• грядка удобрена на 5–10 лет;

• питательные вещества для растений вырабатываются медленно, бережно, только в тёплую пору;

• в канаву можно поместить содержимое выгребной ямы и организовать таким образом возврат органики в почву (у брезгливого огородника эта часть органики обычно пропадает — он её фактически уничтожает с помощью ЭМ-препаратов или оксизина);

• на грядке благодаря «горению» древесины устанавливается микроклимат, способствующий растяжению вегетативного сезона;

• избавление от «услуг» костра — это и вклад в оздоровление окружающей среды.

Организовать сооружение альпийской грядки можно так: вырыть на грядке канаву и заполнять её по мере поступления органики. А чтобы пауза, когда грядка фактически служит «мусорной корзиной», не показалась чересчур длинной, альпийские грядки можно делать короче. Заполненная грядка укрывается, как было описано выше, и засевается подходящими сидератами или их смесью.

Надо ли говорить, что так удобренная грядка не может навредить растениям. И, вместе с тем, в дело, а не в небо, пущена органика, сама по себе бесценная, но непригодная для обычного разложения на поверхности грядки.

Теперь в течение долгих лет в тёплое время года органика будет разлагаться — как раз тогда, когда у растений наибольшая потребность в углеродном и минеральном питании, т. е. фактически грядка будет постоянно удобренной. На ней будет расти обильная биомасса — и это тоже будет поддерживать плодородие грядки.

Процедуру сооружения альпийской грядки можно сделать непрерывной. Каждый год в саду–огороде появляется изрядное количество органики, которую, чаще всего, сжигают.

Стало быть, каждый год можно сооружать новую альпийскую грядку, или сделать её непрерывной: продвигать по мере заполнения канавы и засевать. Сначала — сидератами, которые поглотят возможный избыток азота, а потом — и культурными растениями.

БА: Пепел, оставшийся после сжигания растений, является, безусловно, ценнейшим удобрением, и возврат пепла в почву есть акт, способствующий кругообороту веществ в природе, потому что в пепле собирается вся та часть таблицы Менделеева, которую растения вытянули из почвы. Всё это так. Но…

Не дают покоя детские воспоминания. Ухожу в школу — рубашка беленькая. Возвращаюсь — вся в чернилах. То ручка не так упадёт, то «непроливашка» перевернётся (хоть и был я круглым отличником, но не пай–мальчиком). И каждый раз мама отстирывает рубашку, и ухожу я назавтра в школу в беленькой… А ведь тогда даже мыло хозяйственное было дефицитом. Всю чистоту наводили с помощью золы.

Страшно представить себе, как жили мы без упаковок, на которых перечисляются глицерины, стеарины, натрия пальмитаты, кокоаты и прочие фосфаты. Уже в детстве я знал, что зола — сильная щёлочь, видел мамины руки после стирки. Тем более что нас у неё — вместе с отцом — было шестеро! И когда сейчас читаешь рекомендации типа «посыпь обильно золой приствольный круг яблони», сразу приходят на память разъеденные золой мамины руки.

Ведь в этом кругу могут найти себе пристанище жабы, дождевые черви, златоглазки, ящерицы, жужелицы… У жаб и червей нежнейшая кожа. И если зола снимала чернильные пятна с рубашки, то что делает она с кожей подвернувшихся под руку жаб и червей! Трудно даже вообразить себе, как «горят синим огнём» эфемерные крылышки златоглазок. Ящерица, конечно, может удрать и отряхнуть с себя золу. А если зольная экзекуция придётся на пору, когда земноводным холодно и они неподвижны? Хитину жужелицы зола, по–видимому, нипочём. А если в гнезде ещё необхитиненная мелюзга?

Слишком размашисты эти рекомендации, выдаваемые без оглядки на живой мир огорода.

Вот ещё образчик подобной рекомендации: «Если на всходы крестоцветных напала блошка, посыпьте их по росе золой». Мамма миа! Посмотри же на плоды трудов своих через несколько часов, полюбуйся на скукожившиеся листочки. Мало было дайкону блошки, так ещё и зола (по росе)! Нет, чтобы как–то смягчить удар, предложить, скажем, «опылить всходы золой в сухую погоду с помощью старых колготок», так ещё и подзуживают доверчивого читателя: «…заодно и почва удобрится». Дескать, сыпь, не жалей.

Или вот совет, как готовить ЭМ-настой: «…влейте столько–то миллилитров ЭМ–препарата, всыпьте полтора стакана золы…».

И смех, и грех… Левая рука не знает, что творит правая. Первая вливает в бочку инокулянт, а вторая — посыпает бактерии золой… Это зачем? Чтобы бактерии чистыми в гробиках лежали?

Правда, специалисты утверждают, что Хига Теруа, создатель ЭМ-технологий, испытывал наборы бактерий в щелочной среде. Но не различаются ли «щелочная среда» и «щёлочь» так же, как обращения «Милостивый государь!» и «Государь!» Не проще ли заменить эту возню более простой операцией: взять в левую руку крупную купюру, в правую — зажжённую спичку, и поднести их друг к другу? Я не ёрничаю, я недоумеваю. Ведь непригодность размашистых рекомендаций так очевидна — стоит лишь оглядеться.

И опять — можно было так же размашисто сказать о недопустимости использования золы в качестве удобрения. Но — импульсивность никогда не была и не будет добрым советчиком.

Я могу предложить два способа безопасного внесения золы в землю. Сознаю их ущербность — неуниверсальность, что ли (пусть поиск лучших способов будет своеобразным домашним заданием читателям). Первый способ удобрения почвы золой привязан к альпийским грядкам, второй — к поливам в бутылки.

Во–первых, сыпать золу на дно канавы можно совершенно спокойно. Зола оказывается ниже почвенного слоя, в котором снует всё живое, включая бактерии, а корни растений, рано или поздно доберутся до минералов.

Второй способ — более гибкий. Готовится зольный настой. И перед поливом в бутылки вливается по 2–3 ковшика настоя. Настой оказывается ниже зоны жизнедеятельности почвенной фауны, но корням растений минералы доступны.

«Так сложно о таком простом деле» — может посетовать иной читатель. Это–де чересчур осторожно. Но именно к осторожности я и призываю. Могу предложить моему ворчливому читателю простенький опыт: посыпать «клаптик» почвы горстью золы. И понаблюдать за этим пятном — оно долго будет безжизненным.

БА: Разговор о коровьей лепёшке надо начать издалека — с обстоятельного живого запомнившегося разговора о навозе вообще, который состоялся у меня в Уфе с башкирским ученым–энциклопедистом О. В. Тархановым.

Из выращенной во всем мире продукции растениеводства лишь 5% идёт в пищу людям, ещё 5% — на различные технические нужды, а оставшаяся львиная доля — на корм птице и скоту. И понятно, что без возврата навоза беспредметен разговор о кругообороте веществ в природе. Однако во всём мире навоз скапливается в хранилищах и, разлагаясь, вредит теряемыми питательными веществами (в основном, «парниковыми» газами) окружающей среде.

Возврату свежего навоза на поля препятствуют три серьёзных фактора. Первый — возможные патогены. Надо, чтобы они погибли, иначе за рубль, выигранный аграриями, медики заплатят десятью. Вторая причина — в свежем навозе содержится до 90% воды, и его экономически нецелесообразно везти на расстояние, больше, скажем, трёх километров. А если дождаться, пока он подсохнет, то везти на поле навоз, потерявший около 70% питательных веществ, — ещё бессмысленнее. И, наконец, из–за угрозы возникновения недопустимо высокой концентрации нитратов в растениях вносить в почву свежий навоз следует бережно, умеренными, можно сказать, смешными дозами — примерно одну тракторную тележку на гектар.

Словом, возврата навоза на поля практически нет во всем мире, и площадь плодородных земель неуклонно уменьшается — по 3 миллиона гектаров ежегодно. И эта непрекращающаяся убыль становится угрожающим геополитическим фактором.

Учёные, в частности, супруги Лилия Степановна и Олег Владимирович Тархановы, не только понимают масштаб этой проблемы, но и всеми силами способствуют её решению. Тархановы разработали технологию консервации всякого рода «гуано», спроектировали и построили опытную установку для изготовления экономически и экологически приемлемых смесей удобрений, но до промышленного внедрения их разработок ещё далеко.