— В буфете, — уже успокоившись, ответил Толстен.

— А теперь спите, — сказал Афанарел.

Он подошел к постели, заботливо подоткнул одеяло и погладил Мартена по голове.

— Может, он просто в магазин пошел.

Мартен только шмыгнул носом и так ничего и не ответил. Казалось, истерика у него прошла.

Археолог открыл буфет и без труда обнаружил там рядом с банкой кузнечиков в томате бутылку «Куэнтро». Он вынул оттуда также три изящные рюмочки, весьма кстати найденные на месте раскопок за несколько недель до этого. Несколькими тысячелетиями ранее, как полагал Афанарел, они использовались царицей Нишалити для успокаивающих глазных ванночек. Он поставил все это на поднос, затем соорудил бутерброд для Меди и, присовокупив его ко всему остальному, направился со своей ношей обратно в палатку.

Аббат, сидя на кровати рядом с Медью, успел уже расстегнуть верхние пуговки ее блузки и с пристальным вниманием заглядывал внутрь.

— Очень интересная девушка, — сказал аббат, завидев Афанарела.

— Да? — спросил археолог. — А чем именно?

— Как вам сказать, — начал аббат, — это трудно сформулировать. Может быть, всем сразу, однако и отдельными частями, несомненно, тоже.

— А вы себе разрешение на осмотр выписывали? — поинтересовался Афа.

— Тут у меня абонемент, — сказал аббат. — С моим-то образом жизни, сами понимаете…

Медь хохотала без тени смущения. Блузку свою она так и не застегнула. Афанарел тоже не смог сдержать улыбку. Он поставил поднос на стол и протянул Меди бутерброд.

— Какие крошечные рюмочки! — воскликнул аббат. — Жаль, что ради этого я целый бланк испортил. Tunquam adeo fluctuat nec mergitur[1].

— Et cum spiritu tuo[2], — вторила ему Медь.

— Открывай роток, заглотни чуток, — закончили хором Афанарел и аббат.

— Слово Иоанчика! — воскликнул последний, почти не переводя дыхания. — Как хорошо, что я напал на таких религиозных людей, как вы!

— У нас работа такая, — пояснил Афанарел. — Мы должны все это знать, хотя при этом мы скорее неверующие.

— Слава Богу! А то я уже испугался, — сказал Иоанчик. — Начал ощущать себя тайным грешником. Но это уже позади… И что же мне привидится, когда я выпью сей ликер «Куэнтро»? Пик Рака?

Афанарел открыл бутылку и наполнил рюмки. Аббат встал, взял одну из них, рассмотрел содержимое, понюхал и выпил.

— М-да, — сказал он. — И снова протянул рюмку археологу.

— Ну и как? — спросил Афанарел и налил ему еще.

Аббат опустошил вторую рюмку и ушел в себя.

— Омерзительно, — произнес он наконец. — Нефтью воняет.

— Значит, я взял не ту бутылку, — решил археолог. — Там с нефтью была такая же.

— Можете не извиняться, — сказал аббат. — Пережить это можно.

— Высококачественная нефть как-никак! — успокоил его археолог.

— Можно я пойду поблюю? — спросил Иоанчик.

— Пожалуйста… А я пока схожу за другой бутылкой.

— Поспешите, — сказал аббат. — Весь ужас в том, что эта гадость опять окажется у меня во рту. Ничего не попишешь. Придется зажмуриться.

И он ринулся к выходу. Медь смеялась, лежа на постели и положив руки под голову. Ее черные глаза отражали блики газового света, крепкие красивые зубы поблескивали в полутьме. Афанарел все еще стоял в замешательстве, однако, когда он услышал громкое рыгание Иоанчика, его испещренное морщинами, словно лист пергамента, лицо окончательно разгладилось.

— А он милый, — сказал археолог.

— Дурак он, — сказала Медь. — И вообще, непонятно, священник он или нет. Но руками неплохо работает и вообще забавный.

— Считай, что тебе повезло, — сказал Афанарел. — Пойду принесу «Куэнтро». А ты все-таки не спеши. Вдруг тебе Анжель больше понравится.

— Конечно, — согласилась Медь.

Аббат опять замаячил у входа.

— Можно войти? — спросил он.

— Разумеется, — сказал Афанарел и пропустил Иоанчика в палатку, а затем вышел, прихватив с собой бутылку с нефтью.

Аббат уселся на складной парусиновый стул.

— Я не буду садиться рядом с вами, а то от меня блевотиной тянет, — объяснил он. — У меня ботинки с пряжками и те запачкались. Стыд какой. А сколько вам лет?

— Двадцать, — ответила Медь.

— Слишком много, — сказал аббат. — Скажите «три».

— Три.

Аббат снова схватился за четки и стал перебирать их со скоростью автомата для чистки горошка. Афанарел вернулся как раз в ту минуту, когда тот заканчивал последнюю молитву.

— А! — воскликнул аббат. — Посмотрим, удастся ли мне удержать в себе ликер.

— Ну что вы такое говорите! — поморщилась Медь.

— Извините, — сказал аббат, — но довольно трудно удерживаться на волне высокой духовности, особенно когда тебя только что вырвало.

— Безусловно, — согласилась Медь.

— Очень точно подмечено, — кивнул Афанарел.

— Так что давайте выпьем, — сказал аббат. — А потом я пойду искать Клода Леона.

— Может быть, нам стоит пойти с вами?

— Но… — Аббат замешкался. — А спать вы не собираетесь?

— Мы вообще очень редко спим, — пояснил археолог. — Когда спишь, столько времени теряешь даром!

— Верно, — согласился аббат. — Не понимаю даже, зачем я вам задал этот вопрос, поскольку сам я тоже никогда не сплю. Вообще говоря, мне даже немного обидно: я думал, я один такой. — Он помолчал. — Действительно, обидно. Но терпеть можно. Налейте-ка мне еще «Куэнтро».

— Прошу, — сказал археолог.

— Да… — произнес аббат, рассматривая ликер на свет, — это совсем другое дело. — И пригубил рюмку. — Это, по крайней мере, и во рту подержать приятно. Но после нефти даже и тут чувствуется привкус ослиной мочи. — Он выпил все до дна и пошмыгал носом. — Одно слово, гадость, — сказал он в заключение. — Так мне и надо! Нечего себе индульгенции все время выдавать!

— Плохой ликер? — удивился Афанарел.

— С ликером все в порядке, — сказал Иоанчик. — Только в нем всего сорок три градуса, и баста. Это вам не «Аркебуза» — там девяносто пять, и не чистый спирт. Когда я был священником в Сен-Филип-дю-Руль, я прихожан во время богослужений «Аркебузой» поил. Огненные были богослужения, черт побери!

— Что же вы там не остались? — поинтересовалась Медь.

— Это они меня оттуда выкинули, — вздохнул аббат. — Инспектором назначили. Все равно что уволили!

— Ну, теперь вы хотя бы имеете возможность мир повидать, — сказал Афанарел.

— Да, — согласился аббат. — И я этому очень рад. Пойдемте поищем Клода Леона.

— Пойдемте, — сказал Афанарел.

Медь поднялась с постели. Археолог протянул руку к фонарю и слегка притушил пламя, чтобы тот стал теперь ночником, после чего все трое покинули темную палатку.

— Уже долго идем, — сказал Афанарел.

— Да? — удивился Иоанчик. — А я и не заметил. Воспарил мыслию… самой обычной, правда, о величии Господа и ничтожестве человека, оказавшегося в пустыне.

— Да, — сказала Медь. — Нового здесь действительно мало.

— Обычно у меня в мыслях совсем не то, что у моих сотоварищей, — продолжал Иоанчик. — Это и составляло прелесть моих воспарений и придавало им в то же время очень личный характер. Однако на этот раз я изобрел велосипед.

— Интересно, как это у вас получилось? — удивился Афанарел.

— Правда, интересно? — подхватил Иоанчик. — Раньше я и сам не понимал, за счет чего так получается, но теперь я просто играючи достигаю нужного эффекта: подумал о велосипеде — и готово.

— После ваших пояснений кажется, что это совсем несложно, — сказал Афанарел.

— Да, — подтвердил аббат, — но не стоит обольщаться, это всего лишь иллюзия. Что это там, впереди?

— Не вижу, — сказал Афанарел, пялясь вдаль.

— Человек какой-то, — сказала Медь.

— А… — сказал Иоанчик. — Может быть, это Леон?

— Вряд ли, — возразил Афанарел. — Я здесь утром проходил — тут ничего не было.

Беседуя таким образом, они тем временем приблизились к обсуждаемому объекту. Не слишком быстро, правда, ибо объект передвигался в том же направлении, что и они.