Он попытался запомнить название улицы, повторяя его снова и снова. Слова перемешались у него в голове. Он с трудом поднял руку, чтобы остановить летящее мимо такси. Летящее? Нет, скорее прыгающее. Как кролик.

Он сел в машину, и слезы хлынули у него из глаз. Неважно, видит ли таксист, что он плачет, ему наплевать. Фредерик закрыл лицо ладонями и плакал, пока у него больше не осталось слез. Он вытер лицо и подумал, каким жалким покажется Стелле. И вдруг осознал, что это первая разумная мысль, пришедшая ему в голову после того, как он увидел Мартина Данелиуса в дверях кафе.

Она стояла в саду, когда он приехал. Стояла, разумеется, только в его воображении. В мире иллюзий ее инвалидность была нормальным явлением. Колеса застревали в опавших листьях под яблонями. Фредерик расплатился с таксистом и проводил отъезжавшую машину взглядом. Он боялся заговорить со Стеллой. Эти длинные светлые волосы. Эта хрупкая фигурка. Сияющие глаза. Как изумруды. Или стразы. Не все то золото, что блестит. Фальшивые бриллианты сверкают так же ярко, как и настоящие. Все зависит от того, кто смотрит на шею. Шею, которую можно обхватить руками.

И сдавить.

Весь дрожа и стараясь дышать спокойно, он медленно шел к девушке. С каждым шагом он видел ее все четче. Она не иллюзия. А женщина в инвалидном кресле. Настоящая. Живая.

— Привет, Стелла.

Она протянула к нему руки. Фредерик видел тепло в ее глазах. Или это было ожидание? Ее бледные щеки покрылись легким румянцем. Губы приоткрылись. Он чувствовал, что терять ему нечего. Все уже потеряно. Вначале было слово, но еще раньше была любовь. Фредерик взял ее за руки. Они были теплыми. Он поцеловал их одну за другой в ладонь и прижал к своим щекам. Такие теплые, сильные… Не отпуская ее рук, он присел на корточки, и их лица оказались на одном уровне.

Стелла улыбнулась.

— Папа сказал, ты спрашивал мой адрес… я надеялась… Ведь я позвонила ему и попросила твой номер телефона. Это смелый поступок для женщины-инвалида. Может, я бы так и не отважилась позвонить сама…

Он больше не мог сдерживаться. Опустился перед ней на колени, не обращая внимания на мокрые листья. И поцеловал. Сначала осторожно, словно спрашивая у нее разрешения, потом, когда она ответила на поцелуй, — страстно, отчаянно. Пахло мокрой землей, но Фредерик чувствовал только аромат цветущих яблонь весной и зрелых яблок осенью. Ему пришло в голову, что жизнь — это не спуск по наклонной плоскости, а ровная дорога, по которой при желании можно вернуться назад и именно там встретить свое счастье.

Фредерик выпустил Стеллу из своих объятий, чтобы заглянуть ей в лицо. Сияющие глаза. Улыбающиеся губы. Он чувствовал ее дыхание на своей коже.

— Я поняла это, как только увидела тебя, — сказала молодая женщина. — Ты стоял в саду, и я подумала: «Это он». Но я старалась не выдать себя. Боялась поверить, что это возможно. — Она снова улыбнулась: — Пойдем в дом. Помоги мне с креслом. Так будет быстрее. Это единственный раз, когда я прошу тебя о помощи. Только тебя, никого другого.

Он вскочил, взялся за спинку кресла и покатил его к крыльцу. Перед дверью остановился, заметив, что колеса запачканы землей.

— Внеси меня в дом, Фредерик. Оставь это чертово кресло на крыльце. Притворимся, что я вывихнула ногу. Я хочу хоть на несколько минут почувствовать себя нормальной женщиной.

— Для меня ты — самое нормальное в этом безумном мире. Мне кажется, я…

Стелла обняла его за шею, заставив замолчать. Фредерик вдохнул свежий аромат ее волос и понял, что сейчас снова заплачет. Он поднял ее на руки и подумал: она легкая как перышко и хрупкая как стекло, а стекло — дитя песка и огня.

Он легко перенес Стеллу через порог и закрыл дверь. Взглядом спросил куда, и она кивком указала на дверь в конце коридора. Фредерик отнес ее туда и распахнул дверь ударом ноги. Стелла спрятала лицо у него на груди и прерывисто дышала. Светлая комната. Синяя постель. Серое покрывало. Ракушки на окне.

Он осторожно опустил свою ношу на постель. Стелла была в той же белой блузке и синих джинсах, что и в день их первой встречи.

— Присядь со мной рядом, Фредерик. Позволь мне почувствовать себя здоровой и нормальной.

— Я уже сказал, для меня ты — нормальная, Стелла.

— Но я не могу сделать все, что хотела бы сделать в этот момент.

Фредерик снова поцеловал ее и начал осторожно расстегивать пуговки на блузке. Он поцеловал ее в шею. Руки Стеллы потянулись к его рубашке. Он осторожно снял с нее блузку и сорочку, чтобы ничто не мешало им чувствовать друг друга. Потом стянул джинсы и погладил ноги, неподвижно лежащие на покрывале. Она тоже могла бы быть статуей. Но не как мама. Совсем не как мама. Фредерик лег рядом со Стеллой и заметил, что она плачет. Он тоже начал плакать. Слезы лились ручьем. Руки легкие, как бабочки. Его ноги на ее ногах.

— Фредерик, ты помнишь, что я сказала? Я могу иметь детей.

— Я хочу, чтобы у нас были дети.

Ее аромат. Он готов был вдыхать его всю жизнь. Ее волосы — как тонкое покрывало. Теплые руки. Мягкий смех. Вся она — как солнечная полянка в лесу. Мягкий мох. Его тело, вернувшееся к жизни. Красивое в ее карих глазах. Море и бесконечность. Черное и белое. Ее губы на его щеке. Его глаза над лесами и лугами. Лихорадочные фантазии на пути к горизонту, чтобы никогда не вернуться. Мечты, завернутые в шерстяной плед. Травяные настои. Движение тел, подобное колыханию высокой травы в поле. Солнце, выглядывающее из-за туч в дождливый день. Крики и тишина. Грех и прощение. Обещание никогда не разлучаться.

Он не знал, сколько времени они пролежали рядом. Знал только, что в ее объятиях ему не холодно. Пальцы Стеллы обвели контуры его губ. Она прижалась к нему. Зарылась лицом в его волосы. Улыбнулась.

— Шведские дети знают сказку о Хайди?

— Я знаю. Хайди пришлось жить у своего бедного дедушки на хуторе в Альпах. Мне всегда было ее жалко. Она была такой свободной…

— А помнишь, в этой книге была другая девочка, по имени Клара? Она жила в красивом старом доме с очень обеспеченными родителями. Каждое утро к завтраку у них был свежий хлеб. Brötchen, как мы говорим. У нее были длинные светлые волосы, как у меня. И она тоже сидела в инвалидном кресле, как я. Правда, в конце книги она снова смогла ходить. Так ведь всегда происходит в сказках. Я завидовала ей в детстве. Она мне очень нравилась. Странно, да? Завидовать больной девочке? Словно я уже тогда знала, что со мной случится. Но теперь я ей больше не завидую. У нее не было того, кто мог бы подхватить ее на руки, раздеть и сделать самой счастливой женщиной на свете.

— Может, она тоже нашла свое счастье? За пределами книги, разумеется.

— Мне почему-то так не кажется.

— Ты выйдешь за меня замуж?

Стелла улыбнулась.

— Говоря о Кларе…

— Говоря о тебе.

— Фредерик, ты не обязан на мне жениться. Я никогда не смогу ходить. Того, что сейчас между нами произошло… мне достаточно.

— А мне нет.

Он спрятал лицо, чтобы не видеть «нет» в ее глазах. Погладил по животу, бедрам. Нарисовал узор на левой ноге. Ее ноги были покрыты легким белым пушком. Как одуванчики, подумал он.

— Не торопись, Фредерик. Не ради меня, а ради себя.

— Мне не нужно время.

— А мне нужно. Если я правильно помню, Хайди прятала хлеб, чтобы отдать дедушке. У него были больные зубы. Но когда пришло время возвращаться домой, хлеб стал черствым, как камень. Такое случается, когда чего-то очень сильно хочешь. Дай мне немного времени, Фредерик. Чтобы продлить эти мгновения, которые кажутся мне раем.

— Раем?

— Да, мне кажется, что я стою на самой вершине огромной горы. Наверное, это звучит банально, но именно так я себя и чувствую. Потрясающее ощущение.

— Тогда я могу подождать.

Фредерик сказал правду. Он может подождать. И все остальное тоже может подождать. Например, разговор со Стеллой об Эсбьёрне Алениусе и о задании, которое он получил от Михаэля. Неужели все в этом мире — иллюзия? Как гребень Клеопатры, например. Нет, он не хотел думать об этом сейчас. И не хотел рассказывать Стелле. О том, что произошло в последнее время. О разговоре с Михаэлем.