете трахнуть приятельницу Афанарела!.. Какой же вы все-таки зануда с этой вашей мягкотелой женщиной.

Археолог смотрел в окно и не принимал участия в беседе.